Д. Быков. Слет Синий троллейбус, июнь 2022

Интервью с Дмитрием Быковым. Слет Синий троллейбус, июнь 2022
 

Она любила Баха, но не нас.

С тех пор мы все не можем слушать Баха.

В невинном «фуга» слышится фугас.

О память, память, осквернитель праха!

В любой толпе теперь я узнаю

нас, потаённо знавших друг о друге:

Всех, кто любил любимую мою,

И, упустив, возненавидел фуги.

Одна и та же горечь на губах.

Теперь мы – тайный орден «Контрабах».

 

Задуматься: и чем грозит разрыв?

Несчастный друг, простреленный навылет!

Отвергнутым любовником прослыв,

Сколь многих он теперь возненавидит!

Пейзаж, который видел их вдвоём;

Полуподвал, подъезд, пролёт, проём,

где поцелуй их обжигал прощальный;

весенний дождь, осенний окоём –

Как бы хрустальный, блин.

Как бы хрустальный! –

И Тютчев неповинно вставлен в ряд,

И бедный Блок за ним попал под молот:

влюблённые стихами говорят

И в результате слышать их не могут.

Прощаясь с ней, прощаешься со всем,

Что лучшего имел и бросил в топку.

Осталось только худшее. Зачем

Мне худшее? Я вынесен за скобку,

А Бах себе звучит. Ему плевать,

Что в связке с ним цитата и кровать.

 

Она любила море, ананас,

Жасмин, сирень, челесту, контрабас,

Халву, весну, зелёные чернила…

Да что там Бах! Не снисходя до вас,

Меня она действительно любила.

Не только крыши, улицы, дворы –

Я сам о ней свидетельствую, воя,

Я сам себе противен с той поры,

Как кровь и ржавь проигранного боя,

Как белый свет, в котором, на беду,

Я всякую секунду на виду.

 

Памяти Чехова

 

Умирать, по возможности, надо весело.

Не рыдать, не считать потерь.

Улыбаясь, встретить ангела-вестника,

возвещающего: «Теперь», –

И уже приготовившись к долгой, медленной –

обречён и чувствует сам, –

В свой последний год написать комедию

под названьем «Вишнёвый сад».

Здравствуй, сад старинный с аллеей вишенною,

по весне побелевший сплошь,

И облезлый барин с речью возвышенною,

не нашедший своих калош.

Ах, зачем огорчаться, к чему отчаиваться?

Догорать так уж догорать!

Если жить веселее не получается –

будем весело умирать.

Мой последний привет последним романтикам!

Их наследники – им под стать.

Здравствуй, милая девушка, губки бантиком, –

«Вечерами будем читать»!

И считать при свечке копейки медные —

плод возвышенного труда…

Ах, прощайте, добрые мои, бедные, –

я и сам ухожу туда.

Это что вдали – закат или зарево?

Бьёт крылами вестник конца…

Только то и осталось вспомнить под занавес,

как в окно смотрел на отца…

О, прости им Господь, что годы растрачивают,

что боятся глядеть вперёд…

Поглядеть бы назад, да дверь заколачивают.

Так, сестра моя! Наш черёд.

О, прощай, прекрасная, бесполезная,

отжитая дней череда:

Подошла лихорадка переотъездная –

навсегда, да и только куда?

Полно прятаться в глупую, бестолковую

преддорожную суету:

Не из прежней жизни в некую новую,

а из этой юдоли – в ту.

О, помянем, помянем мягкие, милые,

полудетские их черты,

О, помянем руки их неумелые

и возвышенные мечты –

Эту бедную-бедным интеллигенцию,

узость плеч и сиянье глаз, —

И дадим им прощальную индульгенцию –

напоследок. В последний раз.

И с улыбкой глянем глазами влажными,

пока времени не истекло,

На сады с усадьбами трехэтажными

и веранд цветное стекло,

На заветный шкап и щипцы каминные…

Слышен стук топора. Пора.

Плачут брат с сестрою. Прощайте, милые!

Здравствуй, новая жизнь! Ура.