Пулемет кончает, как баба

Пот стирая с теней – разогретых сопревших ляжек,
Клены пиками вздыбив, как властная госпожа,
Ошалелою девкой заря в вешних травах пляшет,
Платье тучи сорвав, степь насилует солнца жар.

Раздвигая лучи, взгромоздилась на грудь ухаба,
И кровавым дождем посекла казаков в затон
Говорят во степи: пулемет кончает как баба,
Почему так, друзья? Я махновцев спросил о том.

Суфражистка в ответ, радость выпятив грудью крупной,
Показала в колосьях подстреленный урожай:
“Сколько кончит мужик из берданки – три раза, друг мой,
За минуту, потом – перезаряжай”.

Да, сильнее вы нас, но палите все время мимо,
Пусть берданка длинней со штыком, чья знакома спесь,
Но не мягче ее раскалившийся ствол Максима,
Как живой бугорок, что у женщин под платьем есть”

Суфражистка ушла, плотской радости не изведав
Из озер карих глаз сталью льдинки метнула вдаль,
Напоследок пропев: “что ж, закончена, друг беседа?”
И заплакав навзрыд ливнем в тихую гладь пруда.

Мол, письма не писал,  пред тобою душой в исподнем
Я стою, а архаровец  в искреннем смехе крут…
Пусть письмо не дошло, друг, еще напишу я сотню,
Я ведь сам пулемет  но не баба, мой нежный друг.

Удивилась махновка, от слов перешла на жесты.
Я архаровцам крикнул: “Депешу ее не трожь”
Что стихи – то любовь с божеством, по природе женским
Что почти что, как ты, но не косит людей как рожь.

Вот закончим войну, и тогда расстелю я койки
На равнине лугов в изумрудной живой дали,
Повенчает нас поп, словно два пулемета бойких,
Чарку горькой налив, чтоб берданку опохмелить.

На тачанке женюсь, а тебя представляю с болью:
Мы в костюмах сатиновых  кружимся на лугу,
Но мужик пулемет, потому что картинку  к бою
Что в моем пиджаке, лишь для свадьбы приберегу.