Таланту А. П. Чехова. 1860-1904. Прощение

   В прощальный день я  по христианскому обычаю и по добросердечию своему –
прощаю всех...
   Торжествующую свинью прощаю за то, что она...
содержит в себе парзитирующие трихины, убивающие всех.
   Прощаю вообще всё живущее, теснящее, давящее и душащее...
как-то: тесные сапоги, корсет, подвязки и прочее недышащее.
   Прощаю аптекарей за то, что они приготовляют красные чернила.
Взятку - за то, что её берут чиновники, которым скромность  не мила!
   Прощаю березовую кашу и древние языки, которые изучает человеческий род -
за то, что они юношей питают и отраду старцам подают, а не наоборот.
   Прошаю журнал «Голос» - за то, что он закрылся и его теперь мыши могут кушать.
   Статских советников - за то, что они любят хорошо покушать.
   Мужиков - за то, что они плохие гастрономы.
   Прощаю я кредитный рубль скромный...
Кстати: один секретарь консистории, держа в руке только что добытый рубль,
говорил дьякону: «Ведь вот, поди ж ты со мной, отец дьякон!
Никак я не пойму своего характера! Возьмём хоть вот этот рубль к примеру... Что он?
Падает ведь, унижен, очернился паче сажи, осрамлён,
потерял всякую добропорядочную репутацию, а люблю его!
Люблю его, несмотря на все недостатки его,
и прощаю...
Ничего, брат, с моим добрым характером не поделаю!»
   Так вот и я доброе дело делаю! -
Прощаю себя за то, что я не дворянин и не заложил ещё имения отцов моих.
   Литераторов прощаю за то, что они ещё и до сих пор существуют –
стоят на принципах своих.
   Прощаю Окрейца за то, что его «Луч» не так мягок, как потребно вечности,
Прощаю Суворина, планеты, кометы, классных дам, её 
и, наконец, прощаю точку (.), помешавшую мне прощать всё и всех до бесконечности.
_______
Прощение.  Антон Павлович Чехов (1860—1904)
В прощальный день я, по христианскому обычаю и по добросердечию своему, прощаю всех...
Торжествующую свинью прощаю за то, что она... содержит в себе трихины.
Прощаю вообще всё живущее, теснящее, давящее и душащее... как-то: тесные сапоги, корсет, подвязки и проч.
Прощаю аптекарей за то, что они приготовляют красные чернила.
Взятку — за то, что ее берут чиновники.
Березовую кашу и древние языки — за то, что они юношей питают и отраду старцам подают, а не наоборот.
«Голос» — за то, что он закрылся.
Статских советников — за то, что они любят хорошо покушать.
Мужиков — за то, что они плохие гастрономы.
Прощаю я кредитный рубль... Кстати: один секретарь консистории, держа в руке только что добытый рубль, говорил дьякону: «Ведь вот, поди ж ты со мной, отец дьякон! Никак я не пойму своего характера! Возьмем хоть вот этот рубль к примеру... Что он? Падает ведь, унижен, осрамлен, очернился паче сажи, потерял всякую добропорядочную репутацию, а люблю его! Люблю его, несмотря на все его недостатки, и прощаю... Ничего, брат, с моим добрым характером не поделаешь!» Так вот и я...
Прощаю себя за то, что я не дворянин и не заложил еще имения отцов моих. Литераторов прощаю за то, что они еще и до сих пор существуют.
Прощаю Окрейца за то, что его «Луч» не так мягок, как потребно.
Прощаю Суворина, планеты, кометы, классных дам, ее и, наконец, точку, помешавшую мне прощать до бесконечности.