Рядом с фронтом продолжение 3

В серой зоне

9 марта каратели отступили в укрепрайон на территории бывшего ПО Краситель, и мы оказались в серой зоне. Далее военные действия проходили ежедневно как по расписанию. Вот типичный распорядок дня. Утром, обычно до 9-10 часов, стояла тревожная тишина. Тишину, как правило, первыми нарушали каратели, начиная довольно хаотичный минометный обстрел. Скоро к ним прилетал ответ. Танки союзников, время от времени меняясь для пополнения боезапаса, до заката вели непрерывный огонь по укрепрайону. Периодически укрепрайон обстреливали РСЗО, посылая разное количество ракет, и минометы. В сумерки артобстрел затихал. Теперь были слышны пулеметные и автоматные очереди. Видимо проходила зачистка от проникших в город карателей. В момент прекращения артобстрела укрепрайона каратели вытаскивали из убежища минометы и торопливо обстреливали город. Обычно в это время прилетал самолет и начинал долбить укрепрайон ракетами или  бомбами. Изредка самолет прилетал и на рассвете.   Дней десять после 9 марта, когда самолет улетал,  в восточной и юго-западной частях города  в небо поднимались клубы черного дыма, затем было хорошо слышны хаотичные взрывы.  Это горела бронетехника, и взрывались боекомплекты.  Думаю, что это была бронетехника карателей, потому что в этот период гауляйтер заявлял о посылке подкрепления карателям с целью возврата Рубежного под украинский контроль. И действительно, тогда, в темное время суток, было хорошо слышно передвижение бронетехники на  ул. Померанчука и отраженный свет ее фар. Однако, затем присутствие бронетехники практически не проявлялось. Либо эту бронетехнику уничтожили российские самолеты, либо каратели отвели ее вглубь укрепрайона. После этого каратели обстреливали город из минометов, как правило, во время пауз обстрела укрепрайона союзниками.
15 марта мина попала в соседский гараж в 40 метрах от нас. Осколками были разбиты три окна с восточной стороны нашего дома, и мы перебрались в его западную часть. Кусок солнечной панели из соседнего двора упал на крышу моего гаража, в нашем заборе из листового железа появилось множество рваных отверстий, с крыш одноэтажного и двухэтажного домов в 100 метрах к северу от места взрыва сорвало шифер. В гараже, в который попала мина, начался пожар. К нашему удивлению приехала пожарная машина, но спасти два автомобиля, горящих в гараже, не удалось. С 16 по 26 марта в переулке время от времени что-то взрывалось. Это не было похоже на взрывы мин. Вероятно, это были гранаты из АГС. Постепенно осколками были разбиты окна с южной и западной стороны нашего дома. После одного из таких взрывов на южной стороне дома стекла были пробиты стальными стержнями длиной около 15 мм и диаметром около 4 мм. Часть стержней застряла в стене, часть пробила стенку холодильника, остальные пробили два слоя гипсокартона, закрывавшего не используемый дверной проем в большую комнату, и один из них влетел в комнату и разбил стеклянную дверцу книжного шкафа. Этот стержень пролетел как раз через то место, где я сидел или спал на диване. После этого мы стали спать на полу в стороне от окон и закрытого дверного проема, а диван использовали как щит.  17 марта мы услышали оглушающий металлический звук. Мы выскочили на крыльцо и увидели, что целая металлическая секция забора была выбита вместе с опорами. Рядом с забором в метрах семи от дома лежала неразорвавшаяся мина без головки. В этот раз нам повезло. 19 марта около 22 часов боеприпас попал на южный скат крыши соседнего дома, расположенного в тридцати метрах от нас с южной стороны. Дом охватило пламя. Сестра испугалась, что пламя может перекинуться на ее дом. Однако ветер дул в противоположную сторону. Успокоившись, она начала звать соседей. Через несколько минут они отозвались. Это были отец и сын Ф, а с ними какая-то девица с мальчиком лет шести. Оказывается, они сидели в погребе под домом и выскочили оттуда, когда почувствовали сильный запах дыма. Сестра привела погорельцев в дом и поселила в комнате дочери, которая перебралась в комнату к нам.
Здесь я должен сделать отступление, чтобы рассказать о том, какие  запасы продовольствия и воды остались у нас к 19 марта. Основной запас воды в ванной был израсходован. Дело в том, что сестра продолжала соблюдать чистоту по мирным меркам. Значительная часть воды из ванной ушла на промывку унитаза и мокрую уборку. Осталась около 30 литров воды в бутылках и некоторое количество снега, собранного в полиэтиленовой бочке. На пять человек и двух собак при строгой экономии воды было максимум дней на десять. Далее унитаз не использовали. Во дворе справлять нужду было не только холодно, но и опасно. Поэтому использовали банки и ведро, которые опорожняли во дворе в период затишья.  Из продовольствия остался мешок картошки, килограммов по два-три сахара, муки и крупы, пакет чая, бутылка подсолнечного масла и 2 банки рыбных консервов. Основной едой стал суп с картошкой и крупой, чай с сахаром и с несложной выпечкой. Кроме картошки, остального хватило бы максимум на неделю – десять дней. Становилось понятно, что пребывать в доме мы сможем не долго, и нужно думать, когда и куда уходить. И тут к потребителям нашего скудного запаса добавились погорельцы - сразу четыре человека с большой собакой, у которых, как они сказали, не осталось ничего, в том числе  ни воды, ни еды. 19 марта я увидел женщину, бредущую по переулку на север. Спросил, не знает ли она что в северной части города. Она ответила, что не знает и идет, куда глаза глядят, потому что в ее доме выбиты все окна. И тут я ее узнал - это была Н из дома в соседнем переулке.  Спросил, осталась ли вода в ее доме? Она ответила, что осталась. Тогда я подошел к Ф и рассказал ему, что совсем рядом с их сгоревшим домом, есть вода. Нужно пойти туда и принести воды. Но из них за водой так никто и не пошел. Скорее всего, они боялись выйти из дома даже в свой двор. Тогда я сказал Ф, чтобы он хотя бы обратился к соседу по нашему дому (дом на два хозяина), возможно у него есть еще запас воды. Ведь Ф хорошо знал этого соседа. Ф не сдвинулся с места. Пришлось это делать сестре. Сестра долго стучала в соседские окна. Сосед вынес ей три литра воды в бутылках. Я рассказал сестре о нашем водном и продовольственном положении, при котором благотворительность не должна иметь место. Тем более, когда люди просто садятся на шею. Тысячи людей потеряли жилье, и ушли в пункты эвакуации и выдачи гуманитарной помощи. Это должны сделать и погорельцы. Сестра начала нервно доказывать, что не может поступиться принципами – мол, если с ней случится беда, то кто-то окажет помощь. (Потом случилась, но помощь не пришла.) Я сказал, что мы тоже скоро будем вынуждены уйти из дома, просто пребывание в доме погорельцев вынудит нас уйти раньше, возможно не в самый удачный момент. Уговорить сестру не удалось. Погорельцы сидели в нашем доме до упора, и ушли из дома вместе с нами.
С каждым днем обстрелы  усиливались. Крыша дома часто шумела, как будто шел сильный дождь или даже град. Сначала мы думали, что это падают осколки разорвавшихся мин или снарядов. Потом поняли, что в основном падают мелкие камешки, кусочки веток и деревянные щепки, которые выбрасываются высоко в воздух при пуске ракет РСЗО. С наступлением сумерек по переулкам рядом с нашим домом начинались перестрелки. Видно было, как летели малиновые огоньки трассирующих пуль. Часто пули пробивали со звоном металлические листы забора и цокали по стенам и крыше дома. Каждый вечер, как только темнело, близко от нас загорался дом. Перед этим слышен был выстрел со стороны карателей из укрепрайона, а боеприпасы, поджигающие дома, попадали на южные скаты их крыш. Стало ясно, что рано или поздно  может загореться и наш дом.
Дни проходили однообразно. Большую часть времени приходилось проводить в малоподвижном состоянии.  Две немаленькие дворняжки сестры, которые в мирное время были воспитаны как комнатные собачки, не реагировали ни на какие команды. Непрерывно они бегали из одной комнаты в другую. Любая наша попытка закрыть двери, чтобы не дул холодный  сквозняк, заканчивалась неудачей, потому что собаки умели открывать двери, нажимая лапами на дверные ручки. Если мы двери подпирали, то собаки начинали непрерывно прыгать на ручки и скулить. Когда были слышны громкие выстрелы и взрывы, собаки пугались, но при этом все же вели себя нормально. Но когда было относительно тихо и только становились слышны негромкие и далекие хлопки вылетающих ракет РСЗО, с собаками начинало твориться что-то невероятное. Они превращались в нечто подобное роботам, деревенели, двигались хаотично и затем начинали лезть на нас. Любые наши действия от ласки до крика не могли вывести собак из этого состояния. Если мы ходили, собаки путались под ногами и всячески нам мешали. Они были просто неуправляемыми. Особенно это было заметно в сравнении с собакой соседей, которая вела себя спокойно и подчинялась всем командам хозяина.
(продолжение следует)