Не страшно открывать душу

Какие перспективы я вижу для выхода этих записей в мир? (Потому что, как ни крути, всякое писательство, по природе своей, разве что кроме памятных дневников сугубо житейского и личного содержания, предназначено для читателя, и писать «в стол», без расчёта на публикацию, мне кажется, почти бессмысленно. <Это неправильно. Может быть и только один или несколько читателей. А может и не быть вовсе. Творчество созидает в первую очередь самого тебя. – 23 февраля 2004 года>) Я знаю, что по этой части среди соответствующей публики распространены честолюбивые замыслы и мечты. Такие мысли, естественно, вторгаются и в меня, но я хорошо понимаю, что согласиться с ними было бы подлостью с моей стороны, особенно с учётом того, о чём я пытаюсь писать.
Прошу поверить мне, я не преследую никаких честолюбивых целей и энергично отмахиваюсь и стыжу себя за любые подобные мысли. Быть может, я не совсем к месту начал говорить об этом: опасности славы очень далеко, но мне нужно разобраться в себе с этим раз и навсегда. Я, грязненький и маленький, только служу Свету, т.е. пытаюсь прислужничать.
Вспоминаю, что глубоко близкий мне и безмерно мною уважаемый <на тот момент> Лев Толстой говорил, что он уже одной ногой в могиле и что то, что он пишет … , выйдет уже, скорее всего, после его смерти. Такого алиби у меня нет, мне всего 19 лет; да и не мне, впрочем, примазываться к Толстому. Пишу я для того, чтобы, во-первых, оправдать своё пребывание в этом мире; во-вторых, многие вещи приходят к тебе только тогда, когда ты начинаешь писать; в-третьих, я чувствую, что должен выявлять, пусть худо-бедно, вовне то, что становится моим драгоценным достоянием – на память и поддержку себе и следуя словам: «Вы свет миру. Не может укрыться город, стоящий наверху горы. И зажегши свечу, не ставят её под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш перед людьми…» И я думаю так: моё дело написать, и если это действительно окажется кому-то нужным, то эти записки сберегут и выведут на всеобщее обозрение. Если же больше в них фарса и подлости души, то они окажутся невостребованными и навсегда останутся только моими.
Мне не страшно открывать свою душу: я никогда не смогу выразить и десятой доли своего сокровенного бытия, а главное во мне, то, в чём я есть и где обретаю истинную реальность, невыразимо вообще ни в чём. Да и перед кем я буду скрываться? Перед своими братьями? 22 мая, 17 июля 1993 года