Время плюшевых

Время плюшевых, Родина, вдруг подошло к концу,
Оказалось — не смерть, а ярость тебе к лицу
И весна, о которой хочется петь навзрыд.
Твой простор, что дождями северными изрыт,
Был надолго единым для пёстрых, глазастых нас.
А когда за большой бедой полыхнул Кавказ,
Было страха, Родина, меньше ведь, чем стыда,
И стыдом, а не страхом, полнились города.
Нас учили, что скоро все будут равны, ан нет —
Не похожа Россия на старый и новый свет:
Не модна, не способна остаться одною из,
Потерявшая гордость, скулящая "хэлп ми, плиз".
Ты себя раздавала, а нас прогоняла вон.
Идеальной улыбкой скалился Вашингтон,
Посадивши на гранты партийных твоих иуд,
Понимая, что эти — уж эти не предадут!
Ведь себя предавали, не чуя вины ничуть.
Ты сумела бы, Родина, лечь на мороз, уснуть,
Чтобы стало попроще, чтоб не было ничего,
Чтобы символом поколения моего
Стало слово "последний". Последний поэт, солдат,
Чтобы это словечко лупило нас, как приклад.
Ты же встала с мороза и вытерла милый грим —
Оказалось, красивее ты без него, чем с ним.
На тебя ещё скинут, и бремя обид, и зло,
Но уже всё случилось — и тройку-то понесло.
Это страшное время и это жестокий пир,
Ветер новой гражданской, но так и творится мир.
И, по-прежнему время записывая на айфон,
Идеальной улыбкой скалится Вашингтон.
Но не знает, не знает, что варвары тут не мы,
Что закончено счастье от подлости и сумы.
А тебя-то мы, Родина, празднуем все теперь:
Ты для нас королевна, для них же ты — дикий зверь.
Наконец ты вернула свою вековую суть —
Быть назло всякой смерти. И главное — не свернуть!
Эти трезвые годы — есть повод язык родной
Сделать нашей свободой, неподнятой целиной.
Наше сердце в Донбассе и бьётся оно сильней,
Наша воля на воле, так будет же правда в ней.
Посевная в разгаре, мы сеем весну опять,
Чтобы мир и свободу по осени собирать