Пишу не знаю чего теряю...

Пишу — не знаю чего теряю,

Быть может, жимолость на проспектах

Младого края, хвального рая,

Идущего, будто вектор

В шинели скошенной, вдвое сложенной;

Спешит трамвай по небрежным улицам,

Снегом и мерзостью припорошенным,

Как детство, юность, и всё, что крутится

По телевизору, по-земельному,

По-человечески, как по фактору,

Твоими бутцами, грязной верностью

Спешит трамвай к своему бенефактору.

Нескромно сложится, там — как сбудется,

Должно примяться по-идиотскому,

А рельсы режут седые улицы,

Наверно, очень не любят Бродского.

Сидели б в комнате, как покойники —

Такие ж бледные и могучие,

Такие ж смелые, да и вольные,

Такие давно уж живут от случая

Добиться власти иль вечной жизни,

Достичь небывалых высот в карьере,

До случая более чем капризного —

Вдохнуть всей грудью, открыть все двери.

Хотел бы тоже не видеть чуда,

Но солнышко светит и мир светлее,

В доме трамвая бьётся посуда,

В доме покойника пахнет елью.

Гвозди не вытащишь — не поможет.

Или развалишься, или сразу

Увидишь тёмно-злую дорогу,

Которая сверху и над каркасом

Дома, жилища, огромного хлева,

Трамвай где не ходит и мысли гоняют

Чужие плоды, что давно соспели

И с веток валятся. Пропадают.

Теряют время, сноровку, силы,

Пишу и вместе с ними теряю,

Вместе идём по утрам в могилы,

Вместе с закатом — в гости к трамваю,

Бьющему даже уже не посуду.

Он вспомнил, что жил всегда по-сиротски,

Сознался в любви покойному другу

И понял, что не о том писал Бродский.