На открытом воздухе
Смеркается. Настала тишина.
Поникла зелень в смутных чарах сна.
Томительной тоской душа полна,
Не знает утешения она.
Усталость хоть слегка меня хранит
От острого отчаянья сейчас:
Какой уж есть от бедствий жизни щит,
Раз всех надежд истратился запас.
Один я – и, похоже, навсегда.
На что б еще рассчитывать я мог?
Боль расставанья – главная беда,
От этого вдвойне я одинок.
Но помню рай неповторимых дней,
Волшебный мир, где был вдвоем с тобой,
И, словно наяву, душе моей
Далекий свет дороже и родней,
Чем этот сумрак, тишина, покой.
2
А все-таки, любимая, спасибо
За всё, что было, всё, что не сбылось.
Остаться вместе вряд ли мы смогли бы:
Мы – разные, и судьбы наши – врозь.
Июльский вечер, мягкий и прохладный.
Так тихо, и просторно, и свежо.
Пусть в жизни безнадежно и нескладно,
Но чем-то самом главном – хорошо.
Грусть обещает сердцу утешенье:
Минувшее бесследно не ушло –
Есть в памяти былого воплощение,
И от него по-прежнему светло.
3
Машины вдаль настойчиво стремятся,
Озарено панельное жилье.
Но ни к чему картиной наслаждаться,
И темноты нет смысла дожидаться.
Нужнее лампа, книга, забытье.
Оцепенелость и опустошенье,
Случайные, рассыпанные дни,
Вечернего безлюдья запустенье,
Покорное, безвольное забвенье,
Искусственные желтые огни.
25 июля 2000
Свидетельство о публикации №122061306087