Шедевры Третьяковки Пётр Первый и царевич Алексей
Что ж, ты
молчишь?..
Алексей:
Не смею
говорить!..
Пётр:
Ну, что ж молчи -
Словам моим внимая...
Ты плоть моя...
Но плоть уже больная,
Которая не может
Мне служить!..
Что проку в том,
Что ты хотел меня
Низвергнуть с трона,
Приобщившись к власти...
Что при врагах,
Мои дела браня,
Причиной козней
Послужил отчасти!..
Ведь ты любил меня?..(останавливает
бросившегося на колени сына)
Постой, не нужно!..
Должно - любил...
И, всё ж, из наших душ,
Моя к твоей стремилась,
Безоружна!..
Твоя же, злобно щерилась,
Как уж!..
Я к миру шёл войной...
И знал, тем паче
Ты хочешь мира -
Злей войны оскал...
А ты меня кусал,
Как пёс бродячий!..
Как в детстве груди мамок
Ты кусал!..
Ты с девками блудил
По сеновалам...
Пил водку по трактирам,
Мне назло!..
И мысль одна в уме
Моём усталом,
Как жернова крутилась
Тяжело!..
Довольно!..Хватит!..
Что молчишь?..
Алексей:
Не смею?!..
Пётр:
Ну что же, я свою
Закончил речь!..
Ты плоть моя...
И, всё же, я сумею
Тебя, как палец
От руки отсечь!..
10.1986.
Здесь всё уже
Предрешено...
И Алексею нет
Пощады...
Хоть он надеется
Спастись,
Ещё наверняка...
Но оценив накал
Страстей,
Мы в тоже время
Будем рады
Попасть с тобой
И в Монплезир...
И в прошлые
Века!..
09.06.2022.
На картине в интерьере петергофского дворца Монплезир изображены Пётр I и его сын Алексей Петрович. Пётр I сидит справа от стола в кресле, отделанном красным бархатом, а слева от стола стоит царевич Алексей. На полотне представлена психологическая трактовка исторической драмы. Царевич Алексей, недовольный жёстким и деспотическим стилем, в котором проводились реформы Петра I, бежал в Западную Европу, но был оттуда возвращён и обвинён в подготовке захвата власти в России. С ведома его отца, Петра I, Алексей Петрович был заключён в Петропавловскую крепость, где умер от пыток 26 июня [7 июля] 1718 года.
Несмотря на внешнее спокойствие Петра I и царевича Алексея, их внутреннее состояние полно переживаний и душевного напряжения. По-видимому, между ними произошло бурное обсуждение, в результате которого Пётр I ещё более уверился в предательстве сына, которое подтверждается документами, разложенными на столе (одна из бумаг упала на пол). Прежде чем вынести приговор, Пётр I всматривается в лицо сына, всё ещё надеясь увидеть на нём признаки раскаяния. Алексей же под пристальным взглядом отца опустил глаза — уверенный в том, что Пётр I не решится приговорить к смерти собственного сына, он молчит и не просит о прощении.
Светотеневое решение композиции подчёркивает разницу между персонажами. По словам искусствоведа Татьяны Карповой, фигура царевича Алексея освещена более бледным, «словно лунным, мертвенным светом», который в этой ситуации символизирует то, что «он уже более принадлежит царству теней, нежели реальной жизни с её страстями и красками». В то же время, лицо Петра I, напротив, «энергично вылеплено контрастной светотенью». Угол стола и свисающая с него красно-чёрная скатерть («цвета; траура») как бы разделяют отца и сына и предвещают трагическую развязку этой драмы. Чередование чёрных и белых плиток пола имеет несколько толкований — «и выражение духа регулярности Петровской эпохи, и чёрное и белое в характерах Петра и царевича, и шахматная доска, на которой разыгрывается финал партии, проигранной Алексеем».
В исторических документах нет свидетельств того, что Пётр I когда-либо допрашивал царевича Алексея во дворце Монплезир, который к 1718 году ещё не был полностью достроен — наоборот, есть утверждения, что «в действительности это происходило не в Монплезире». Также полагают, что вряд ли Пётр I допрашивал царевича один на один. Хотя Ге, по-видимому, знал об этом, тем не менее, он принял решение изобразить на картине только Петра и Алексея, чтобы иметь возможность сосредоточиться на психологии их переживаний.
Изображённый на картине момент мучительного поиска решения свидетельствует о том, что Ге хотел показать в Петре I не палача, а отца, переступающего через свои личные пристрастия ради интересов государства. Искусствовед Алла Верещагина отмечала, что «впервые в русской исторической живописи были созданы типические, чуждые идеализации образы реальных исторических деятелей», поскольку «психологизм обусловил подлинный историзм произведения».
Свидетельство о публикации №122060901634