И тьме не объять

Все, что было - цепочка из следствий и их причин.
А на ней самый странный из бывших с тобой мужчин.
Не понять - то ли крест, то ли странное божество.
 
Это бесит до ужаса, это влечет ЕГО.
Но мы знаем, что нет откровенней-наивней врак,
Будто он узнаваем, что носит по жизни фрак.
Пахнет серой, в кровищу обмакивает перо.
Это детские сказки. Преданье о нем старо.
Не увидишь рогов, не услышится стук копыт.
Он не мраком берет- просто серость вселяет в быт.
Заставляет о вечном забыть среди мелких дел.
Он навеет мыслишку: чего бы ты ни хотел,
Сбыться просто не может в реальности никогда.

Много губ, голосов – но глаголят его уста.
Чертов голос звучит из контральто твоих подруг,
Говорящих тебе: непонятно, с чего бы вдруг –
Отыскала б богаче, наивнее, веселей.
Чтоб купаться в потоках не баксов – ну хоть рублей.
Есть в кого из столь крупнокалиберных глаз-базук
Популять – ан в обычные дуры из ярких сук
Помелась ты. По ком замолчал вдруг металлоскан
На проходе? Где сердце стальное? Печаль-тоска…

Царством не соблазняет – простой повседневный гнет.
Вечный прессинг. Контракты на подпись он не сует.
Нет, обычные стопки квитанций, все как у всех.

Мне является он здравым смыслом. Что для утех
Ты бываешь ранимой и гордой, а чтоб всегда
Рядом быть – ты не айс, ведь хозяюшка еще та.
Что ты можешь устроить конкретнейший Страшный Суд,
Апокалипсис; что для готовок, мытья посуд
И т.п. есть немало удобней кандидатур.
И сравнить – безусловно, завалишь и первый тур.
С ними можно такое – помыслить с тобой нельзя.

Кто б подумал, что могут родители и друзья,
Те, кого мы так ценим, озвучивать речь его.
И смолой этой словно пропитывать естество,
Так что хватит при случае искры, чтоб подожгла;
И не хватит терпения, слов и, конечно, зла.
У него предостаточно образов и личин.
Но ведь есть и цепочка из следствий и их причин.
А на ней есть у каждого крест. В чем-то божество.
И пока все вот так – не по силам мы для него.
Он уходит во тьму, клык о клык, как всегда, скрипя.
Потому что, когда нежно я обниму тебя,
Мы становимся светом. И тьме его не объять.
Пусть так будет, когда он придет искушать опять.