Я стояла под твоей улыбкой...

***

Я стояла под твоей улыбкой,               
что светилась с неба без тебя.
Жизнь казалась призрачной и зыбкой,
облик твой из облака лепя.

Что сказать душа твоя хотела?
О, какая лютая тоска!
– Где же ты была? Куда ты делась?
Я тебя не в силах отыскать...

Вот и я ищу тебя повсюду –
в дрожи ветки, в карем цвете глаз.
Расставляю на двоих посуду,
словно и поныне двое нас.

До сих пор свежо ещё преданье,
ласкова ладонь на волосах...
Плач дождя, и ветра бормотанье,
и твоя улыбка в небесах.

***
 
Ты ушёл, а улыбка осталась.
Тебя нет, а любовь всё жива.
Может быть, и последнюю малость
перемелют судьбы жернова.
 
Но пока на бумагу роняю
своих слов опадающий лес,
от забвения я сохраняю
то, что мне лишь упало с небес.
 
Твоей вечной улыбкой согрета,
до рассвета никак не усну...
Нарастанием медленным света
нам зима обещает весну.

***

Уходит жизнь, тускнеют чьи-то лица,
и лишь твоё лицо передо мной
как свет небесный будет длиться, длиться,
пока не растворится шум земной.

Наш прошлый мир я никуда не дену,
хотя он оглушает тишиной.
Но ты умеешь проходить сквозь стены
и улыбаться только мне одной.

Вчера я блузку летнюю купила –
перед твоим портретом поверчусь.
Ты покупал мне всё, что я любила.
Теперь любить другое я учусь.

Почти достигнув, что сулил нам Будда,
ловлю за край летящее светло.
И жизнь воспринимаю я, как будто
гляжу сквозь запотевшее стекло. 

Не пережить бездонную разлуку
без губ твоих, без глаз твоих, бровей...
Как Лорка умолял: всего лишь руку,
родную руку в смертный час в своей…

***

За очерченным кругом – чертог,
одиночества мир ледяной.
Тело просит тепла как цветок,
и дождя, и улыбки земной.

Всё что есть – это вовсе не то...
Смотрит с неба родная звезда.
Сердцу хочется верхнего до,
чтоб с него не сходить никогда.

Нотой выше, где ястреб погиб,
но где звёзды растут как цветы,
Млечный ковш как ключицы изгиб,
и где мне улыбаешься ты.

***

Я живу, чтоб тебя оплакивать,               
чтоб улыбку твою хранить.
Протирая портреты, вздрагивать –
как бы часом не уронить.

Просыпаться ночью от холода,
от отсутствия твоего,
ощущая дыханье Воланда,
его злобное торжество.

Никогда уже не согреться мне
без плеча под моей щекой,
никакими земными средствами,
чёрной магией никакой.

Я живу, чтоб тебя оплакивать,
в нишах книжных хранить шкафов,
до сих пор как безумной вскакивать
от почудившихся шагов.

Не вымаливать, не выклянчивать,
жить, чем счастливы были мы.
До конца небесам выплачивать,
что нам дали они взаймы.

***

Я храню все твои улыбки.
Сквозь года они всё видней
как свидетели и улики
беззаботных счастливых дней.

На минуту прикрою веки,
а открою в другом миру,
где едим с тобой чебуреки
или кофе пьём поутру.

Или бродим вдвоём по лесу,
нет процесса для нас важней.
Для тебя я всегда принцесса,
всех красивее и нежней.

А потом возвращаюсь снова
в свой холодный пустой ночлег,
словно золушка без обновы,
без растаявших ласк и нег.

Будет жизнь плестись как улитка...
Но когда без тебя никак – 
я достану твою улыбку
из заветного тайника.

И мне сразу с ней станет легче
улыбаться, шагать, дышать...
От меня ты пока далече,
но нам встречи не избежать.

***

Свет глаз моих, серебряный мой князь,
как наша связь преображает небыль...
Деревья, надо мною накренясь,
атлантами удерживают небо.

Меж нами пролегает горизонт –
так вот где был ты, улетевший чижик!
А сверху твой призор, как вечный зонт,
спасающий от шишек или выжиг.

А я тебя не то чтоб жду-пожду,
но лишь живу в режиме ожиданья.
Мне утоляет острую нужду
в тебе – очарование каштанье.

Пусть путь мой непутёв и бестолков,
но мне с него всё видится далёко.
В душе покой, добро без кулаков,
любовь твоя без страха и упрёка.

***

Этот дождик сегодня идёт по-особому.               
Эта ветка качается лишь для меня.
Только это секрет, это знаем лишь оба мы.
Остальным –  как обычно, шумя и бубня.

Я-то знаю, чьим именем ты укрываешься,
и о чём этот шорох, капель и чирик.
Ты мне в них каждый день понемножку сбываешься,
и в улыбку внутри превращается крик.

Это утро с тобою я сызнова праздную.
Это просто: всего лишь глядите поверх.
Но для каждого птица щебечет по-разному,
осеняет сияние вовсе не всех.

***

Стены переходят в улицу, улица в лес,
мы же всё поднимаемся выше...
Как же глубоко ты в душу мне влез –
не выкорчевать, не выжечь.

Быть иль не быть – для меня уже не вопрос,
начинается утро с новой попытки.
Всеми корнями ты в жизнь мою врос,
расцветаешь в глазах и в улыбке.

Бог меня поливает с неба дождём,
солнце в окно заглядывает: скоро выйдешь?
Мы подождём с тобой, зиму и смерть переждём,
и обязательно встретимся, вот увидишь.

***

Улыбка-бомж искала лица,
где ей найти себе приют,
где можно было б притулиться,
но ей приюта не дают.

Она приклеиться пыталась,
но тут же делалась мертва,
поскольку жизнью лишь питалась
и засыхала как листва.

Улыбка-друг, куда ты делась?
Как лицам без тебя темно.
Но озариться – это смелость,
оно не каждому дано.

Любовь, как раненая птица,
блуждает среди лиц и тел,
всё ищет, где бы угнездиться,
кто б приютить её хотел.

О где ты, где, большое сердце,
что не боясь разбиться вновь,
отважно распахнуло б дверцы,
впустив улыбку и любовь!

***

Я сняла твою полуулыбку,               
над столом склонившийся висок…
Полюбить, как истину, ошибку,
и писать о том наискосок.

Как шумят весенние потоки,
за живое трогая струной...
Это ты, мой дождик тонконогий,
что всегда проходит стороной.

Но, минуя, жизнь мою милуя,
сохраняет душу на плаву.
Струи на щеках как поцелуи,
те, что не случились наяву.

Всё прошло и снова стало мило,
ты мой праздник маленький в слезах.
Не перечеркни всего, что было,
и не высыхай в моих глазах.

***

Я не твой человек, ты не мой человек,               
пропасть вкусов, времён и корней.
Отчего ж так близка эта складка у век
и улыбки чужой нет родней.

Не рифмуются вместе декабрь и май,
не слагается общий коллаж,
и порой я твоя моя не понимай,
только, жизнь, не замай эту блажь.

Ей, не знающей уз, кроме ветреных муз,
забывающей запах рубах,
одиночество сладким казалось на вкус,
если имя твоё на губах.

Пусть кружусь в этом вальсе осеннем одна,
и на счастье исчерпан лимит.
Разделяет нас бездна всего, но она
так прекрасна, что сердце щемит.

***

И был Дюймовочке не нужен
ни жук, ни жаба и ни крот,
а только тот, кто сердцу сужен,
кто из цветка берёт свой род.

На крыльях ласточки воскресшей
иль на небесном скакуне
она влетит в края, где брезжит
жизнь, не сгоревшая в огне.

Где ждёт её улыбка эльфа
с глазами цвета бирюзы,
и платье свадебное с шлейфом,
и крылышки от стрекозы.

***

Запах сирени, ландышей…
Верно, так пахнет счастье.
Я улыбаюсь — надо же,
есть оно, хоть отчасти.

Имя твоё атласное,
произносить – как гладить.
С этой невольной ласкою
я не умею сладить.

В сердце сплошная оттепель,
там среди разных прочих
так отыскать легко тебя
по заморочкам строчек.

Видимо неумело я,
вырвав тебя из прозы,
прячу от света белого
в образы словно в розы.

Чтобы из фразы невода
ни от кого б не скрылось
жизни, которой не было,
ссылки, что не раскрылась.

***
 
Как ветер сквозь дождь, как улыбка сквозь слёзы,
как снежный с горы нарастающий ком...
О чём и о ком эти сны или грёзы – 
мне трудно поведать земным языком.
 
Об этом рыдала и пела мне лира,
с небес долетала высокая весть.
Казалось, что ты не из этого мира,
а может, и так оно в сущности есть.
 
Порою меня не бывает счастливей,
порой выживаю всему вопреки.
Любовь моя – это не буря, не ливень – 
скорее, течение тихой реки.
 
Как тщетно там сердце пыталось согреться,
как не узнавали меня зеркала...
Отныне мне в них и не нужно смотреться – 
стихи отражают меня догола.
 
Там каждый мой штрих досконально проявлен,
просвечен до донышка день мой любой.
Порою слова мои ранят краями,
но всё потому лишь, что это любовь.

***

Мы с тобой очень разные, но зато
одинаково одиноки.
И мне хочется очень, чтоб как никто
ты мои понимал бы строки.

Я хотела бы слушать в ночной тиши
стук часов твоих, жизнь итожа.
И какой-то частичкой своей души
ты меня обнимал бы тоже.

Как поэт, ты не нежен со мной, не груб,
ни прийти стремясь, ни покинуть.
И улыбка прячется между губ,
так что хочется их раздвинуть.

А моя любовь словно снег и дождь –
хорошо глядеть из окна лишь.
Но вблизи эти слёзы, метель и дрожь…
Хорошо, что их не узнаешь.

Буду дальним тебе уголком земли,
куда виз не дано покуда.
Пролетать над тобой журавлём вдали,
а синицей в руке не буду.

***

О, старости страна Печалия,
без обольщений и прикрас!
Прекрасный праздник окончания
всего, что радовало нас.

Просроченные обещания,
мираж незанятых высот.
Короткий реквием прощания...
И долгий, если повезёт.

Для счастья вроде нету повода,
условий нет для перемен.
Но средь сугробов, льда и холода
цветёт подснежник, цикламен.

Как схож закат твой убывающий
с зарёй, сияющей впервой,
и лепет уст охладевающих –
с вечнозелёною листвой.

Как нежно, бережно и истово
ты раздуваешь угольки –
и вот уж близко те пречистые,
что так казались далеки.

Какое счастье, коль дотронется
строка до сердца, как рука.
В твоей улыбке мир хоронится,
как небо в чашечке цветка.

Пусть только я тебя, не ты меня,
не съесть, не выпить, не обнять,
и здравый смысл на высший выменять,
как смерть на вечность поменять…

Когда уже легко прощаешь всё
и любишь до скончанья дней –
в пределы жизни не вмещаешься,
а продолжаешься за ней.

***

Мы ходим все по замкнутому кругу,               
и люди улыбаются друг другу,
не ведая, что приговорены,
и Аннушка, что в обмундированье,
в военном пароксизме и браваде
расплёскивает масло для страны.

Остановись же, вагоновожатый,
за нашу жизнь не дашь хоть и гроша ты,
но всё ж останови шальной вагон!
Взгляните на содеянное вами,
останки тел, разбросанные в яме,
остановите гибельный огонь!

Они стреляют по домам и детям,
ничуть не заморачиваясь этим,
не имут сраму и своей вины.
Мне не хватает выражений бранных,
сажайте нас, агентов иностранных,
мы против против против невойны!

***

Копеечная жизнь, убогая рутина,
бездумная толпа, обрыдшее клише...
Но заслонит их всех прекрасная картина,
которую себе я напишу в душе.

Там будет снег лететь, лаская и милуя,
кружась как в лёгком сне, не опускаясь вниз.
И будет там висеть гроздь алых поцелуев,
как связка тех шаров, что бились о карниз.

Я буду рисовать и всё, что здесь, забуду,
затушевав вотще всю эту жесть и круть.
Там будет звон монет из телефонных будок
и брошенных в фонтан, чтоб прошлое вернуть...

Гляжу издалека так призрачно и зыбко,
что кажется, сей мир почти мне незнаком.
Мелькнула в облаках любимая улыбка
и обдала меня нездешним сквозняком.

О с новым кровом там, с небесным новым годом!
Когда я добреду по медленной тропе,
узнаешь ты меня не по годам, не кодам,
а по словам любви, по строчкам о тебе.


***

Ручкой и мышью снимается стресс,
жизни срастаются части.
Сон этот, бред этот, вечный мой крест –
это ведь в сущности счастье.

Ждать от небес долгожданную весть,
строчек возделывать грядки...
Жизнь после смерти, возможно, и есть,
после поэзии – вряд ли.

И потому я срываю печать
с губ, чтобы вам улыбнуться...
Музам поскольку не замолчать –
пушкам придётся заткнуться.

***

Солнышко в окно моё святится.
Я на волю голову сую.
И опять высвистывают птицы
жизненную версию свою.

До чего гипотеза простая –
жить — любить — и радоваться дню.
Я в окно врастаю –  вырастаю…
И как будто длю себя и длю.

Всё, что было, всё, что я любила –
как в картине светится в окне.
Даже те, кого я позабыла –
вы не забывайте обо мне.


* * *

Ночь всё переиначит
и всё перекроит.
День будет всё же начат,
хотя душа кровит.

Взвалю её поклажу -
не тянет, коль своя.
На карточке разглажу
потёртые края.

К глазам её придвину -
тобою подышать.
Любви моей лавину
уже не удержать.

Жизнь так тяжеловесна,
громоздка, неловка.
Вот-вот сорвётся в бездну
от каждого плевка.

Но знаю, ты удержишь
и ты убережёшь
тем же "Tombe la neige"
средь этих пошлых рож.

И я иду беспечно
сквозь жизни бурелом,
поскольку знаю: вечно
я под твоим крылом.

***

Ты мой нежный, невозможный…
Где ты, покажись!
Задержали на таможне
поднебесной жизнь.

Задержали, не пускают
к милому плечу.
Но уже к тебе близка я,
скоро прилечу.

А пока хожу лишь в гости
в самых светлых снах.
В небе радуга как мостик.
Впереди весна.

***

Никто не верит, но я-то знаю –               
ты вызвал солнце, пока я сплю,
и для меня эту выслал стаю,
что под окном мне гулит: люблю.

Ты для меня так раскрасил небо –
в цвет того платья, что подарил.
Даже шарик воздушный мне был
послан и надо мной парил...

Знаю, кто рядом следует тенью,
знаю, откуда ветер подул –
потому что в мой день рожденья
ты берёшь у небес отгул.

Я брожу по нашему скверу
и сижу на нашей скамье.
Как когда бы не было скверно –
ты приходишь на помощь мне.

Среди вселенского сора, спама
дом наш – светлым всегда пятном.
Потому что мы оба – пара,
потому что мы два в одном.

***
 Я заметил во мраке древесных ветвей
 Чуть живое подобье улыбки твоей.

                Н. Заболоцкий


Словно вынут из глаза осколок стекла, –               
что случилось со зреньем, сама не пойму.
Мне подобье улыбки твоей и тепла
проступает сквозь изморозь, пасмурь и тьму.

То не солнечный зайчик скользнул по щеке,
то не ветка задела меня за плечо,
или радость при встрече в дворовом щенке –
всё в груди отзывается так горячо.

Вы не слышите, как зазвенит бубенец,
вы не видите, словно бельмо на глазу,
как встаёт из тумана Ещё Не Конец,
как подобье твоё мне мелькает в лесу.

Я прочла когда про можжевеловый куст –
отступили на миг нелюбви и бои.
Я тогда поняла, мир не может быть пуст,
лопухи, воробьи – все подобья твои.

Я ношу эту радость в себе втихаря,
и когда в нашем сквере сижу на скамье –
облака расступаются, щёлку даря,
и подобье твоё улыбается мне.

***

Пока в воздухе счастье ещё не остыло,
пока теплится утренний сон о былом,
я хочу рассказать, как тебя я любила,
как мне было тепло под родимым крылом.

И с тех пор, тосковав о потерянном теле,
я всегда вспоминала об этом крыле.
Это небо и улицы, сосны и ели –
больше ты, чем всё то, что осталось в земле.

Ты смотрел на меня из-за каждой дорожки,
из кустов, из деревьев, со всех облаков.
Я была благодарна за сладкие крошки,
что кидает мне в руки небесный альков.

За твои поцелуи дождя или снега,
остужая мне щёки и губы тепля...
Всё вокруг только нежность, томленье и нега,
и нет мест, где бы не было нынче тебя.

Я не знаю, как звать это светлое чудо –
то ль причуда моя, то ли всё-таки Бог,
что порой встрепенётся в душе как пичуга,
и любых атеистов застанет врасплох.

А когда я бродила, тоскою ведома,
неизменно всегда – хочешь верь иль не верь –
чудо шло со мной рядом до самого дома
и входило со мной в одинокую дверь.

Я летела по небу, не чувствуя тела,
и слова приходили, светлы и тихи...
А о том, о чём я промолчать бы хотела –
всё равно проболтаются после стихи.

***

Жить невозможно, не любя,
но никогда, ни в жизнь, чтоб вместо...
Нет мест, где б не было тебя,
хотя пустует свято место.

Ты обними меня, как снег
светло и плотно обнимает...
И – свет из-под небесных век, –
как кто со вспышкою снимает.

Чтобы тебе среди потерь
осталась карточка на память...
Да, вот такая я теперь...
но это и не важно там ведь?

В глазах воды стоит беда,
в глазах небес плывёт спасенье.
А надо мной – твоя звезда.
И это наше воскресенье.

Ты обнимай меня листвой
и ливней длинными руками...
Я слышу в шелесте: «Я твой...»
Мы не разлей-вода веками.


***

Жизнь выцвела как платье добела,
но каждым утром жить её сначала.
Скучать по странам, где не побыла,
и принцам, что ещё не повстречала.

За облаком, похожим на тебя,
вчера я шла, до дома провожая.
И солнце улыбалось, как дитя,
как будто и ему я не чужая.

Во рту катая слова леденец,
звеня в руке заветными ключами,
я не замечу, как придёт конец,
и стихнет бубенец моей печали.

Что будет Там? Неведомо ежу...
А может быть, всё кончится на этом.
В записке напоследок попрошу
коль не вернусь – считать меня поэтом.