Обретение веры. Спасибо Фёдору Михайловичу!!!

11 ноября 1990, воскресенье.

… Недавно я понял, что вот уже с начала 8-го класса я отгородился от внешнего мира и живу у себя, внутри. Сначала, помнится, это было чувство нереальности происходящего; как во сне. Мне это очень нравилось. Особенно это чувствовалось вечером, когда я ходил гулять … Темно, вокруг огни, тёмные фигуры, проходящие мимо… Ну чем не сон? А когда я возвращался домой, в абсолютной тишине, где не было ни души, а лишь слабые огни окон, темень, я заглядывал внутрь Себя и чувствовал, что существую только Я, остальные могут быть и призраками, плодами моего воображения. Но мне не было дела до остальных: я наслаждался собой, своей автономностью, своим одиночеством и неприступностью. Я наслаждался своим духом. Я абсолютно равнодушно относился к добру и злу, и поэтому часто совершал чрезвычайно мерзкие поступки. … …Тёмные желания, инстинкты. Я уверен, они есть у каждого. Другое дело, их надо держать в узде, постепенно уничтожая их… Должен существовать свой моральный кодекс, нравственная основа. У меня их тогда не было. Я только начинал подниматься на ноги из рутины и обыденности. Позже я привык к такому необычному состоянию. И если меня что-то выводило из него, это кончалось очень плохо для меня. Наверное, это своеобразный кокон, защищающий меня, когда я превращаюсь из гусеницы в бабочку. … Я тихо размышлял, накапливая духовный опыт. Конечно, я не догадывался до того, что значат эти размышления: я тихо мучился над неразрешимыми вопросами и прежде всего над смертью. Видя её, как потерю Себя, я думал о бессмысленности всего, что со мной происходит. Ну что ж, это тоже этап. … Когда я переходил из 8-го в 9-й класс, на юге, в Архипке <Архипо-Осиповке, под Геленджиком>, я запоем читал Фёдора Михайловича Достоевского. Прежде всего, «Братья Карамазовы». Это была первая книга, вдохнувшая в меня мысль о Боге, как о Вездесущем и Всепроникающем. Как поётся у «Телевизора»: «И покой в ночи, и горный воздух». Да, всё это Он, и Он наделяет Бытие смыслом. Но я очень слабо понимал тогда свою связь с Ним, да и вообще только принял эту мысль к сведению, как возможную. Вот что точно помню, первые три книжки подтолкнули меня к Добру: это ещё «Идиот» и «Преступление и наказание». Я понял тогда, как хорошо и приятно быть добрым, я нашёл в себе эту доброту… Это был первый толчок. После этого Достоевский стал любимым моим писателем <так осталось и до сих пор>. Но я ещё не был готов к тем мыслям, которые хотел мне внушить Фёдор Михайлович, но всё же что-то во мне перевернулось. Помню, занимаясь самыми обыденными делами, я ощупывал, смотрел с разных сторон на мысль, не покидавшую меня: «Мысль о Боге не покидала его». …

…Будь добрей, и к тебе будут добрыми. Желай от людей того, чего ты хотел бы, чтоб от тебя желали. Люби людей и будешь любим. Они такие же, как ты, несчастные и непонятые, разуверившиеся и озлобленные. Сострадание, но не жалость -–никто не хочет, чтоб его жалели. С этим, пожалуй, можно выйти в Мир. Прощай подлости, ибо не со зла они делаются, а по неведению, по слепоте душевной. А если и со зла – пожалей этого человека: на ложном пути он, идущем в никуда. Да и мелочи всё это по сравнению с Вечностью, которая перед тобой. Загляни в себя, и ты увидишь её. …

<Весной 1990 года я поехал в Польшу вместе с другими ребятами и девушками из нашей школы. Одна из этих девушек, красавица, старше меня на год, Света Симонова, обратила на меня внимание, но потом отвернулась, как от мальчишки. Эта история глубоко потрясла меня.> Приехав домой, я ещё два месяца входил в Себя. Как это было тяжко! Я чувствовал, что я пуст, пуст, как пенька, и за мной ничего нет. И никого… Это было страшное, по-настоящему страшное чувство. Я не мог смеяться. Как только я начинал, я вспоминал всё и улыбка убегала. Однажды я пришёл домой с качалки, сел есть. Рядом что-то говорила пьяная бабушка. По радио была какая-то жалостливая музыка. Это был финиш. Сидя над кашей, я беззвучно заплакал, чувствуя, что слёзы не приносят облегчения…

… Я долго думал, почему всё так вышло. Пришёл к тому, что сам во всём виноват. Всех заочно простил и потихоньку успокоился. Через месяца три забыл и о Свете. И совсем я пришёл в себя, когда второй раз принялся за Фёдора Михайловича. «Подросток». Как раз про меня. Но ему девятнадцать. Читал я в июне <1990 года>: 4-5 месяцев назад. Уже такой, как сейчас. И тогда я очень многое понял. Понял, что все люди не чужие, а свои. С такой же искоркой Божией. С теми же заботами, проблемами. Я понял, что самый дурной поступок можно понять, а значит, и простить. Я понял, что общаясь с людьми, надо искать общее с ними, а не различное. Я понял, что бессмысленно и глупо быть злым, да и злиться вообще. Я поставил себе целью стать добрым, а в конечном итоге полюбить всех людей. Я должен избавиться от того зла, которое сидит во мне. Я понял, что Бог есть. Я знаю, что я бессмертен. Но один я не смогу быть после смерти, после потери тела. Я не так силён, чтобы думать о самодостаточности Себя. Ведь у меня даже есть некоторые законы, которым я следую и которые преступить не могу. Значит, я не всесилен. Я понял, что есть во мне то, что не зависит от времени, от событий – это моё сознание, мой дух. И он есть, то есть он это Я, и Я есть частичка БОГА. И вольюсь в Него вместе с другими такими же частичками – другими людьми. Вот и выходит, что нечего мне с ними делить. Они – мои братья и сёстры. Значит, нет для меня этого груза – зачем я живу? – этот вопрос не бессмыслен, чего я так боялся. Но полного удовлетворения нет. Я должен к чему-то ещё прийти. Или осознать до конца то, к чему пришёл. Ведь я тоже должен тут что-то сделать. Но что? Я не всегда помню всё это. Иногда я злюсь и раздражаюсь. Это нехорошо. Иногда мне становится тошно от этих мыслей – гладких и хороших. В общем, всё не так просто. Но теперь ясно, куда идти. И я не один, теперь не будет той пустоты. Со мной Бог. …

<Я помню, что в то лето покупал газету «Протестант», только что появившуюся в продаже, и ещё протестантский журнальчик «Христианин». Я читал эту литературу с глубоким умилением. Рассказы людей о приходе к вере, о начале жизни по вере глубоко трогали меня. Я, только что переживший пустоту и отчаяние, чувство полной бессмысленности жизни, увидел, что есть совсем другой взгляд на жизнь, и он точно так же, если не гораздо более, имеет право на существование. Помню первые слёзы умиления, первые искренние молитвы, первые беспричинные восторги, обещания Богу…>

на фото 1990г, март, Закапаны, Польша, с Андреем Барановым