прекрасные лица часть 6

магдал пробирался сквозь низины.
они не были низкими, и их не даровала
земля. низины были дарованы небом -
там,  в высокогорье, они блистали телом земли.
что же нам было даровано? отчаяние неба,
его экстаз, соблюдение ширмы,
благовоние написанного, высказанного,
помысленного(!) в конце-то концов.
что же мы держали в руках - нашу трепещущую смерть,
чующую свой конец, смерть смерти,
начало ликования, предчувствие невозможного?
невозможное пришло - и даровало нам свою бриллиантовую слезу.
пришел полдень, и даровал нам наше незапамятное лицедейство.
там, в сумерках, мы рожали его своими ненасытными ртами.

магдал сказал я. что же ему еще нужно было сказать,
чтобы целиком погрузиться в трепыхание клятв,
в простудные щиколотки, в оборотней слезы, завернутой в плаху?
он еще не сказал я хочу.

что приносит желание?
оно приносит магматические всплески,
накладывание жидких слоев друг на друга,
отчаянные поступки, доходящие до щемящего
душу геройства, ставни бормочущих дев,
крадущихся в собственнон бегство.

куда идет желание?
желание идет в прореху, в асфальт наводнения,
в жимолость остроконечных вершин.
питомцы заклятия, они принесли мир в новшество,
они зачерпнули небесную кражу из пустоты содеянного.
и горький пламень огорошил их святейшество,
и горная прядь блеснула в ночи и отделилась от мнимого.

что ищет желание?
желание ищет несодеянное,
непомысленное, недостигнутое,
недостижимое, невозможное.
сущность желания в невозможности.

(невозможное, кричали они, сожги наше невозможное,
распни наше невозможное, дай нам побольше близкогои легкого,
побольше мягкого и пушистого, открой нам все клады земли,
нам лень их искать, открой нам наше сердце и забери оттуда отчаяние и боль
и поиск. забери наши умы, ведь много знаний много скорби.
отдай нам нашу смерть, мы ее приручим и будет играть с ней до захода солнца!)

что такое желание?

усмехнусь, свяжусь, вернусь, наберусь,
увлекусь, мчусь, доношусь,
привожусь, расположусь.

желание - это открытие действия в груди, своего или чужого.
желание загорается, как стезя, и гордо реет над мнимым.
желание предоолевает круг сансары и мчится к лучшим мирам.
желание забирает все золото и оставляет лишь полушки.
желание сжигает чучело потерь и оставляет лишь голод
и довольство насыщением.
желание - оно сплошь из тоски, из траты, предолевающей саму себя.
желание заканчивается там, где наступает довольство.
в довольстве плавает самовлюбленный, сытый бездельник,
он всего достиг в своей жизни, в своем уме и в своем фантазме.
довольство - это смерть желания. так что порвем нить довольства,
и возопим в жажде своей великой. возопим и возжаждем,
предоевая свое прошлое и настоящее. ибо настоящее - это застой прошлого,
его жалкие объедки. мы должны прорваться сквозь застой настоящего,
чтобы возжелать.

не возжелай.

на запрете заканчивается всякое желание. и начинается вновь.
запрет приносит желание, делает его сильнее и настойчивее.
запрет делает желание желанным.
запрети себе страдание, запрети себе любовь и тоску по любви -
и они с новой силой возгорятся в груди твоей.
желание разрушает мнение. тот, кто желает, тот не рассуждает,
тот действует или витает в блаженных снах.
там нет места для мнения.

так желание разрушает свое я, так оно вперяется взором в несодеянное.
желание - это сумрак ветвей, это вожделение нынешнего,
оно приходит, как мраморная скала, и забирает свое настоящее.

(забери меня в нынешнее, забери мое тело и душу, я так хочу стать настоящим,
я хочу потерять свои блаженные фантомы, свои блаженные призраки,
забери, забери мою иллюзию, забери мою грезу, оставь только созерцание,
созерцание я хочу видеть в своих зерцалах, я хочу обонять все видимое, все нареченное, я хочу разделить нареченное с другими, я хочу вкусить общее, я хочу стать предельно незыблемым и созерцаемым, даруй мне мою клятву, я утону в ней,
как япость листопада, я разрушу этот листопад, чтоб на его почве построить
памятник самому себе, своему созерцанию и своему настоящему!)

куда же могло деться желание. магдал, будучи девственным, как цветок,
не мог знать желания, не мог знать похоти и вожделения, он не вожделел
ни к солнцу, ни к горам, он не был влюблен ни в говорение, ни в пение, ни в шепот. магдал в каком-то смысле был немым и он запутался во всех хитросплетениях
одного одинокого слова. он называл себя я, но он не знал других, он не знал другое, он не знал, что значит быть в противовес не быть,
он не знал ни сна, ни покоя, он был в круговороте своего безмерного настоящего, которое не подарило ему свою слезу.
ему виделось:

ангел белоснежный собирал свои одежды и отправлял их в никуда.
ангел штопал свои лилии. небо нависало над ним, ка казнь,
и птицы пели в густоте приливов.
скалы рушились, скалы падали на ангела,
и он шептал про себя ,как бы превозмогая свои потери.
ангел искал свою ногу, ангел искал свою руку. все как будто расслоилось и распалось, и облака и звезды карабкались по склонам,
и солнце было под ногами.

ему виделось: черное солнце зашивало свою тоску,
и горние ключи отзывались немыми зерцалами,
горний бег открывал свои руки и протягивал их черному оку.
оно горело во тьме, нетленное око, как лампада,
как ключ, как волосы любимой.
око горело в темноте и отвечало каждому своей темнотой,
и пило соки созерцания.

ему виделось: черные скалы пожирали свои руины,
и белый ветер созерцал свое видение. скалы расторгли узы мрака,
и говорили, освещенные, просвещенные, говорили солнцу -
гори, звезда ночлега, гори, шепот кудесника,
сияй, чрево назидания. и солнце вдруг присмирело,
и теплый свет полился из него, как звезда ночлега,
как шепот кудесника, как чрево назидания.

все это магдал видел с открытыми глазами, даже и не мечтая
о каком-то сне. он не спал, его что-то мучило,
червоточина зияла в его бесподобном теле.
он заглядывал в себя, но там была сплошная дыра,
которую нечем было заполнить.
он созывал все горы и звезды ,все радуги и океаны,
чтобы заполнить в себе эту прореху,
но она почему-то не наполнялась,
она, как черная дыра, все сжирала и ничего не оставляла
нетронутым.
это была дыра желания.
и тогда, уже в полном отчаянии,
он сказал - я хочу.
меж гор, меж звезд, меж скал и равнин открылась бездна,
бездна макрокосма, это была бездна желания.
желание его не имело предмета,
оно было нематериально и было направлено не на материю.
желание горело в нем, как звезда ,
он стремился к нему, чувствуя его силу и необъятность.
но оно разрушало Магдала. оно выедало все сумерки,
все вопросы и троеточия, оставляя лишь голое трепещущее тело на земле,
на пустынной земле. его терзала жажда - но он не знал, как ее утолить.
его терзал голод - но он не знал что такое еда.
его терзал пол - но он не знал что такое страсть.
единое мучительное зияние переполнило его существо и он закричал,
поверженный.

чего я хочу, кто я, что я, зачем я, почему я?
так он вопрошал, еще не зная кого и зачем.

и тут легкий лепесток цветка, или капля воды,
или прикосновение другого существа,
или нежный взгляд вдруг взбудоражили и покорежили
его существо. он думал, что он непроницаем и недостижим
ни для чего и ни для кого. он думал что он один,
он даже и не мыслил какого-то иного присутствия.
и тут легкое прикосновение пальцев вдруг прожгло его насквозь,
его, великого и невозможного.

(дайте мне тело, я хочу быть и бодрствовать,
я хочу возрождаться в высоте,
я хочу быть пургой вопреки всему,
я хочу блистать на балах, как белоснежные ангелы,
я хочу быть всем и ничем, я хочу родить новую вселенную,
свою вселенную, Мою вселенную, где буду только я  и я,
моя мысли, и мое имя, мое желание и мое удовлетворение!)

магдал держал в руках свою смерть и душил ее.
перед смертью она сказала, что он хочет.
он хочет удовлетворения.
желание не создано для самого себя, оно ищет другое,
совершенно другое,
оно хочет преодолеть само себя,
оно хочет распасться,
оно хочет погибнуть!
такую истину поведала ему его смерть.
то что казалось бессмысленным миражом,
на деле было реальным предметом,
предметом страсти.
он припал к роднику и напился воды.
он сорвал плод и поглотил его.
он думал, что он сам и есть эта бездна,
бездна желания, и ничто не способно закрыть эту бездну,
приручить ее, укротить.
но желание оборвалось там же, где и началось.

начать, начеку, начерно,
начертание, на четвереньках,
начинать, начислять.

все начиналось сызнова и в совершенно новом свете.
желание было создано для того чтобы умереть,
оно было создано для его же собственной смерти(!).
на четвереньках он ползал по земле и собирал ягоды,
судорожно пихая их в рот.
дикая страсть руководила им, он не подозревал, что голод
не самостоятельное желание, что голод подчиняется вожделению,
что все вообще подчиняется ему.
но ягоды эти ему казались как спасительная шлюпка, которая
забирала его из бесконечного и безбрежного океана.
ягоды эти спасали его из кораблекрушения,
где он от безысходности должен был погибнуть и разбиться о скалы.
возрождаясь, он одновременно чувствовал и свежесть и тепло,
как будто его погладили по голове, приласкали, убаюкали во сне или наяву...
но всего этого он не знал а лишь интуитивно предчувствовал.
он видел то, что никогда не испытывал. это был его особый дар,
видеть вселенную внутри себя и предчувствовать все новое,
предвкушать все великое.

он начертал на песке свое имя и будто поглотился им.
такое единственное имя на всем белом свете,
никем не слышимое, никем не узнанное и не проговоренное,
никем не воспетое.
такое одинокое имя для единственного существа в целом мире.
имя, как единственная истина,
имя поглощающее все предметы, всю суть мира и заключающее его в себе.
имя как колыбель, в которой спит целое мироздание.

мироздание это, никому не нужное, никем не любимое, кроме него самого,
мироздание огня и откровения, мироздание слова, одного единственного слова.
так горело его сердце в муке, так он хотел быть узнанным,
признанным и понятым. внимание магдала должно было неизбежно обратиться на самого себя ,поскольку кроме него рядом не было никого.
и тогда он взглянул на самого себя в отражении воды. и спросил у этого отражения:

кто я, как не тот, кто должен все понять и полюбить, кто должен все объять и все вместить. если я это мир, а мир это я, значит есть одна истина, и это моя истина, истина меня самого.
и тогда наконец он увидел себя, свое тело:

ноги, руки, пальцы, кисти рук, голова,
глаза, уши, рот, нос, шея, грудь,
спина, брови, ресницы.
из этого описания уже понятно,
что центром внимания его была голова.
он начал ее изучать и делать выводы.
все родилось из головы,
и туловище, и руки и ноги.
они ей подчинены, она их родила и приручила,
подчинила своей воле.
очевидно, что венцом головы были глаза,
возможно, что они возникли до головы,
и именно глаза думают и понимают а не голова,
потому что весь мир созидают глаза,
они его видят и осязают,
они видят этот мир и и предчувствуют все телесные ощущения.
из глаз выросли уши.
уши уже породили тот мир, который дается в прибавку к видимому.
звуки, которые издают видимы предметы - их воспринимает и понимает ухо.
тоже очень полезный предмет.
нос слышит какие-то запредельные миры и гармонии, которые ни уху,
ни глазу недоступны.
нос внимает - он сила грез одолевает душу,
нос внимает новым памятникам и мечтам,
новой памяти нынешнего и прошедшего.
нос видит невидимые дворцы,
невидимые лилии он обоняет.

ртом же дано было почувствовать плоть земли,
ее игры и мановения, ее правду и ее ложь,
ее сладость и ее вожделенность.
рот был источником и страсти и ее успокоения,
страстный рот пожирал и находил в этом свою отраду.

он смотрел на свое отражение в воде,
и не видел ничего прекраснее своей головы,
своего лица. все было так гармонично расставлено,
все так упорядоченно покоилось и возвышалось, что магдалу казалось что нет ничего
прекраснее чем его лицо.
лицо объясняло, лицо утешало, лицо проливало слезу, слезу счастья,
лицо внимало и обоняло, лицо стремилось и достигало.
лицо было главарем тела,
самым храбрым и самым прекрасным, самым смелым и красиво сложенным.
все остальные в восхищении ему подчинялись .

руки - они все хватали, сжимали, вертели, трогали, касались.
они как будто существовали для очень многих функций,
и ни одна из них не заканчивала их список.
руки были первым средством контакта с миром,
руки протягивались в мольбе к небу,
руки тряслись от желания, руки хватали все желанное и прижимали страстно к груди.
руки были созданы, чтобы овладевать, чтоб захватывать, чтобы обладать,
чтобы манипулировать.

ноги - очень странные предметы. они ничего не делали ничего существенно важного,
но ни передвигали все это нагромождение способностей по миру, и ничего так не служило этим целям, как именно ноги.
увидев вдалеке родничок, он уже несся к нему, и его несли ноги.
он еще не понимал, что ноги несут охотника, что ноги несут самца,
и ничто так не служит самцу и охотнику, как ноги, чтобы догнать и схватить дичь.
на этом его исследование тела закончилось. остался лишь один непознанный орган, и это был пол, на который он даже не обратил внимание.

(для чего мне мое вожделение, для чего моя похоть, почему я должен бесконечно желать, желать того, чего не существует в природе,
желать и удовлетворяться и снова желать с еще большей силой? зачем мне это бессмысленное, бездарное, тупое хотение, не приносящее никаких плодов, а только истощающее силы и дух, лишающее здорового бодрствования и видения? зачем мне эта звериная, жестокая, безумная похоть, не направленная ни на что и на все одновременно, какого черта она управлчет всеми моими поступками, каждым шагом, каждым взглядом, каждой мыслью? будь проклят этот детон, что посели во мне это всесильное желание, не подчиняющееся ни разуму ни воле!)