Тёзкин

Я отправился на луга посмотреть какие вышли цветы к концу мая. Он как всегда увязался за мной. Сначала, подкравшись сзади, пригубил пальцы моей правой руки. Я почувствовал влажность и мягкое нежное сжатие. Потом, забежав вперёд по тропинке, по которой мы двигались, он остановился, обернулся, и радостно взвизгнув, резко помчался дальше, приглашая меня поиграть. Я был не в форме и не в тех годах, чтобы поддержать его веселую затею. Но всё же, подойдя, помохратил загривок (у него толстая, широкая шея, и кожа с шерстью ходит ходуном, когда треплешь). Ничего особенного не было: Веронику дубравную узнал, одуванчиков пруд пруди, Кардария крупковая, то бишь кашка белая, повылупилась, какой-то бело-сиреневый вид астрагала, Шалфей луговой. Он почёсываясь, сидел возле, пока я вертел в руках чудом откуда-то взявшийся один-единственный лютик. Заглядывая в глаза и протягивая морду к моему лицу, когда я уселся, желая передохнуть, он был интеллигентен и сначала желал убедиться, что я готов к лобызаньям. Убедившись в положительном ответе, он отдался полностью своему чувству. Он был довольно крупной и увесистой бесхозной дворняжкой, обликом ближе всего к немецкой овчарке. Поначалу я назвал его в честь отца, но что-то не прижилось, имя показалось неудачным, и я дал ему второе имя "Тёзка" в честь первого, "Тёзка" постепенно округлилось до более весёлого, одушевленного и неформального "Тёзкин". Год назад он был недотрогой, боялся, держался дичком, а теперь лёжа на спине, сложив лапки, просит пощекотать, - Тёзкин, Тёзкин...