Я и они
В грудь удары - как жаль не смертельные!
Там клокочет на северо-западе
Чувств моих богомерзких сплетение.
Вслед - лавиной проклятья и ненависть
Обрушают мои декорации.
Только ваши бессмертные ценности
Все давно претерпели инфляцию.
Я молчу, примирившийся с бедами,
Разлетаюсь пустыми страницами.
Жаль, ребенок в утробе не ведает,
Что преступником злостным родится он.
Только пламя в душе – утешение,
И огонь не потушен педантами.
Жизнь мою назовут оскорблением,
А тот факт, что дышу, – пропагандою.
Ученик перед злобным учителем,
Снова я остаюсь – как же холодно.
Осознанье дается мучительно,
Бьет по разуму каменным молотом.
Серым и черным – адепты морали;
Я один разноцветный и вычурный.
О, как интеллигенты низко пали,
Раз в лицо мое пальцами тычете.
«Конь Троянский, чужое влияние.
Мы умеем цензурой парировать.
Для тебя приговор-наказание:
От нормальных людей изолировать».
По рукам бьют: «Не трогай священное!
Нам жалко твою несчастливую мать.
Не познать жизнь тебе полноценную».
Я просто стою, продолжая молчать.
«Развращенный, порочный, испорченный».
Но сношу их насмешки стоически.
Понимаю и сам: я не больше, чем
Единица биологическая.
На подобных себе не похожая
Разрушает устои извечные.
Но когда меня спросят: «Так кто же ты?»
Я, от страха дрожа, не отвечу им.
Просто тень – человек-интроекция;
В пунктах возраст и пол стоят прочерки.
Я узнал: подлежат вивисекции
Все мои сыновья, мои дочери.
Увижу – птенцы быстрокрылые в ряд,
Что навеки быть вольными выбрали,
Из клеток пустыми глазами глядят
И висят с перебитыми выями.
Нет ни дома отныне, ни имени,
Оказались старанья бесплодными.
Отчего я в оковах невидимых,
Если все рождены мы свободными?
Они в тело врастают мне перьями,
Без огня опаленные, мертвые.
От тебя, говорят, мы уверены,
Разбегаются даже животные.
Разве Бог быть не призван спасителем?
Вести, всех прощая, любить до конца?
Одного я хочу - стать невидимым
И маску носить, не имея лица.
Поймите, мы все – и ворона, и лебедь -
По подобью единому созданы.
Мой мнимый друг – Астерион на небе –
В спину скалится блеклыми звездами.
Как сумею законам тем ввериться,
Что слезами других облицованы?
Облака сверху медные щерятся,
И смыкаются тучи свинцовые.
Воет металл, изливаясь реками;
В нем стою я уже по колено.
Мне кажется, что голыми руками,
Отчаявшись, сам вырву свои вены.
Дальше иду, ни на что не взирая;
Моя кожа пылает лилейная.
Если представить, что счастье – прямая,
То прямой этой я параллельная.
Преклонюсь пред Заветами Новыми,
Душу начисто яркую выбелю.
Но приходишь вдруг ты - как не вовремя!
Друг для друга мы станем погибелью.
Слышу вопят «Провокация!» спереди.
Вы, как я, обстоятельством связаны.
Не виню – всех детей, свято верите,
От меня защитить вы обязаны.
Но как разорвать этот круг? Как посметь
Устоять, оставаясь покойником?
Жуткий знак, предвещающий смерть,
На одежде горит треугольником.
Нежным оттенком, презренным до боли,
Все грехи мои точно измерены.
Приглашен против собственной воли был
Я на этот парад лицемерия.
Род людской – эвфемизм сострадания.
И, быть может, спасут меня зрители?
Но услышу: «Твои оправдания
До абсурдного неубедительны».
С картин выжигая навек без следа,
Зазря меня сочтут бесчеловечным.
При жизни не смог ничего. Что ж, тогда
Отсутствие свое увековечу.
Сломанных судеб цвет красный заложник –
Вам бьет по глазам запоздалой мольбой.
Все, кто твердили, что я не художник,
Смотрите, как стену раскрасил собой!
Свидетельство о публикации №122060106254