Разговор о славе и известности

У развалин Колизея,
остановимся на час,
мы в развалины глазеем
а они глазеют в нас.

На меня дырою
в древность
смотрит
бывшее окно.

Чья-то радость,
чья-то ревность,
чья-то жизнь была
            давно.
Незнакомая,
            чужая.

Я гляжу,
воображаю,
слава Цезарю
          зарезали
Антонию слава
         сам зарезался
слава Бруту.

Будто
    слава
           слава
словно шалава
    бросается
           мечется.

То
в одном
то
в другом
вочеловечится,
а потом кусает.

Обезумевшая борзая,
и пеною брызжет,
славу
       ненавижу,
Известность
       безынтересна.

Вышел на обед,
а
       за тобою вслед,
с
       бумагой и пером
добро
       не с топором,
автограф
      оставить соблаговолите,
- от-ва-лите.

Сегодня
       я часть
вечного Рима
да
       отсюда шли легионы.

Синьора,
       пожалуйста,
ступайте мимо,
вы,
       дальтоник
я ещё зелёный,
я только Риму
прозрачен и зрим.

Здравствуй
вместительный «Амфитеатр»
мы
      твои зрители
              и лицедеи,
жизнь
      отыграем
              и охладеем.

Наши ступни
      станут ступени
к пенью
       или забвенью
молча глазеем
в
      каменья
            камни
глазеют в нас.
Перевернулось
         мгновенье
тысячелетье – час.

Отражение Портрета
Потрескаешься, как портрет,
Как ветерком озерцо,
однажды тобой воспетое,
износишься
          лицом.

Исчезнешь
          из памяти осени
с ликующим в листьях солнцем,
и вечер губами лосьими
в плечо твоё
          не уткнётся.

Серебряные
          и медные
столбами не сложенные,
не спрятанные
         на бедность,
стихи твои –
         тоже.

Погаснет и твой портрет,
износится
        как ветер,
как вечность,
        которой нет,
или тебе –
         не светит.