Вокруг любимой жути

...
И рослый  жизнерадостный   охотник,
когда  импровизировал  в  ночи
со стаей  птиц  у  собственного  локтя,
меня к  любимой  жути  приручил.

Она  из тех, на ком  играет  эрос
неспешными  касаниями  слов,
когда пурпурная  встаёт  из  мрака  Эос
в бессмертной  музыке  гомеровских  стихов. 

Вспоминая все стихи, которые меня сформировали,  в этих двух строфах я упомянула и пастернаковские,  непостижимые стихи моей молодости  –  «Любимая – жуть!»  Возможно,  выдающиеся  вещи несут в себе  драматизм восприятия и противоречиями обрастают   не только их  глубинные смыслы, но и являющиеся со стороны,  бытовые?   В мои студенческие годы  художественное чтение на нашем курсе вела актриса Тамара Кочержинская из Новосибирского ТЮЗа (сегодня это  театр «Глобус», где по-прежнему  служит  Тамара  Исмаиловна). 

Молодая,  яркая  и  темпераментная, она сомнений не ведала. В моей близкой  подруге  она   вызвала  полное отторжение, поскольку пыталась поколебать понимание главного стихотворения её жизни. Я была не так решительна,  но примириться с диктатом  тоже  не могла.  Весь ужас  был в том, что к зачёту каждый  выбрал  любимое стихотворение (и прозу тоже, но с прозой всё и сложилось гораздо прозаичнее).

И начались дерзновенные  конфликты. О ту пору мне  и  выбирать  не приходилось,   любимое  –  это пастернаковское:     «Любимая  –  жуть!» Понятно, что  стихи  я  давно знала наизусть. Что  не облегчало единоборства,  а только  усугубляло его.  Все интонации я тоже затвердила, и они  окаменели. Бедная Тамара Исмаиловна билась именно с этим вот окаменением, но силы были не равны: на моей стороне была любовь, не знающая удержу. И вот я с этой своей безудержностью казалась непобедимой.   

Но вмешалось провидение:    явилась  «тень отца» (автора)  и уравновесила  все страсти.  Самым мистическим образом.   Борис Леонидович  вмешался  –  и  мы  с Тамарой  Исмаиловной  пришли к совершенно новому варианту прочтения –   подвижному, живому, в каждую секунду меняющемуся  в зависимости от музыки и смысла. Варианту, неожиданному не только для меня, но и для неё.

Спустя многие годы,  мы с  ней  увиделись как-то на театральном фестивале.    Пообщались   мило, но напряжённости  и глубины  диалога уже не возникло: Пастернака между нами не было.