про Доктора

я в детстве думал, звёзды, падая, летят на головы
и разбиваются о землю, оставляя след.
и как бы не было всё плохо, точно будет здорово,
а всё зловещее когда-нибудь сойдёт на нет.

я в детстве думал, мир прекрасен, но он точно против,
что он пытается сломать - в упор летит картечь.
глядел с испугом я сквозь окуляр от перископа
на то, как рушится вокруг всё, что хотел сберечь.

искал себя на книжных полках и листал каналы -
калейдоскоп ненужных знаний, что не дал ответ.
всё, что я помню года в три, так это их скандалы,
и как блестит от света лампы серый пистолет.

и ежедневная война, где не осталось выживших,
война, в которой по итогу проиграли все.
и плач, и слезы, и наушники, лишь бы не слышать их,
пока гремит в ушах гитара, я не здесь - я вне.

давал себе же обещание пойти по-новому
и неизвестному пути, спираль даёт виток,
но оказалось, что спираль замкнулась в круг, и скоро мне
адски захочется нажать на спусковой крючок -

закончить цикл одиночества, со всеми почестями
похороненным за плинтусом быть, заколоченным
в пр;клятом доме из сомнений и тайных пророчеств
со своим кладбищем домашних, слепых троеточий.

играл с самим собою в крестики-крестики-крестики,
и, ставя их на каждый шанс не топтаться на месте,
я превратил путеводители в карту сокровищ
для анархистов-вредителей, авангардных чудовищ.

первые робкие попытки построить мирок.
первые робкие попытки писать между строк.
попытки вклиниться в поток голосов в голове -
и сломан важный барьер...

построил основы личности, выбрал второе имя
че, пафосно? ну отлично, хотя бы не так уныло.
создал себе парадигму, примеривал, как обновку,
заезженную пластинку молчания бросил в топку.

слова тебя могут ранить, все кости перемолоть,
собьются в стаю пираний, вгрызаясь в живую плоть,
устроят reboot системы и выключат кислород.
слова тебя могут ранить, молчание - разорвёт.

строка за строкой в блокноты, исписаны сотни ручек,
проиграно сто мелодий и ритмов, наспех заученных,
лишь бы не умолкать, не глушить, а направить в русло -
сломанный календарь превращая в оплот искусства.

по-детски звался поэтом, протесты, гитара, лето,
вносил посильную лепту в коллекцию сантиментов,
кричал, что срывало голос, рыдал и смеялся в тексте,
пытался, как уроборос, живым быть и после смерти.

за окнами новый город, как будто вздохнул свободно -
из сумрака коридоров я выбрался на природу,
дышать бы как можно чаще, подольше бы жить в моменте,
и как бы я ни был счастлив потом - выбираю это.

ту осень, когда всё было, теперь повтори-попробуй,
ту дружбу, что до могилы, любовь - от сейчас до гроба.
полёт до луны нормальный, проблем не возникло, хьюстон.
как следствие аномалии вдруг обострились чувства.

часами по телефону в отваре из эндорфина.
часами за разговорами, будто сломал плотину.
впервые за столько лет голоса изнутри затихли -
я вместо своих загонов построил свободомыслие

вот он - мой центр пазла, и, кажется, что есть смысл,
отрывки моих баталий собрались в единый вызов,
но всё было нипочём, и хотелось делиться счастьем.
испуганный взгляд на мир изменился и стал участливым.

первое декабря.
здравствуй, холодный вторник.
зима меня вырвет с корнем,
убьёт, воскресит повторно.
по телу пройдёт заряд.
где-то под ворошиловским
как жуки копошились,
рыдали в грязи и пыли
"ох, лишь бы не потерять".
сломаные часы -
как метафора для дошкольника,
время делать хоть что-нибудь,
проклятые три дня.
слухи и обвинения,
факты, высокомерие,
к чёрту все ваши прения
всё это было зря.
поиски, как в тумане,
обрывки воспоминаний,
бессмысленно и банально.
пятое декабря.

я до сих пор не знаю, в чем именно было дело.
я до сих пор не знаю, хотел ли увидеть тело.
я до сих пор не знаю, зачем закопался в слове
"виновен, виновен, виновен"

чтоб тебя, лучший друг, я надеюсь, что ты доволен,
хотел навсегда остаться в сердцах, и остался болью.
надеюсь, ты знал, что делал, теперь-то уже спокоен.
уверен, что мы не встретимся, впрочем, и чёрт с тобой.

пытка собраться с мыслями, пытка пытаться жить
хотел оставаться чистым в колонне могильных плит
спасибо тебе за время, прошедшее в разговорах
а дружба и впрямь до гроба, пророчески молвил, сволочь.

кажется, получается, кажется, не разрушен.
жизнь - череда случайностей, часть из которых к лучшему,
список тех обстоятельств, что сделал единым целым,
я бы не променял ни на что хоть во всей вселенной.

годы слепой взаимности, будто мы обезумели,
тьму побеждает вечно-прекрасное полнолуние,
столько стихов написано, стойко держались ду;ши, но
жизнь - череда случайностей, часть из которых к худшему.

сломано было всё.
сломано и потушено.
тлеющий уголёк
вновь подпускает стужу.

пускаюсь в бега от смерти, спускаю себя на ветер
не знаю, в какой момент наконец-таки я заметил,
что больше нет ничего, и внутри - пустота и сырость,
я - мёртвое существо, что когда-то не разложилось.

пытаюсь разжечь огонь, но ломаются в пальцах спички.
я скоро стану золой, говорящей лишь по привычке.
вливаю в себя бензин, алкоголь и таблетки сверху,
хотя бы добиться искры для смеси кустарной, едкой.

писал о заветном в стол и писал обо всём, что важно,
ломал себя на осколки, стихи превратив в крестражи.
боялся и ненавидел, мечтал и терял надежду.
участливый взгляд на мир изменился и стал насмешкой.

осталось ли что-то между?

я в детстве думал звезды, падая, летят на головы,
и разбиваются о землю, оставляя след
и как бы не было всё плохо, точно будет здорово,
а всё зловещее когда-нибудь сойдёт на нет.

теперь я знаю, мир прекрасен, но он точно против,
и он пытается убить - в упор летит картечь,
но я устал смотреть сквозь окуляр от перископа
на то, как рушится вокруг всё, что хотел сберечь.

поток из мыслей слишком шумный - закупился оптом.
и звёзды, падая, разбились и подали знак.
ведь несмотря на всё - я всё ещё, мать вашу, Доктор,
привет со дна, идите нахуй, вот вам в руки флаг.