Надпись на стене

Пара букв на стене. Пара красных пятен.
Кто-то нервный сложил их в любовь без страсти.
Горожанам сей странный порыв понятен,
так как страх одиночества здесь всевластен.

Проходящие мимо стены взирают
на кирпичную кладку чужих сомнений,
соглашаясь, что в мире земного рая
нет и пяди для гениев. Каждый гений

изнывает от груза пустых сюжетов,
что написаны наглым пером соседа,
продающего вход сквозь декабрь в лето
за надежду на завтрак и пол обеда.

А вокруг тополя одевают пухом
километры раскрашенных днём бордюров,
по которым усердно идёт толстуха
из дворца обреченной на зло культуры.

Не стесняясь сливаться огромным телом
с деликатным рельефом старинных зданий,
эта тётка расталкивает умело
не дождавшихся собственных подаяний.

Из открытых дождю высоченных окон
за падением звёзд наблюдают люди.
Им, рабам и рабыням своих пороков,
недосуг размышлять о первичном чуде,

за которым, конечно,  стоят пришельцы
из далёких галактик, сокрытых тьмою,
нарисованной пыхнувшим трав умельцем
на полу пустоты. За углом завоет

ретранслятор. Тревога. Опять тревога.
Возрастает количество злых движений
и холодных отказов от веры в Б-га
как создателя каждого из явлений.

Немота остаётся почти спасеньем
в этой битве за чьи-то покой и счастье,
ибо миг меж субботой и воскресеньем
вдруг становится пятницы верной частью.

И по швам затрещали миров одежды,
открывая позоров былого шрамы
на нагих телесах холостой надежды
обмануться хотя бы в пределах храмов.

Никому. Никому не познать границы
неземного отчаянья тех, кто знает,
как прочесть превращенные в прах страницы
с облегчённым маршрутом в края Исайи,

где мечи расковали давно в орала,
укрощая рождённые гневом войны.
Кто-то должен однажды начать сначала,
чтобы каждый смог путь свой пройти достойно.

Город замер под вечер, пригож и статен,
примеряясь к приезжим, как глаз к обнове.
Пара букв на стене. Пара красных пятен.
Всё меняется, кроме тоски и крови.