Оп 2-55

«Моя рожа как сопливый, мятый носовой платок в моем кармане. Мои речи – это не ткань, а паутина…» - плачет пьяный одноглазый пират. Но пишет он, кстати, гораздо лучше, чем говорит. Пусть и с множеством самых разных прикольных ошибок. Именно его ошибкам я позавидовал - это вам не гладкая штукатурка, тут занозисто было каждое слово, но его исправила морская волна...
(Его тексты зовут восхищаться богатой  фактурой, а мои утешительны... - но не потому ли так жажду я утешения, что уже проиграл?...)

---

Глядит  на кресло одноглазый пират и думает о всех местах отсутствий и временах ожиданий. Глядит на кровать и думает обо всех плоскостях и полях. Глядит на люстру и думает обо всех богатых, что висят над головой…  Жалеет, что не стал политиком, философом или поэтом. Данные были, но слишком скучно показалось учиться. Только губят они молодежь, считает мой одноглазый - и ревниво ругает всех политиков, а также поэтов - философов же... - и так всем известно, что их невозможно читать...

...Хотел бы он почитать сказки, в которых силы зла были бы весьма многочисленны и многообразны, сильны не столько внешне, сколько на деле – «мы тоже скромны!» - а простоватый Иван оказался лишен диковинных способностей, позволяющих добиваться побед со сказочной легкостью. Про Ивана-таракана, востосковавшего о человечьем достоинстве и пожелавшем покинуть привычный мир тараканов и крыс. О, его жизнь была бы полна приключений, он извергал бы из себя какую-то слизь и опрокидывался на спину на каждом повороте дороги. «Господи», говорил бы таракан движениями своих скребущих воздух лапок, «доколе?!». (Ничего, Иван, сейчас одноглазый тебе отрубит башку... А после себя конфеткой побалует, раз уж нужных сказок нема, только пишутся...)