Туман над Питером

Туман, туман над Питером –
над зеркалом невытертым
Невы – вспотевшей, матовой – 
под облаками мятыми.

Иду-бреду по Невскому,
и улыбнуться некому…
Весна туман навесила,
и что-то мне невесело.

А я сегодня – самая.
Смотрюсь в семнадцать – дамою.
C высот моих семнадцати
так хочется смеяться!

На мне цилиндр сиреневый,
на мне пальто лиловое,
и кожею шагреневой
блестят ботинки новые.

Перчатки тоже новые –
тобою не целованы.
Но кто-то, мною встреченный,
их поцелует вечером.

А на асфальте лужицы,
в них город тихо кружится…
Я хороша отчаянно,
а вы не замечаете…

А я успела вырасти
из розовой советскости.
А я дарую милости
с такой небрежной светскостью!..
 
И от моей небрежности –
рукой подать до нежности.
И от моей усталости –
так далеко до старости!

А в напускной французскости
такая примесь русскости…
Короче – се ля ви! –
я в шаге от любви.

Румянец небо дымное   
покрыл перед закатом. 
И звездами-дождинками   
весь горизонт закапан.

Отстукивают часики
последние мгновения…
Вот-вот – и выйду к счастью я,
словно к стихотворению.

Пока иду неузнанной –
какая юбка узкая! –
шагаю осторожно я,
как будто заморожена…

Духи – считай парижские! –
изысканные, рижские.
С таким названьем оперным,
волнующим, прохладным –
мне угрожает обморок
от их томленья гладкого…

А я чуть-чуть целована,
а я чуть-чуть раскованна!
Со мной играть – рискованно,
и целовать – рискованно.

Ах, будут ночи лунные,
ах, будут встречи летние!
А вы такие юные –
мои друзья последние…

А нынче – вечер мартовский
меня ведет к судьбе.
Запутанной, туманною
дорогою к тебе.

Я гиацинты белые
на ворот приколю,
как символ твоей смелости
и твоего «люблю!».

Какое небо нежное
над питерской весной!
И профиль твой онегинский
плывет передо мной…


Прага, март 2006