Крик Маяковского 37

                Т о ч к а  п у л и 


          В комнате Маяковский и его последняя любовь Вероника Полонская

      После короткого молчания Маяковский повторяет просьбу:
      – Так ты едешь со мной в Ленинград?
      – Если тебе так хочется, езжай сам. Мне нельзя.
      – Без тебя не поеду. – Маяковский опять заходил по комнате и стал на своем излюбленном месте: у камина, прислонившись спиной к нему и скрестив ноги. – Как ты не понимаешь, без тебя я уже не могу, – тихо заговорил он. – Месяц назад смог бы. А сейчас не могу. Без тебя все потеряло смысл. Зачем мне эта лампа, этот стол, эта комната? Без тебя – ничего нет. Жить без тебя я уже не могу.
      – А я с тобой не могу. По крайней мере, с таким, какой ты сейчас.
     – И это говоришь ты мне после того, как я перед тобой вывернул наизнанку душу? – Раздельно, останавливаясь на  каждом слове, произнес он. – Я понял тебя. Я тебе стал противен! Ты хочешь отделаться от меня!! Ты не любишь меня!!! Это – конец!!!! КО-НЕ-ЕЦ!!!!!
      Душераздирающие выкрики последних фраз парализовали Веронику.
      Почти в невменяемом состоянии Маяковский подбегает к столу, судорожно хватает из него маузер. Крепко сжимает его в руке.
      – Ты едешь со мной?
      – Нет! – едва заметно шевелит губами Полонская. На большее у нее нет уже сил.
      – Едешь?!
      – Нет!
      – Ты не оставляешь мне выбора. – Маяковский взводит курок и приставляет маузер к сердцу.
      – Помогите! Помогите! – обезумев от испуга, кричит Вероника и бросается к двери.
      Бедная женщина не в состоянии была понять, что этот крик  стал для Маяковского роковым. Со стороны ведь могло показаться, что ее пытаются изнасиловать.
      – Почему ты закричала? Почему ты закричала? –  тихо, с сожалением, будто обращаясь к любимому ребенку, который только что совершил непоправимую глупость, говорит Маяковский.
     На этот раз судьба от него отвернулась. Но отступать уже было нельзя. Не выстрелить, показаться смешным, обратить все свои переживания в фарс – разве он мог допустить это? Все что угодно, только не это! И он нажимает курок. Но прежде чем нажать курок в его мозгу молнией промелькнуло: «Боже мой! Что я делаю? Остановите меня кто-нибудь! Бог, если ты есть, спаси меня! Буду как все. Согласен на любую работу, только бы жить. Только не гроб. Только не черви. Да остановите же меня, наконец. Кто-нибудь!.. Люди!!» Но его никто не остановил. И чуда на этот раз не произошло никакого. Осечка, которая спасла его когда-то, на этот раз не случилась. Раздался выстрел. В помраченном мозгу его, как в калейдоскопе, замелькали картины жизни – и над всеми ими безразличное лицо Лили* с взглядом стороннего наблюдателя.
     Он падает. На рубашке у сердца мгновенно показывается кровавая точка.
      – Что вы сделали? Что вы сделали? – в истерике забилась Вероника.
       Лежа на полу, Маяковский смотрит на нее стекленеющими глазами, силится к ней приподнять голову и улыбнуться. Он хочет сказать ей что-то. Но это ему не удаётся, и голова его падает и со стуком ударяется о ковёр. Лицо и шея сначала краснеют, а затем становятся белыми. «Заливаются смертельным мелом», как он сам написал когда-то о повесившемся Сергее Есенине.
     Соседи по квартире, услышав выстрел – хлопок, как от удара в ладоши – вломились в комнату. Они еще застали струйку дыма, клубящуюся над дулом пистолета, но помочь ему они уже ничем не могли. В этот момент в комнату вбегает начальник секретного отдела ОГПУ Яков Саулович Агранов** (Янечка, как называли его Брики) и успевает запечатлеть на плёнке агонию Маяковского. Затем забирает с собой маузер, из которого только что произошёл выстрел, и предсмертное письмо Маяковского и уходит.


 *Лиля Брик, формально его жена.У них была свободная любовь.
Жили они в одной квартире втроём: сам Маяковский, Лиля и её первый муж Ося Брик, которого она продолжала любить.
**Квартира Маяковского находилась недалеко от здания органа государственной безопасности на Лубянской площади..

                П р о д о л ж е н и е  з а в т р а