Юный Слон в стихах

1) ШКОЛЬНИКАМ

"Наш мир сияет красками весны,
Алмазное сиянье звездных трасс
Кивает радугой, заглядывает в сны,
Улыбчиво чарующие нас,
Исполненные жизни красоты
- как следствие - истоки вдохновенья
Любимейших мгновений мановенья
Запомнишь и в себе полюбишь Ты.

В дорогах наших теплятся огни
Надежд и новых радостных исканий,
Нам жизнь предоставляет суть желаний
Исполнить, в них раскрашивая дни.
И каждый взгляд, и каждый пируэт,
И каждый поворот преодолённый,
Запомним как полёт непревзойденный
Души, в расцвете песен и побед."











2) ПОСЛАНИЕ ГОВАРДУ УТКИНУ

Иднако, быть сегодня не в себе,
Опять настигнут странные однаки,
Они смурны, тщедушны да инаки,
Завязнут в беспробудной синеве.
И не спасёшься – некуда бежать,
они с друзьями, дома, на работе.
Пока они являются в природе,
не ускользнуть и нахуй не послать.
Вот так – с утра до вечера в газете.
И печень – как всегда за всё в ответе.


3) МЕНЕДЖЕР

Рассказывали… Есть такой милиционер – и зовут его, например, Вася. Или Виталик. Жорж, Демиург, Евстигней, Ипатий, Ёпла – ежу понятно, что это всё равно, как его зовут. И у него, значит, бизнес нарисовался забавный: торговля трупами. Или мёртвыми душами, как кому нравится. Короче, бац! – трупак. Первым делом вызывают скорую и сотрудников МВД. Наш Вагинадий, приехав на место, тут же звонит в местное бюро ритуальных услуг. Оттудова человечек подъезжает и платит ему менеджерские 150 рублей. Но есть второе бюро (всего их два). Узнав о расценках, конкуренты накидывают ему ещё полтинник. 200 рублей – трупак. Такой вот, ****ь, аукцион. А мент хохочет, разъезжая на своей иномарке: нихуя себе люди по работе прутся, трупаки прямо из рук рвут, как будто они из золота сделанные.
Теперь мне надо об этом что-нибудь рифмануть… Ага:

Синие люди валяются кучами,
Руки и ноги неловко скрючивая,
Лица их, обожжённые нашими
Ветрами жгучими, сука, колючими,

Глупо таращатся в небо. Иль в стену,
В колодец, помойку – это не важно,
Куда повернётся тело.

В последний момент страшный.

Разницы – Нет.
Всё равно уже дО-****ыы.
Не больно, не страшно,
Не совестно. Лопасти
Мельницы жизни:
Э-э-к! Йёбнули, плюхнули
По бедной головушке
Сильно так – дрюкнули.

Товарищ мой труп,
Пусть тя злоба не мучает,
Что всё прекратилось,
Ведь жизнь злоебучая.


Я твой побратим
И жестокий завистник;
Смотри затухающим взглядом,
Как свистнет

Младой офицер ритуальных молодчиков,
Как быстро онЕ своё дело закончат:

За ноги в машину, родным прейскурант,
Все рады. Не все. Ты, конечно, не рад.
И я ещё, глядя завистливым взглядом,
Вздохну одиноко: «А лучше б меня бы…»

Мент прячет две сотни в нагрудный карман:
Бутылка «Nemiroфф», сырок и стакан.


4) ГДУДИТО
1)
Иногда бывает “никогда”, “Никогда” влияет на “всегда”.
Провода тогда лишь - повода,
Когда всем - дыра, а им - нора.
Не пора ли Вам порой перепора?
На дворе - перепорой перурира!
Надвигается ответственейший залп:
Ипн дафн пейпас свамп транс свамп.
Гдудито, где ты бегала всё утро?
В Бдиднтненде?
Зюйгель-Шпрунмпфхт,
Была я в Гдудите!
(На листе - на “те”, в уме - на “дте”)  Где.


5) КУСТЫ

Когда кусты становятся лесами,
И очень трудно быть с двумя ногами,
И голоса - как полюса, как полоса;
Как паруса на сером фоне корпуса.

И не до сна: и без тоста, и без числа,
И без хвоста, и без пера, и без крыла.
Была одна - осталась без седла,
Но у руля своё приобрела: -
Приподняла-преподнесла-приподняла,
Преподнесла-приподняла-преподнесла,
Приподнесла-преподняла-недодала,
Передала, дала как умерла. Но без конца - слова как пелена,
Как разрыхлённая полосками стена,
Как разлинованная прутьями спина...
И так всегда - всему своя цена.







6) СОЛДАТСКИЙ СТИХ
Самолёт ушёл в ночную. Я по плацу марширую:
Закричу, а мне в ответ - из дупла грозит дуплет.
Между глаз наметил дырку, с алюминевым веслом
Подбирается к затылку супермощный Электрон,
Весь пропитанный дурилкой, перемешанной с горилкой –
С ошипованной дубинкой, с пистолетом за спиной,
То, как кампучиец смелый (ловкий, белый и умелый), разгулявшийся и злой;
 То, как грустный иностранец - австро-полоцкий еврей:
Сзади - с кокаином ранец, слева - сабля, динамит,
А “во лбу звезда горит”,

Мысли делая светлей, и быстрее, и добрей:
То - как в стае толстых тварей, рвущих
Глотки журавлей,
Разрывается снаряд, разрывая всё подряд –

Журавлих и журавлят,
Журавлевщиков, журлят,
Журавлищ и их детищ:
Журавьёв и журавьищ.
4)
Разлетаются кусочки, трансформируясь в клочки
И в всклокоченные точки, запятые и крючки.
Но (!) из каждого клочка и из каждого крючка,
Из кусочков, запятых, точки-одиночки
Стаи новых журавлих, Маленьких, зато живых,
Улетают в облака с криком гордым:
“ГХА- ГА-ГА !”_



7) ВЕЧЕР
Мир чернотой старинных башен
Блестит торжественно-венчально...
Пастеризован, ненакрашен,
Приходит вечер беспечальный.
Весь беспричинно-невзначайный,
Насквозь отчаянно-случайный,
Он прячет блики за плечами,
Пока не станет замечаем...

8) ПОЗДНЯЯ Зэ
Поздняя зима. Разметала все дела замела.
Между прорезью окна, между веткою ствола -
Хруст и блеск ручных деревьев, Твёрдость деревянных рук;
Дуб от сердца до корней - труп.

Всё тепло. Онемело затекло за стекло.
Сквозь решётку от забрал ветер в волосах плясал.
Кто услышит в стуке дятла зашифрованный романс?
Посмотри, земля впадает в транс.

Мир увял и опал - он устал,
Изогнулся весь и сжался в кольцо.
Я упал (перегорел, встал), Тени прочно улеглись на лицо.
Эти люди, как цветки, как ростки,
Поджимают под себя лепестки;
Эти люди, как жуки, как кроты,
Абсолютно лишены красоты.



9) ФРАГМЕНТ

Все, кто были до тебя,
Нарожали сыновей,
Оплатили векселя
И отправились на юг.
Получив своё назад
(От комода до любви),
Совершили перелёт
Лёгким взмахом тёплых рук.

10) МОНОЛОГ
Едва немного отлегло - по морде врезало асфальтом.
Под неба нежное контральто пике заканчивалось сальто - В итоге: сломано ребро.

Ах, на губах налёт бетона, в глазах песок и чьи-то зубы;
Встречают запредельно грубо слова, запрятанные в трубы - Визгливый голос саксофона.

Трущобный вид кирпичных хижин в моём вонючем городишке-
Вдоль циркулируют людишки, витают мрачные мыслишки:
Как будто мозг мой обездвижен.

Мне всё давно объяснено, и всю программу знаю чётко;
Мне страх не брат, и стыд - не тётка;
Я обесцвечен, и давно.

Мы в неисправном самолёте, в котором пропиты моторы.
В салоне - смех, в кабине - споры: необычайно нездорово
Задрался хвост на повороте.

Ещё вчера всё было скучно - как одиночество огромно!
-Модель, упитанная форма, перенимает контур тучи
И мучит, пучит, грузит, кучит.

Я стал пластмассовым солдатом на Вашу нежность обречённым -
-Уж лучше буду ни при чём я, моё лицо накройте чёрным,
В календаре черкните дату.


11) КОКРЕЗЕФИКАЦИЯ
Кокрезефикация круглых отпердтков-
Что может быть проще и одновременно удобней?
На фоне от всех нестандартных померков
Возвышается лбистость головолобья.
Не хотел я об этом писать. Пришлось
Случайно излить вам словесный мусор.
Warning! Слабость моя копит злость,
Шевеля своим тараканьим усом.

Самоотравлен.
Мой внутренний мир тщетою приправлен.




12) ЛОШАДЬ
Как хотелось бы вдруг превратиться в лошадь!
И, кичась статью своей исполинной,
Копытом взрывать зелёную площадь
Опалённой солнцем равнины.

Не надо мне кнутьев и пьяных жокеев,
Тем паче, тяжёлого плуга.
Я тигра бесстрашней и ветра скорее,
Порвётся любая подпруга.

Оглоблю зубами сломлю как тростинку
И хвост распушу, как лисица.
Как птица – проторенной в небе тропинкой
Уйду в голубую станицу.

Где лошади правят устройством сеейным,
И всюду – лишь гривы и ржанье.
И в дали той, кажущейся и акварельной,
Начну постигать мирозданье.










13) УШАН и НАТУРАЛИСТ
Как в ясный солнечный денёк
Бежал зверёк какой-то шустрый…
Присел он в зарослях капусты,
Прилёг спокойно на вилок…
“Так пусто!” - радостно заквокал
(натуралист уже под боком –
настраивает свой бинокль,
девятилетний паренёк.

Он хочет зверя изучить,
Линейкой выверить размеры.
Куда ему! Зверёк скорее
Сумеет прыть здесь применить!)
Грызун спокоен. Школьник тоже.
И ловит бабочек сачком.
Кидая в воздух пятачком,
Свои сомнения низложет.
Низлал. И – быстро к грызуну,
Который нагло объедался,
Но, взвидев тень, еды отстался
И прыгнул в летнюю траву.

Хоть школьник тоже был напуган,
Подринулся сначала зря…
Но, в том подонка превзойдя,
Ушан ушёл в лесистый угол.

Беги, зайчун, к своим лачугам,
К своим ушастеньким подругам!



14) ВЕНЗЕЛЯ
Расписал я вензеля, Соизмерил все поля...
Вот бы для всесущих чад Всё по полкам в ряд бы, бля.

Их хоть мордой положи– Не поймут, не усосут,
На какой-нибудь межи Бестолково перессут.

Их бы вбок, на пряный лох, Позади от суматох,
Пусть бы там цвели в одне, Перекачиваясь вне.

15) УВЫ
Увы, увы, придут враги, Подвергнут бедные умы
Жестокой прихоти судьбы И тяжести её руки.

Одно содержится в одном. Всё превращается в ничто,
И дней угрюмое пальто Повиснет на любом как дом.

Мир поразит самим собой
И в каждом миге исказит
Незабываемый свой вид,
Свой облик очень непростой.

Безумец, что рискнёт, шутя
Остановить и завернуть
Его существенности суть,
Лишится живости житья.

Так будь же славен тот предел,
Который недан нам в удел,
Пусть лучше руки коротки,
Чем расстояния близки,
И так, в невидимой борьбе,
Всю жизнь, всю смерть и вне ее.
16) СЛОНЫ

Опять пришли слоны...
Зачем?
Затем, что. будучи нужны
И тем, и тем– всем тем, кто тем
Слоновьих не понять не смог,
Не спел им, бледный, монолог
И не воткнул цветок-флажок
В следы толстущих ихних ног.

Зачем они нужны?
При чём
Их уши, спины и хвосты,
Когда пылает всё огнём
Внутри душевной тишины.

И, уходя в свои мечты,
Лещом себе залезешь ты
В ту щель, где пьяные миры
Снуют в дыру и из дыры.










17) ПЕСНЯ ХОЧУ
Хочу тебя живописать.
Улыбкой нежной вдохновленный,
Намёком робким опьяненный,
Пытаюсь вечер предсказать.
Хочу с тебя сорвать наряды
И привязать к своей кровати.
Ты та, что вечно будешь кстати,
Я тот, кто часто будет рядом.
Хочу тебя от всех украсть.
Узнать, зачем твой взор так мил?
Такая грация и пыл
И в неживом разбудят страсть.

Хочу, а стало быть– люблю:
И лебединые движенья,
И губ твоих прикосновенья.
Не скинув бот, на простыню
Кидаюсь в радостном волненьи...
Вот скоро, скоро... Уж пою,
В душе горя огнём веселья.
Парю в волшебном упоеньи,
Лечу к тебе, моё хотенье,
Цветок души. венец творенья!
Моя! Вот это я! Мою!–
Я, обжигая нетерпеньем,
Дарю своим произведеньем
И всё до капли отдаю.





О, одноглазая природа! О дай мне, дай, что я прошу!
Тебя в поэме опишу И нарисую все восходы,
Что ты захочешь предъявить.
И буду делать вид, что это–Прекрасно и великолепно...
“Какой пейзаж!”– я буду ныть.
Как двести восемь Паустовских, Я буду счастливо стонать,
Пуская слюни, вспоминать, Как видел блик на муравье:
Мол, он сидел в своей траве, Потом поднял четыре лапки
И вновь на землю опустил...
“Какие чудные загадки
природы!”– я бы говорил.
Мне надо-т... Сущий пустячок.
Куда-а-а?... Врождённая тактичность
И с детства к аскету привычность...
И вышел вовсе скромнячок.
Надеюсь лишь... И то подспудно...
Да не во всём, а кое-где...
Мне недостаточно за день
То, что хочу я за секунду.
Короче, вежлив я и кроток.
Зачем же ты со мной не мила?
О, дай мне, дай такую силу,
Чтоб мог любить я всех красоток.
Что сто блондинок за полсутки
Бы мог приятно удивить,
Китаек, негрок охватить,
Златых и рыжих проституток
(брюнеток тоже незабыть!)...

Тебе ж нисколечко не трудно!
О, дай мне, дай такую прыть!


18) НОКТЯБРЬ
Ноктябрь! Ах, ноктябрь!
Ах, если б раз хотя бы
Ты был ко мне привязан
И до смерти томим
Предвиденьем капкана,
Уж слышным зимним лязгом,
Канканом в стылых трясках
И в дрязгах пантомим
Деревьев полысевших,
Немых, осоловевших,
Питающих сомненье,
Что будет хорошо,
Что вот придёт, конечно,–
В смятенье белоснежном–
Та, что придёт как прежде,
Но добро и смешно.

Ноктябрь… Н-да-с, погано…
Поганей всех погон:
И по натуре– гон,
И вообще пресрано.
Когда б ещё не жить,
Когда ещё таиться?
Не всякая-то птица
Решится песни ныть!
Хоть пыжься ты, хоть плачь–
Уж тяжелы одежды.
Ноктябрь– судья надежды
И бодрости палач.
Белёсые потуги
Становятся всё толще,
Зима шлифует вожжи И простирает руки.

Уж холодно, уж мокро,
Стеклянные струИ
Завязли в наших окнах,
Пускают пузыри.
Кудрявятся и млеют
Барашки-облака.
Смотрю на тучу зверем–
Вода и тишина,
На серо-синезадой
Небесной глади дня
СвинцОвеют закаты,
И, кажется, земля
Вот-вот утонет в луже…
Ан нет! Уже слюдой
Затягивает стужа…
И я такой пустой.

Ага! Опять о том же!
Да если б даже позже
Безрадостные утра
Вошли в свои права…
Всё так же кувыркаюсь,
Кончаясь беспробудно
То в корчах поминутных,
То просто на словах.
“Тепло ль тебе?”– никто же
Не спросит, не поможет
Унять озябший трепет
(иль трепетную зябь?)?
Беспутная пороша
Маячит в нехорошем,
Но предстоящем (в прошлом–
уже знакомом)… Вот уж!–
Ноктябрьская хлябь!

Желтушная невеста,
Незваная пора,
Душа твоя– дыра,
Любовь твоя нелестна.
Лисицей огнегривой
Влезаешь в наши норы,
Объевшись мухоморов,
И кажешься красивой,
Воспетой и желанной,
Влюблённой и беспечной,
Но с шелестявой речью
И песней окаянной.
В одной руке– багрянец,
Стихи и самоцветы.
Привет тебе от лета,
Напяливай свой ранец!

Несчастные детишки,
Не спалось вам, голубы,
Учебники– под мышки,
Вторую обувь– в зубы.
Она знобит и вертит.
Так разно каждый раз!
Себя дождями метит
И выдаёт маразм.
Она– зимы причина,
Гони её, грузи!
Ноктябрь, дурачина,
Скачи, не тормози.
Нескладно пусть, и матно–
Но словом поддержу.
Твой бег туда-обратный
Пойму и запишу.


Пора. Бликуют лужи.
Втихую все из кружек,
Наполненных иль водкой,
Иль брагой дрожжевой,
Ту, что уходит шумно,
Нагнав янтарных стружек,
Дорогою короткой
Проводят на покой.
Да, стерва, проститутка.
Не ведаем как будто–
Ведь там за ней скрывалась
И дула из щелей
Ужасная и злая
Седая незабудка–
Бросалась и кусалась
И лаяла под дверь.

Ноктябрьская двоичность
В миру непопулярна;
То нетрезва, то пряма:
Ни разделить, ни вычесть,
Ни стать, ни возродиться,
Ни вдруг отпочковаться
(о-о, полно друг Гораций,
к чему тебе границы?)
Пускай сопят надменно
Ряды их и шеренги,
Алмазные коленки
Их дам блестят надменно.
Ведь признаком победы
Не будет живость тела–
Наш дух, как угорелый,
Взлетит на крышу бреда,

И сверху– альбатросом…
О, прелесть твоих утр
Мне ненавистна, осень…
Холодный перламутр
Уж робко сеет… Ветер,
Печальный и нездешний,–
Мороку круговерти,
Бескрайней и кромешной.
Москва, Москва, столица!
Затейная смутья!
Из спившихся провинций
Петицию шлю я:
Скажи своей погоде,
Пусть малость отдохнёт.
Но поздно. Уж подходит,
Преобразуя в лёд…

Она. Их. Взмахом длани.
И запахом в стакане.
Собьёт и переманит,
Кодируя на смех.
С ног волосатых свалит,
Пинёт и обезглавит.
Такая вот– большая,
Прикольная для всех.
Но полно! Ещё солнце…
И взмыленным госконцем
Несусь вдоль гастрономов,
Спасаясь от идей.
Погода– просто чудо (!)–
Как сахар без талонов
(японцам ещё хуже,
живущим близ морей).


Все крабы и ракушки
Бессильны пред цунами.
А перед нами– дали,
Маслята и свинушки.
Ноктябрь любить попробуй,
Взгляни в него бодрей.
Тогда ему и дней
Поменьше будет. Вот бы!
Понять сумей, затем,
Чтоб не бояться боле,
Любить его триоли
И стройность его тем.
Дрозды, залезьте в норы!
Плюс два. И ветра свист
Напискивает твист,
И всё случится скоро:

Погода глянет косо
На озорные дни,
Вдруг вспыхнет купоросом
В безрадостной дали.
Дымы идут из бани,
А в бане– человек.
И век его не старит,
И он не знает век.
С собою он и воду,
И золото несёт.
Чтоб напоить природу,
Одну из всех природ.
Она раскинет косы,
Распустит сеть ветрил…
Сушите папиросы,
Ноктябрь уж наступил!
19) ВДОХНОВЕНИЕ
Гикало-бибикало,
Гудело и хихикало,
Фибулы мандибулы
Давно уже поникли бы.
Фибула иль фабула?
Монтень иль Никарагуа?–
Одно. Лишь только б пагубно
Влияло нам и квакало.
Ушли, ушли смятения,
Сомнения, сопения.
И вот уже не верю я,
Что было вдохновение.
Ковбоем замороченным
Иль флибустьером дроченным
Ползу, где позолочено,
(где денежки заплочено:
скидай кафтан– ревизия!)
Привычные коллизии:
Плыву во сне без имени,
Без сабли и провизии.
Чеканно-оловянные
Мороки самозванные,
Пришедшие из ванны вы
Лишь мнитесь, окаянные.
И что ж? В поползновениях
Хорош. Но без имения
Того, что так немерено,
На йдёшь на то, что гож.
Уткнёшь. И одновременно
С утратой вдохновения
Почуешь жажду пения:
И спляшешь, и споёшь.

20) МИРАЖИ
Бесплотность каждодневной красоты
И миражей беспечное лобзанье
Сведут с ума размахом суеты,
Бесплодностью душевных замираний.
Реальность оказалась ерундой.
Не оказалась вовсе ирреальность.
И небо нависает, бородой
Заката оттеняя света дальность.
Огонь в ней, кажется, но это не огонь–
Лишь отблеск пламенеющих там где-то,
За полушарием, лектрических молоньй
Иль видимый кусок чужих рассветов.
Природных игр нестройный саксофон–
Он только оживляет воскресенье,
Пока вокруг есть отзвуки и сон,
И нету от житья отдохновенья.
Уж нежностью подаренных теплом
Цветов, вся ошалев, природа дышит,
Напившись всласть пчелиным молоком,
Вся пышет; слышишь, травами колышет!
Ты плюнь в неё, она не возразит,
Не отомстит, зачем ей это нужно?
Поставит лишь на вид и то– на миг,
И осенит так странно и так скушно.
Усердие не вырастит плода,
Старанья тщетны, труд негармоничен
И неблагоразумен. Так всегда.
Хоть очень быть хотел б неограничен.
Всё кончится, всё пылью зарастёт,
Устало затопорщится, замнётся,
Ничто уж не спасёт, за годом год
Всё остаётся, никому не достаётся.

Кто знал, что будет наперёд, не смог
Остановиться и повременить.
За стогом– стог, но срок уж вот– и морг.
За рог даю зарок! Мне, волку, ныть?!
Лишь выть. Я спорю, будет толк (найдётся нить).
До дней чудесных доживём, как не дожить?
И песней станет смех бегущих нот,
Их ног недогоняемая прыть…


21) БЯШИ ВПуКЕ
бЯши впУке, рук порУки ВкУпе с вЕтошью марУки.
Были в дуплах, стали в соплах, Будем, бУдев, в топах модных.

Эка мАли! Куб не хАри, Тронь-патронь лоха пупками!
Дрын-дын-дым, сосками к даме?... Ай-я-я-я-яй…

И крутЕ из самых вЯхих Стоп под тЕ, что в бЯхе рЯхих!
Вот уж, де… Ге, у-га-га! Вбдзяй, аха. Увы, ха-ха.

СкОчит, трУхая, скокУха.
Ой-ли! Будьте уж не в думе!
Вот тогда моя маруха
вЫлипнет из бумных дурий.

Погогочь, бесславный слизень!
Ух тебе, воркАвный мИзерь!
Ты не мнись мне и не снись,
На том свете очутись.



22) НЕИСКРЕННИЙ БИАНКИ
Как-то встретились по пьянке
Таракан и Вэ Бианки.

Очень дружно наливали,
Мирно говорили, врали…
Под баян, да под гитару…
И сдавали стеклотару
И ещё ходили брали…
Об Афинах, о СомАли…
В-общем, всё как у людей:
И душевная беседа,
И в “кингА”, и в “дурачка”…
Засиделись два торчка.
Очень мило развлекались
(уж недолго до толчка
им осталось… Не сломались, не озябнули пока).
О свободе говорили,
О значении СверхЯ…
И Бианки был активен,
В споре в грудь себя бия.
О покосе, о ЮКоСе…
И об аглицком вопросе,
Обсуждали баскетбол,
Нигилизм, футбол, протон...
Уж к концу шёл разговор…

Говорит В.Б. жуку: -Ты, отравою вскормленный,
Дихлофосом опьяненный,
Лезешь нагло из щелей,
Приводя в ужАс детей,
Мам их, нянь и прочих всяких
Так их набок ****их-бяких.
Что тебе сия утеха?
Ты ж для большего рождён!
Таракания имеху
Ты возвысить обречён.
Бюст слепи (не чавкай глиной),
Вылепи пейзаж норы…

…Тут вошло, машА дубиной,
Тело мощное жены.

И глаголит так: -Бианки,
Сколь намерена терпеть
Нескончаемые пьянки?
На друзей твоих глядеть
Не хочу. Вчера макаки
Две пришли не без вина,
Дня четвёртого- собаки,
Завтра- слон. Я не должна Выносить подобной бяки!

Говорит тогда наш гость:
-Извиняюсь, довелось
Раз бывать мне у АгнИи…
Тоже мерзкая она.
Ну зачем подобной гнили
Статус придавать “жена”?
Между нами, усачами,
Тоже всё бывает, йес.
И улыбочки вначале,
И в кино, и за проезд…
Но потом, когда супругой
Овладеешь, тут ты крут.
Сам у телека балдеешь,
А невеста там и тут:
Поднеси, да подмети,
Постирай, да по пути
Хлеба принеси, да панцирь
Ну-ка быстро почеши!
Петь под вечер заставляешь…
В-общем, жучишь от души.

Ты ж как мямля смотришь в пол.
Тьфу! Пойду! Мерси за стол.
С мужиками в домино
Я продолжу разговор.

Так Бианки Виталян
Уваженье потерял…




22) В ДЕРЕВНЮ
Лишь повод дай–уйду в деревню
Внимать животному мычанью,
Грибы сбирать, чинить телегу,
Всегда иметь запас спиртного.

Скотина создана скотиной,
Стога– руками человека.
Мне слово “труд” ласкает уши,
И бабы снятся возле леса.

Безумным курицы безумной
Движеньям, суетным и тщетным,
Когда, выкатывая зенки,
Несётся, громко гоготать.


Мне песня снится после бани! И раскрасневшиеся плечи
Жены с пятипудовым вымем Желают тешить мойный взор.

Уеду. Брошу ускоряться.
На мотоцикле буду ездить
И с дедом Прохором у клуба
Вести неспешный разговор.

О, как хочу я соблазниться! И удивить своих знакомых.
Деревня– это ль не веселье, Не дискотека для души!

Вот Серый– тракторист вихрастый.
Вот девки красны и бессчетны.
Я вижу явственно все лица–
Хотелось быть бы среди них.

Остановить стремлявый ритм,
Часы закинуть за бидоны
И жить с рассвету до ночёвки,
Стихи мешками сочинять.

И рыжий пёс, и тройка кошек,
Стрижи, ежи, хромой лисёнок,
Батут, прыжки из сена в сено–
Природа, спорт и Новый Год!....

Э-э-кх-кх... Гм-е-е-е...... йо, ппп, Гх-гх...

Смеются лошади, хвостают.
Жужжит пчела, поют стрекозы.
Я плачу– как же мне уехать?!
Хочу и не решаюсь, ах!


23) НЕЗАКОНЧЕННАЯ ПОЭМА О КУЗЬМЕ

(состоящая из нескольких частей с песнями, россказнями,
мяфами, пупами, дурацкими блюмками и прочей фимерзией)

Первая мяфа, повествующая о житие деревенского отрока, глупого и праздного Кузьмы, до встречи с гномом, перевоплощённым в двухсантиметрового кенгуру

Был Кузьма лихой молодчик;
Пил, курил, по мордам бил.
Как любой другой. И очень
Мотоцикл свой холил.
Придет, например, выкатит,
Боки тряпочкой протрёт,
Маслом смажет, очупатит,
Залюлюет и попрёт.
(Спирт в чулане дяди Феди.
В Горках- девки). И наш гусь
С рёвом-свистом едет-летит:
Нет ли где каких марусь?
После спирту дяди Феди
Тело как безумный мяч-
Прыжет, скочит, в драку метит-
Хоть ты хрячь, хоть руки прячь.
Кузя парень был огромный,
Весом в 200 килограмм.
Бестолковый, но проворный-
Насчёт морд и насчёт дам.
Участковый Евдокимий
Первым руку протягал:
“Кузькин чёрт! Судьбми какими
Путь твой, милай, пролегал,
Что наткнул на дядю Евкду?
Папиросу? Две? Изволь!”
И уже ко клубу едут,
Банок выемши вдоволь.

Трёхчетвёртая пупа, повествующая о том, как Кузьма повстречал некую тварь, оказавшуюся злобным волшебником, который доставил Кузе большое огорчение, превратив его в микроба. Децил-кузь-бацил-фекафий- из рода головоногих фекафий- вот кем стал наш герой теперь. Но злой колдун оставляет ему минимальный шанс вернуть прежние размеры…

Так он жил, не зная горя,
Но однажды ввечеру
Встретил спьяну то-ли тролля…
То-ли гнома- кенгуру…
Рассмеялся Кузьмий: “Надо ж!
Кенгуру ростом с вершок!
Ты откуда, глупый малыш?
Чо здесь прыгаешь, дружок?
Наступлю сейчас, и ладныть:
Был урод- и нетуть, вот…”
Разобиделся гном, кажыть,
И открыл поганый рот:
“Ты, Кузьма, осёл, деревня!
Остолоп. Говно. Дурак!
Я же- гном. И маг! Сморе-мня!
Ща устрою кавардак!
Стань микробом, Кузьмаграфий.
Пусть тя люди назовут
“Децил-кузь-бацилл-фекафий”
И в пробирку занесут!”
Кузя стал тут уменьшаться
(с мотоциклом), ужасясь,
Из последних сил пытаться
Гнома злого, умалясь
Уж до червяка размера,
Унижаясь, упросить:
“Прости мя, волшебник нервный,
Так не надобно чудить!”
И сказал тогда гном вредный:
“Будешь снова ты пиплом,
Если дева с власом медным
Поцелует. Быть на том.

Путешественная россказня, повествующая о том, что предпринял Кузьма для своего спасения, а также хвалебная речь во имя оптимизма, помогающего человеку выжить в трудной борьбе с превратностями судьбы

Долго думал Кузьминатор
Смысл этих дивных слов.
ЧелЗлоМагДискриминатор
Опроблемил, будь здоров…
Две бинарных единицы
Нынешний размер Кузьмы,
Тут ужо не до девицы,
Ей, опять ж, не до евы.
Кто тут сможет соблазниться?
Иль хоть увидеть что-ль?
Стал Кузяний горюниться,
Всё ж смекая исподволь:
“Надо к людям пробираться,
Надо что-то предпринять”.
Тут кузнечик- и Кузянций
Скачет, полон сил опять.
Оптимизм- такая штука:
С ним хоть в пропасть, хоть куда.
Сей Кузьмы пример- наука
Для нытей. Вот это да!
Только что он был повержен
И унынием объят-
Вновь уж бодр, весел, свеж он!
Ай да децил! Он не смят,
Не убит, а, жизни полон,
Едет девицу искать-
Рыжевласую корову
В ся влюбить и приласкать,
Чтобы нежным поцелуем
Снять заклятие врага
(и уж больше кенгуруям,
тролям, гоблинам, колдуям-
чёрта хитрого холуям-
не хамить уж никогда).

Долго ль, коротко ль скакал он
По равнинной полосе
Влево, вправо, вбок по травам-
То неведомо посе…
(децил-кузь-бацилл-фекафий
может прожить тыщу лет-
Ни секунд, ни фотографий,
Никаких других примет-
Ничего для Кузи нет.

Дорожная песня Кузьмы
Жил Петров Иваныч Жучкин-
Романист и гуманист;
За стеной- Макакий Кучкин-
Экстремист и нигилист;
Снизу- Абрахам Бек Чкочке-
Хулиган-правоцентрист;
Сверху- двоечник Кружочкин-
Наркоман-рецидивист.
И повсюду, где ни плюнь ты,
То ханыга, то урод,
Хоть ты лопни, хоть ты хрюнь ты-
Всюду скот. Тюремный сброд.
Сей Петров Иваныч Жучкин
Мог бы книгу написать,
Типа… “Летом”… или- “Тучки”,
Но в компании подобной
Невозможно Блоком стать.

И сказал тогда Иваныч:
-Ге ги гоги,
Жо жи жо.
Трюмпумпыч,
Фюфек фофавоч;
Гогн павыч
Ноки ржо.
Дрюм, бичкек,
Одни, четыре,
Восемь, девять,
Пятью шесть,
Йек, чувек,
Чофек попыре,
Бозьмь бозеветь
Четью меть.

Но откуда-то из боку
В ухо въехал Бек Чкочке,
Наркоман украл “Аоку”-
Продал, взял, на чердачке
Принял дозу и повторну
Тайно к Жучкину вошёл;
Телевизор взял, ковёр, но-
Пойман был. И хорошо.
Экстремальный наш Макакий
Покушался, глупый пёс.
Жучкину везло, попался
И Макакий-ортодокс
(так втихую называли
обезьяну во дворе,
и штангистый Генацвали
говорил не раз: Сморе-е-е!
Заломаю. Изувечу,
закручу, перемелю,
раскурочу, исковерчу,
омрачу и пристрелю).
(Впрочем, добрый был… Однако
Речь ведём мы не о нём).
Чкочке, злобная собака,
Поджигал дверной проём
(наше- бедному страдаке),
Стёкла бил. Ругал козлом.
В общем, доставалось впаке…
И досталось. Как-то днём
Вышел наш герой на лоджу,
Произнёс прощальный стих:
Жошу, трошу,
Эк, на что жы,
Их бек мрек хек, бек мрек их.

Лоб на нос скорей надвинул
И, задохшись, тихо сгинул.







24) ГОРЫ ГРУЗИНЫ
Смеются птицы, льются звуки,
Плеща вкруг рук плюща змеиных,
Роятся шумные докуки-
Кусаки в теннисках тигриных.

И в тёплой гуще мандаринов
И в яшме листьев винограда
Струится в ноздри запах винный-
Поёт зелёная прохлада.

Весь день- мотыга, тяпка, руки
В мозолях чёрных от работы.
Тут не до игр, не до скуки.
А жарит как! И льётся потом
Спина дублёная. И тени-
И те хотят покинуть землю,
В полях- трудящихся артели,
Лишь старцы курят тихо дремля…

И так весь день, не зная воли,
Растишь кровавые мозоли.

Но только день утихнет знойный,
Подует ласково. Чабан
Достанет свой кларнет гобойный,
Отар погонит по домам.
И виноградарь, и садовник
К устам кувшинчик поднесут.
Усажен, удобрён терновник,
Ах, как прекрасно слово “ТРУД”!


Как заводные обезьяны,
Как тараканы-чернецы
Снуют и носятся Вахтаны,
И смотрят ласково отцы.
А может, скоро будет свадьба-
Запляшем месяца на два…

Да-а-а…

…Уж в рощах птицы отсвистели…
Спокойной ночи, апельсины!
Диск солнца прячется в ущелье,
Поют усатые грузины…

Ай-лала-лала-а-а!..

Чукчачури вай вай, мури!
Ё-о-о-о-о о-нури!
Варанга хму-у-у-ри!

Шалала клюхты, клюхты!
Ма-а-а-а-а-а-а-а!
Вай-й-й-й-й-й-й-!

Барара-най-й-й!
Хай! Хай!
Джига, вай!

Нанай-нанай!

Ой-й-й-й!
Нанай-й-й-й, нанай-й-й-й!

(молодой парень скакал по острию
злачёных вечерним солнцем гор, утопающих
в ореховой зелени, на нём был одет красивый кафтан,
на поясе висел кинжал, за плечом- верный карабин-
как в горах без хорошего ружья? Он повстречал
прекраснейшую луноликую у колодца, которая застенчиво
смеялась и прятала лицо в копне чёрных развевающихся
вследствие воздействия гордого ветра волос, о, Кавказ!
Парень сказал: “Я украду тебя”, положил её поперёк седла
и понёсся быстрее пули, а за ним уже гнались
разъярённый отец и пятеро братьев,
они прижали его к краю ущелья, но гордый парень
закричал: “Не отдам мою Айнуш” и зарезал невесту,
а сам сел на камни и заплакал,
и заплакали отец и пятеро братьев
и зарезали храброго джигита,
и семь дней и семь ночей горько пили
и пели грустные песни, от которых сердце надрывалось:
“Нет покоя усталому джигиту!
Кинжал его блестит как алмаз,
Конь его летит птицей,
И ветер ему в помощь,
И звери, и горы!
А он очень одинокий,
Потому что слишком гордый,
Чтобы разговаривать с другими людьми,
И вот он едет по горам и плачет:
“Вай, зачем я такой одинокий!
Вай-вай!
Нет ничего лучше,
Чем вырезать и съесть сердце врага,
И нет ничего горше,
Чем стон сердца одинокого джигита,
И нет ничего слаще мести,
Резать, резать, пить вино и петь песни!”
А ночью, когда в горах затихли все звуки,
пришли сто братьев убитого джигита
И вырезали весь род злобных убийц,
заставивших перестать биться юное сердце
красавца-джигита, и вырезали все соседние деревни,
и поднялись в горы и убили всех стариков,
а детей побросали в пропасть и потоптали
быстроногими синеглазыми конями
с чёрными как смоль гривами,
и пощадили только одного слепого
и безногого стотридцатидвухлетнего горца,
который и рассказал людям эту печальную историю…
Вай-й-й-й-й, такая грустная история…)


25) БЕМБИКИ
Скакали-кали Бембики
По жиденькой траве-
Чумазые как веники,
КарАкатякась вне.

Почто они? По тО-ли лишь,
Посколько посему
Не столько стало скОлькишыш,
Сколь видно по всему.

Безумные как все здесь, скок!-
Скакали-кали в друк.
А мысли, будто вземнясь: вуок!
Бегуг, бегуг: бигук.

Почто кому иллюзии? Почто кому есь суть?-
Ничтожные коммузии И дурк-дудурк нессуть.

26)   ПАМЯТНИК СИНГУЛЯРНОСТИ В ЧЕРНОГОЛОВКЕ

Хотел вам рассказать за Сингулярность,
Что множится и рвётся во всея,
Природа нас щекОтит, света дальность
РазъещекОчивает вспять, гоня-гоня.

Премногая направленность, упорство
Пугают обывателя слегка.
А космосу на это рок-к-ролство
Отнеже есмь поелику пока.

Как та, самоконкретнейшая мгнажда,
Как те, недоскукоженные чмы,
Бежишь дробясь в изнанке чебурашьей,
Летишь в смехо-хохОчущие сны.

...