Несколько тёплых слов о холодном

     ==============================
     «Первого августа в полдень Билл Форестер уселся в свою машину и закричал, что едет в го-род за каким-то необыкновенным мороженым и не составит ли ему кто-нибудь компанию. Не прошло и пяти минут, как повеселевший Дуглас шагнул с раскалённой мостовой в про-хладную, точно пещера, пахнущую лимонадом и ванилью аптеку и уселся с Биллом Форесте-ром у снежно-белой мраморной стойки. Они потребовали, чтобы им перечислили все самые необыкновенные сорта мороженого, и, когда официант дошел до лимонного мороженого с ванилью, «какое едали в старину», Билл Форестер прервал его:
— Вот его-то нам и давайте.
— Да, сэр, — подтвердил Дуглас.
В ожидании мороженого они медленно поворачивались на своих вертящихся табуретах. Перед глазами у них проплывали серебряные краны, сверкающие зеркала, приглушенно жужжащие вентиляторы, что мелькали под потолком, зеленые шторки на окнах, плетеные стулья... Потом они перестали вертеться. Они увидели мисс Элен Лумис — ей было девяносто пять лет, и она с удовольствием уплетала мороженое…»
Рэй Брэдбери «Вино из одуванчиков»
--------------------------------------------
   
     Якутия, в которой я появилась на свет, произрастала и продолжаю жить-доживать, всегда была краем морозов, но никогда – мороженого. Где случилось моё первое мороженое – не помню. Может, в Саратове, через который родители возили нас почти каждое лето в деревню. Или в Евпатории? Нет, о Евпатории отчетливо помню малиново сияющую в стакане, пронизанном южным солнцем, газированную воду за пять копеек. Но пломбир в вафельном стаканчике с хрустящим краем – где меня впервые пронзил блаженный миг откусывания этого острого (можно порезаться!) вафельного края, рядом со сливочным холодком?.. Где язык впервые скользнул по этому вожделенному холоду (ооо, слааадостно мне!!!), где? – не могу вспомнить!
     Первый осознанный пломбир помню ещё по тем временам, когда в Якутске на углу Ярославского и Аммосова стояла аптека. На нашей славной площади Ленина, примерно там, где сейчас фонтан, продавали на развес пломбир, укладывая его блестящим металлическим совком в пергаментные кульки. Не помню, был ли это киоск, но определённо не передвижной прилавочек с надписью «Мороженое», в Якутске таких не водилось, а, может, память меня подводит. Красивая девушка, очень красивая (тогда я ещё завидовала красоте взрослых барышень), отведав специальной волшебной палочкой мороженое из кулька, воскликнула: «Божественно!». Так я впервые услышала, а не прочитала это дивное слово. Купила кулёчек пломбира и я, отошла в сторонку, подхватила своей волшебной палочкой сладкоснежную горочку, отведала, ощутила и тихонько попробовала на язык только что услышанное «Божественно!». Не пошло, показалось неестественным. И вот тогда впервые я осознала, что обезьянничать нехорошо, и надо искать пусть менее красивые и объемлющие, но свои слова. Уроки мороженого!
     Ах да, деревянная аптека, еще не снесённая, не уступившая землю партпросу (этим ужасным словом звался в народе дом политического просвещения)! Благодаря ей воспоминание о божественном пломбире из кулька неотделимо для меня от изумления «Как, мороженое?! В аптеке?!». Да-да, «Вино из одуванчиков» Бре
эдбери.
«……они увидели мисс Элен Лумис – ей было девяносто пять лет, и она с удовольствием уплетала мороженое.
– Молодой человек, – сказала она Биллу Форестеру, – вы, я вижу, наделены и вкусом и воображением. И силы воли у вас, конечно, хватит на десятерых, иначе вы не посмели бы отказаться от обычных сортов, перечисленных в меню, и преспокойно, без малейшего колебания заказать такую неслыханную вещь, как лимонное мороженое с ванилью.
--------------------------------------------------
     Билл Форестер почтительно склонил голову.
– Подите сюда вы оба, – продолжала старуха. – Садитесь за мой столик. Поговорим о необычных сортах мороженого и еще о всякой всячине – похоже, у нас найдутся общие слабости и пристрастия».
--------------------------------------------
     Попробую и я определиться со слабостями и пристрастиями в ледовитом океане мороженого. В изредка промелькивавшей в юности и несколько далее Москве возбудили мои вкусовые рецепторы «Лакомка», почтительно именуемое пирожным, эскимо в блещущей фольге (до сих пор люблю острые артистические лохмотья фольги в процессе распечатывания/поедания). И любимое, незабвенное, в картонном стаканчике, с волшебной кислинкой, фруктовое за 7 копеек. И ещё пломбир «48 копеек» – просто добавь, что хочешь, чаще варенье, вишнёвое или абрикосовое.
     Об удивительных сортах. Сейчас, когда мороженое вкушаю редко и даже порой с опаской (расскажу, отчего), всё же гурмански высматриваю в витринах сырное (с дор блю, маскарпоне), и – «пусть мне же будет хуже!». Впервые я отведала сырное мороженое в торгово-развлекательном центре «Азия», стоящем на такой окраине города, что кажется, вовсе и не в Якутске эти донельзя цивильные магазинчики, огромные шары над протяжёнными эскалаторами, как бы парад воздушных шаров в небе (где он здесь, потолок?!). А выйдешь, особенно вечером – перед глазами тёмный луг, дальние-дальние огоньки… Где мы? – Да просто в мире, на этом свете. И сдержанно молочный, с остринкой (как пылинкой дальних стран) вкус сырного мороженого на языке и в душе.
     Но не стоит предлагать мне что-нибудь новомодное, "трендовое", скажем, лавандовое мороженое. Не пугайте меня этим замогильным цветом и вообще лаванда в моем закоснелом немолодом мозгу – отдушка для белья, гель для душа… Пробовала лавандовый лимонад, было ощущение, что пью одеколон. Такого примерно же вкуса для меня строка Игоря Северянина «Мороженое из сирени, мороженое из сирени..»! «Пора популярить изыски», – совершенно маркетинговый ход-выход северянинского мороженщика, распродавшего сливочное и фисташковое, утверждающего «пора .. утончиться вкусам народа», предлагающего попробовать мороженое из сирени мальчику со сбитнем. Впрочем, вот чёрное мороженое с чернилами каракатицы не произвело на меня дикого и в то же время траурного впечатления, может, из-за бархатной текстуры, потаённого бально-бархатного света. И всё же, пожалуйста, угостите лучше пломбиром на сливках или крем-брюле, хорошо бы в вафельном стаканчике... Но вернёмся к истории.
     Предвестие массового явления мороженого в Якутске для меня связано со временем, когда в магазине «Туймаада» (умоляю, не поправляйте, не называйте это изобилити моего детства «Токко») в фанерных ящичках, низких, помнящихся решётчатыми, стояли один на другом, в несколько рядов аккуратные близнецы-солдатики – бумажные стаканчики с кружочками белыми (сливочное), бежевыми (какао, шоколадное), розовыми (ягодное, наверное, брусничное). Мы жили тогда в доме напротив (это где было кафе «Снежинка», выросшее в исчезнувший давным-давно ресторан «Север», и вечная седьмая почта). Сидя на подоконнике, глядя на вечерние огни «Туймаады» (манящая «витрина напротив», у многих в детстве светилась такая), я представляла эти холодные белые, розовые, светло-шоколадные кружочки, они кружились перед глазами, "манили и звали", и что-то напоминали.
Якутск наполнился мороженым в конце прошлого века. Откуда-то заплывали в магазины разного калибра, и в наши «Три толстяка» тоже, полукилограммовые лоханочки с мороженым каким хочешь. И вот только тогда для меня зазвучало и облеклось в немыслимый (о да, божественный, божественный) вкус волшебное и даже заклинательное слово «крем-брюле».
     Ах, эти лоханочки! Подбираемся к критическому, можно сказать, переломному моменту в моих отношениях с мороженым. В конце 90-х нашла я во дворе на мартовском сером снегу 50 рублей. Воровато оглядевшись, не заметила никого с виду потерявшего эту славную купюрку, да и вообще никого, цапнула её, и ноги сами понесли в наш магазинчик «Три толстяка» за лоханочкой мороженого с абрикосовым наполнителем. И вот эта лоханочка была употреблена мною в один долгий блаженный присест. На следующий день в соседнем дворе незнакомый задорный старичок вскричал: «Какой красивый у Вас загар! Где Вы смогли так загореть в марте? На Мальдивах?». Дома зеркало отразило совершенно морковного цвета мою физиономию, и я грустно подумала, что удар по печени был жесток. В конце декабря того же переломного года заболела я гриппом, естественно, на ногах и без больничного. И тут с моим железным здоровьем стало что-то происходить. Душераздирающий кашель сотрясал моё небольшое тело, бил по барабанным перепонкам, и вот так я еле шла по жизни в минус 50 по Цельсию под грохот канонады, и это было не жизнь, и надо было что-то делать с собой. «Вышибать клин клином!» – решила я, завидев темно маячащий в тумане киоск с мороженым, и тут же попала в объятия обожаемого мною, преисполненного жизни народного художника Афанасия Николаевича Осипова, отца моего одноклассника Бори. Волчья шуба на Вас была, Афанасий Николаевич, да? Верю, что Вы меня там слышите. «Ты куда, Людочка?» И я невнятно, сквозь кашель (лающий мальчик!) рассказываю о своих горестных обстоятельствах и о намерении вышибить клин клином. Смеясь, выпускает меня Афанасий Николаевич из своих волчьих объятий и, легчайший, убегает в туман. И вот мороженое (какое?) у меня в руке, и Афанасий Николаевич кричит мне сквозь туман: «Людочка, не надо!», но я уже алчно и обречённо высвобождаю из бумажных одежд этот коварный кирпичик, и леденящий душу холод ударяет по нежным истерзанным внутренностям..
     А на следующий день мой внутренний лающий мальчик совершенно озверел, разговаривала я исключительно кашлем, температура взлетела до 40, в груди между взрывами кашля пищали птенцы. Последнее меня так напугало, что я позвонила человеку, прошедшему и через бронхит, и вовсе даже через туберкулёз и пролаяла: "О, что мне делать? То ли я схожу с ума от этого бронхитуса, то ли вправду у меня в груди птенцы пестчат?». В ответ успокоили, что да, бывает, пестчат жалобно, и посоветовали народное средство сгущёнку с мёдом. Как я люблю сладкое, но как это было запредельно приторно и не помогло! Но ещё, кроме бронхита, злобный гриппус с помощью коварного мороженого подбросил несколько простудных осложнений различным частям бедной моей головы (ну, если угодно, гайморит, о-ужас-воспаление тройничного нерва), что дало мне основание грустно думать о себе: «Голова – её больное место».
Но медицина и время сделали своё дело, остались только малоприятные осенние и весенние обострения. Ну да, та же температура 40, лежу мокрая как мышь, но это недолго, а потом месяц пренеприятнейшая субфебрилка и сухое невыразительное изматывающее кхекхеканье. Всё оно, всё мороженое, вот послушалась бы Афанасия Николаевича!
     В 2008 году наступила для меня эра Геленджика, и когда в самом её начале знакомый певец из кафе захотел угостить меня мороженым, попыталась отказаться без объяснений, но он так настаивал, что я быстро и сочувственно поняла: человек на такой работе, ему нельзя, так хоть посмотреть, как другой разворачивает обёртку, делает первый лизок, откусывает и закатывает глаза от блаженства. Доставив человеку такое удовольствие, я проснулась утром с еле слышными знакомыми симптомами, как, возможно, бывает после прививки или гомеопатии. Ежегодные полтора месяца в Геленджике сделали своё курортное дело, и я перестала быть осенне/весенним лающим мальчиком с температурой 40, и даже иногда позволяю себе мороженое, правда, не всегда совсем бесследно («Людочка, не надо!»).
     И вот сейчас, когда дописываю всё это, замелькали у меня перед глазами тепло светящиеся розовые, молочно-белые, светло-шоколадные кружочки… конфетти.. праздник.. ах, стаканчики, бумажные стаканчики! … Божественно!!!..
     А лимонное мороженое с ванилью я так и не попробовала.