О Розинге, Троцком и русской смуте 1905 года

Девятьсот пятый год, время русско-японской войны,
Потонул наш Очаков, идя мимо порта Артура,
Наши речи за десять шагов не слышны,
Заслонила их смута, крича заунывно и хмуро.

В Петербурге волнения, бывшие профессора
Не на кафедре служат, а молятся красной крамоле,
Из студенчества чинного отдыху всякий был рад,
А среди гимназистов любой был печален и болен.

Камень воли народной в свой разум, народ, да не кинь
Сей разброд да не кесаря чревосеченье,
Вы, юристы, филологи или естественники,
Не богаты, хоть платите за обученье.

Вы глядите на музы, храните покой и добро,
Вам всем на тихогромах играть на безладии лады,
Но среди разночинцев есть тоже хороший народ,
Из училилиш реальных не шедший тогда на баррикады.

Небогатый мундир, сумка с тубусом возле плеча,
Пол алтына на хлеб, никому – православная вера,
Розинг был из таких, и очрезэкрании печаль
Обуяла линейного будущего инженера.

Об Икаре балладу он слушал за токами лет,
Позабыв о Гапоне и встречной казачьей атаке,
Видеть через экран он желал для грядущих побед
И для мирного неба прочесть осциллографа траки.

Он паял в полутьме и мечтал средь серебряных трав…
По рисункам забытым среди мировых космогоний,
Теле-визор из древности в смуту друзьям воссоздав,
Прислонил сеть экрана к лубку и старинной иконе.

Но ошибся тогда новый век-молодой звездочет,
Или Розинг ошибся, экран ткнув холодною спицей:
Из экрана глядел на студента неведомый черт,
Красногривый, как некто Бронштейн, здесь, а не за границей

Представлялся он Троцким, забрав у жандарма листок
Говорил о грядущем пожаре для воли рабочих,
Агитатор студенчества черту поверить не мог,
Ведь для всех революция – света и радости ночи.

Бунт добро и любовь, обновление, что там еще,
Ну а Троцкий достал пистолет из картинки помятой,
Вы враги и не ровен пред вами всевидящий счет,
Революция есть диктатура пролетариата.

Подошел он к студентам, забавный, наивный народ,
Только делать не могут для войска ни ров, ни траншею
Революция это любовь? – получи пулю в рот,
Революция это добро – получи пулю в шею.

Исказилась картинка на ситцевой ряби листка
Осциллограф надтреснул, излив белизну молочая
Был студент – станет бабой, паршивой студенткою став,
Пулевой поцелуй через шею и рот получая.

Речь рассыпалась средь погрусневших внезапно ватаг:
Изнасиловать бунт не получится – спустим в ухабы
Первой целишь седло – станет бабою классовый враг,
А второй в шею – скатится враг с нашей бабы.

Удалился Бронштейн до Америки в грез облака,
Где он деньги копил для грядущего переворота,
Розинг понял – пора бы о нем рассказать казакам,
Только что рассказать? снам не верит охранная рота.

Записал он секретные сведенья не в облаках,
А в тетрадных листах, что порвет телеграфов  растяжку
И пошел на проспект, где на стачку внезапно попал,
И казак над главою занес обнажённую шашку.

Видит: грамотен ухарь среди оборванцев судьбы
Вдарил шашкой плашмя, только ухо отсек и не боле,
Звался Троцким он также, да только без паспорта был,
Поменялась бумага на жизнь, что всегда в божьей воле.

Розинг ухо сжимал, как заморский художник Ван Гог,
Но донес осциллограф до кафедры у института,
Мы не знаем, нам черт в помощь был или все-таки бог,
Но на этом закончилась первая русская смута.

Сколько было еще оборванцев, бродяг и калек,
Приовавших по воле неверной искрящийся стервы,
Пировала воина у России почти что весь век,
Век двадцатый, но лучше и чище нам век двадцать первый.

Розинг с Троцким как прежде глядят с грозовых облаков,
А Бронштейн сдавлен Теслой, на взгляды ответить не в силе,
Чтоб не только в экранах нам было светло и легко,
Но и в мире живом, в бесконечной эпохе России.



Примечания


Вам всем на тихогромах играть на безладии лады – тихогром здесь – фортепиано

Розинг был из таких и очрезэкрании печаль – Борис Львович Розинг (23 апреля [5 мая] 1869, Санкт-Петербург — 20 апреля 1933, Архангельск) — русский физик, учёный, педагог, изобретатель телевидения, автор первых опытов по телевидению. Чрезэкрания – перемещение из плоскости в пространство и обратно

Представлялся он Троцким, забрав у жандарма листок –  Лев Давыдович Троцкий, прямой потомок Пушкина, урожденный Бронштейн, забрал паспорт у жандарма Троцкого в смуту 1905 года и с тех пор носил его фамилию

Первой целишь седло – станет бабою классовый враг, а второй в шею – скатится враг с нашей бабы – здесь говорится о школе сексуальных расстрелов в ЧК. Если женщину в коленно-локтевой позиции насилует мужчина, то первую пулю нужно посылать в шею строго сзади (чтоб не сломать женщине хребет), и чтобы насильник сама стал отчасти обескровленной женщиной. А вторую –  в затылок, в турецкое седло, тогда насильник, сам отчасти став женщиной, просто скатится с жертвы, не повредив ее.