Петрович

 - И страшная пучина поглотила их...

Это что ! Отходим мы как-то из Гамбурга. Вот уже и пайлот на борт поднялся, всё как обычно. Пайлот - это лоцман по-английски , ежели  кто не в курсе. А наш старпом уже лыка не вяжет. Бизнес с продуктам для экипажа прокрутил, ну и нажрался на радостях. В сиську. В дрыбодан. Выходит на мостик, а душман от него прёт такой, что бедный немец-лоцман "аж заколдобился". Мастер делает невозмутимый вид, дескать: " А , ерунда , всё нормально ". И удобно устраивается на крыле мостика. Я же - бодро стою на ручке телеграфа, чётко осознаю всю эту непростую ситуацию и прекрасно понимаю свою грядущую ответственность.
- Дэд слоу эхэд , - командует лоцман. - Стоп машина ! , - репитует Петрович.
И понеслась...

У мастера был такой " ход конем ". Наш Петрович на отходе традиционно нажирается, а тот делает вид , мол, ничего не вижу, ничего не слышу. Потом конкретно берёт его за жабры, а Петрович падает на пятую точку. Отдает последний зуб и молится на эгегейский клуб. Кэп его торжественно милует. - Но только смотри, чтобы в последний раз ! Тут-то Петрович и начинает драть с нас, штурманов, три шкуры.  Даже мозговынос В М П - по полной программе. Неделя-другая. И все воют белугой от такого беспредела. Я без перерыва печатаю на старенькой машинке " Оптима " всякую всячину. Печатаю сутками напролёт бесчисленные акты, проверки, сверки, рисую " маневр все вдруг" для папки В М П. В восьми экземплярах ! А машинка пробивает только пять, максимум пять. Тот торопит: " Давай, давай. Печатай быстрее !" Бац, бац...и опечатка. Замажешь её аккуратно специальной мазилочкой-корректором. Комар носа не подточит. Принесёшь старпому на подпись. А тот смотрит бумагу на свет и тут же рвёт её в клочья. - Печатайте без ошибок ! И опять двадцать пять. Андрюха , трёха, от такой движухи скрутил головку хронометру. Нервы, наверно. Чудом спасся от " расстрела ". Глеб, второй, с каждым днем становился всё мрачнее и мрачнее...

Помню, пришли мы как-то зимой в родной Ленинград, привязали веревки. Пришли-ушли погранцы с таможней. Жены , мужья и дети наконец-то воссоединились. Все бодро свалили домой. А я пашу за себя и за того парня. Стою на стояночной вахте. Потихоньку выгружаем трубы большого диаметра. Знаете, редкий случай. Обычно наши экипажи менялись самолётом. Ленинград - Гамбург - Ленинград. Линия " Балт-Ориент." Юго-Восточная Азия - солнышко, штиль, благодать... А тут ледовая проводка, родная речь, холодно однако. Мы тогда не вписались в жёсткий график и нас сняли с линии. По какой причине - не помню, хоть убей. Мастер тоже уехал домой, а Петрович плотно застрял у себя в каюте, ибо находился в полном алкогольном ауте. Тальманщица бальзаковского возраста, одетая в элегантный тулуп, и не менее элегантные валенки, внезапно поднимает дикий хай :
" А-а-а-а...вона у вас труба помятая ! Ага, иди сюда..." Я, ласково так,
отвечаю ей: " Айн момент, фрау бригадирша. " И вызываю по рации старпома.
В ответ слышу непонятный "шурш", какое-то бормотание, " п-шшш-п-шшшш ". Но я продолжаю настойчиво вызывать его, снова и снова. Наконец, на главную палубу выползает наш Петрович, элегантный, как рояль. В белой рубашке-тропиканке с коротким рукавом , чёрных форменных штанах и стильных тапочках на босу ногу.
На улице , на минуточку, минус 16. Ветерок дует, знаете-ли. Наш, родной , балтийский. Ветерок. До самых косточек продувает. Петрович бодро перемещается к нам. Лицо его светится и сияет, как у ребенка, который только что получил долгожданный подарок на Новый Год. Женщина открывает было рот, чтобы продолжить актуальный дискурс, но глядя на нашего Петровича, теряет дар речи.
- Труба, - наконец выдавливает она из себя. Петрович гипнотически заглядывает ей в глаза ,( а кажется, что в самую душу) и, после более, чем театральной паузы , молвит : " Чё...чё...так холодно ? Ты не знаешь? Чё так холодно, а ? "
Он широчайшим образом улыбается, всем своим видом как бы говоря: " Родная моя, жизнь...жизнь-то, она ведь чертовски прекрасна. Все будет непременно хорошо.
Всё будет просто отлично !" Та молча поворачивается и уходит восвояси. Больше никаких вопросов по выгрузке труб не было...

Так вот. Гамбург. Лоцман, время от времени, даёт команды на руль и ход судна.
Но наш Петрович не сдаётся и упорно гнёт свою линию. Да так, что у немца-лоцмана начинается истерика. А я успешно отбиваюсь от Петровича и, несмотря на мощное давление со стороны моего непосредственного начальника , вы-вы-пол, выпол-ня, вы-по-л-н-яю команды лоцмана. Картина, достойная не только качественного масла, но и кисти великого живописца. Лишь мастер - невозмутим и непокобелим. Скала! Твердыня ! Делает вид, что ничего не замечает. Всё нормально. Но на самом деле он всё замечает, абсолютно всё. Этот цирк продолжается долго, бесконечно долго. И доходит до полного абсурда. Я уже шепчу старпому на ухо в полном отчаянии :
" Петрович, иди к себе, я сам всё сделаю." Но наш Петрович - ответственный человек**. Хоть и крепко выпимши. Посему активно помогает судну отойти от причала. Ну, в его понимании...



мастер - капитан судна.
старпом - старший помощник капитана.
второй - второй помощник капитана.
Dead slow ahead - самый малый вперед.
ВМП - военно-морская подготовка.
трёха - третий помощник.
**- Мы - ответственные люди !, - цитата из фильма
" Жить и умереть в Лос-Анжелос".