Подборка в журнале Звонница 35 2021 г

Подборка в литературном журнале «Звонница», (г. Белгород, Россия), №35, 2021 год, декабрь, стр. 152 

ВАСИЛИЙ ТОЛСТОУС

           Родился в 1954 году в г. Свердловске Луганской области (СССР), с 2005 г. член Межрегионального союза писателей (Донбасс), лауреат литературных премий, участник и победитель литературных конкурсов. Публиковался в журналах «Молодая гвардия» (Москва), «Отечественные записки» (Москва), «Гостиный двор» (Оренбург), «Огни над Бией» (Бийск), «Северо-Муйские огни» (Северомуйск), «Три желания» (Рязань), «День Поэзии ВГУ, LXV» (Воронеж), «Серебряный дождь» (Коломна) и других, во многих сборниках поэзии и прозы.


СТИХОТВОРЕНИЯ

***
Однажды в солнечное детство
увидел путь: река и мост
на дальний берег. В это место
ведёт обрыв. Да, путь непрост,
но разве можно пренебречь им
и отказаться без причин
от самой важной в жизни встречи
и в детство выбросить ключи?
Мост перейти пока не смею,
но кто-то там зовёт меня, –
он запускает в небо змея
и руки греет у огня.
Он смотрит весело и просто,
зовёт рукой: сюда, сюда!
Он мальчик маленького роста,
я был таким в его года…
Но мост качается над речкой,
скрипят канаты под рукой.
Мне говорили: время лечит,
что ж: я, наверно, не такой.
Ступил и жду – боюсь немного.
Заныли пятки, там – душа.
А тот, за речкой, смотрит строго, –
мол, всех делов-то: сделать шаг.


***
Звенит весёлый хохот
из спальни в час ночной.
Я спать хочу. Мне плохо.
И за полночь давно.
За стенкой две сестрички
устроили войну –
любой там третий лишний.
Но всё же: как заснуть?
Толкаю в бок жену я:
«Пойди, их успокой!»
Она бормочет: «Ну их! –
я сплю. Идти? – на кой?»
Сквозит прохлада ночи.
Вхожу: «Ну, что за шум?» –
А младшая хохочет:
«Смотри: летает жук –
большой такой – кругами,
жужжит, как самолёт,
и сел на створку рамы.
А где он, па, живёт?
В полях, наверно, мама
на ужин ждёт его.
А может, за лесами? –
ого, как далеко!»
Предельно осторожно
жука я в руки взял,
чтоб целы были ножки –
жуку без них нельзя.
У старшей голос дрогнул:
«Пусти его скорей.
Наверно, он голодный,
ведь осень на дворе».
А младшая сказала:
«Люблю я всех-всех-всех».
Тут жук включил жужжало,
и взмыл на небо.
Вверх.


***
Мир взъерошенного детства,
босоногости и неба –
прямо здесь, на этом месте,
только чуточку дрожит;
рыжекудрая соседка
с золотой краюхой хлеба,
и сосед, негодник редкий –
нацепил невинный вид.
Наша старая лошадка
взглядом умным, невесомым
мне сказала: «Мир наш наткан,
и бесплотна эта шаль» –
и свои большие крылья
вознесла над нашим домом,
чтоб заботливо укрыли
то, чего до боли жаль.
Лишь моя седая мама,
улыбаясь грустно-грустно,
всё сидела, глядя прямо,
что-то видя там, вдали,
и они с лошадкой нашей
 изъяснялись не изустно,
и смотрели дальше, дальше –
где терялся край земли.


***
Ты у меня последняя,
я у тебя – нет.
Ноченька моя летняя,
утренний мой свет.
Свил паутину крепкую
тот, что внутри ждёт.
Слушай – он шепчет – реквием,
лучшие семь нот.
Помнишь, наивно верили:
жизни, мол, сто лет.
В окна ли вплыли, в двери ли –
чёрные сто бед.
Вот они, рядом, в воздухе,
ждут из-за туч знак.
Слёзы лишь вытри. Досуха.
Или оставь так.


***
Под Новый год, а может быть, на Старый,
под грустный фильм о главном «С лёгким паром!»
я сяду рядом, милая, с тобой.
Мы вспомним жизнь, свидания, любовь,
и трепет рук случайного касанья.
Увидим лица юными глазами,
поймём, что есть влеченье и кураж,
что жизнь свою за милую отдашь.
Быть может, к нам весёлые соседи,
что стали шире в талии и седы,
придут с шампанским, и потупят взор:
мол, как же постарели вы с тех пор…
Ругаем фильм, где вечно молодые
поют и спорят в городе, что стынет
в декабрьский холод сорок лет подряд,
и в нём ни мая нет, ни сентября,
но всё равно мы смотрим вновь и плачем
и верим: жизнь, конечно, что-то значит,
и будем пить с соседями опять,
чтоб никогда друг друга не терять.


***
Когда сойдёт последний свет заката,
и тень укроет ближний террикон,
тогда сверкнёт подствольная граната,
и разорвётся здесь, недалеко.
Начнут стрелять из рощи пулемёты,
но красоту трассирующих пуль
вы, может быть, не сразу и поймёте,
живя в домах, искрошенных в щепу.
В подвале тоже, в общем-то, неплохо:
коптит свечи огарок на столе,
и мать в углу укачивает кроху,
чей мир – пространство маминых колен.
А так – вполне приличная реальность:
садись, накормят кашей и борщом.
Помочь, конечно, можете. Морально.
Мол, как вы там. И есть ли вы ещё.


***
С тобой когда-нибудь на кухне за столом
в стаканы всклень отмерим водки из графина,
неспешно встанем, вспомним с грустью о былом,
помянем всех не переживших эти зимы.
Мы выпьем стоя, помолчим, припомнив тех,
кому не встретить лета, осени и вёсны, –
в ушах мы слышим до сих пор их светлый смех,
он словно эхо, что всегда приходит поздно.
Такое время наступило, что и сам
не знаешь: выйдя утром – вечером, вернёшься ль.
Услышав громы: то ли залп, то ли гроза –
на всякий случай за порог не кажешь носа.
Движений точность – главный опыт этих дней,
ещё – привычка различать снаряд по звуку
на безразмерно растянувшейся войне,
настолько долгой, что уже взрослеют внуки.
С тобой когда-нибудь на кухне за столом
всех подлецов мы проклянём, начавших войны.
Пусть наши внуки позабудут это зло,
и встретят вечность наши павшие спокойно.


ПО ДОНЕЦКУ

Троллейбус подошёл. Раскрылись двери,
как будто приглашали: мол, войди.
Урчал мотор, спокоен и уверен,
полгорода оставив позади.
Я приглашенье принял. Солнце встало,
на поручнях троллейбусных блеснув.
От железнодорожного вокзала
мы тронулись и въехали в весну.
Сияли окна девятиэтажек,
алели розы в капельках росы,
и воздух плыл, по-утреннему влажен,
с земли на небо, в ласковую синь.
Бежала мимо улица Артёма,
где каждый дом по-дружески знаком.
Большие клёны плыли, невесомы,
качнув листвой троллейбусу вдогон.
Вот исполком, а слева – «Белый Лебедь»*,
за ним – родной весёлый политех.
Побыть студентом юным снова мне бы.
Жаль, не вернуть времён весёлых тех...
Троллейбус мчится в мир воспоминаний:
библиотека, оперный театр.
Бегут дороги, пройденные нами,
где каждый метр – из памяти стоп-кадр.
А вот и площадь. Памятник, фонтаны,
и розы – ими город окружён.
Окончен рейс. Я вышел, чуть усталый.
Донецк живёт. Всё будет хорошо.

*«Белый Лебедь» – знаменитый торговый комплекс в центре Донецка