Дневник Марты. Глава 4. 50 оттенков серости

*Очерки о швейцарских буднях и не только*


Сергей клялся, что бросит пить и умолял, чтобы Марта простила его. Но она не простила.

Началась тягомотина развода.

Сергей не дал согласия на расторжение брака, и им объявили примирительный срок в один месяц. Он съехал назад в общежитие, озлобился и несмотря на то, что обещал помогать, денег не давал. Все выглядело так, как будто не он повел себя по-хамски, а она. В тот первый вечер после выписки, Сергей заявил, что вообще ничего особенного не произошло: «Ну, подумаешь, отметили с друзьями немножко. И ты же домой доехала, ничего особенного».

Зато за этот месяц он сделал все возможное, чтобы вызвать у Марты предельное отвращение: приходил нетрезвый, когда вздумается, и по ночам тоже, звонил в дверь, будил соседей, начинались разборки и коллективное выпроваживание его домой. Пару раз он ночевал в подъезде, и соседям утром приходилось перешагивать через настолько преданное семье тело.

Марте было не привыкать к безденежью и невзгодам, но теперь стало трудно вдвойне. Она снова не однажды подумала о том, какое счастье, что она живет в коммуналке. Соседи помогали во всем: продуктами, вещами, даже немного деньгами.

И опять Марте было не до дневника: бессонные ночи и бытовые проблемы не вызывали желания описывать их на бумаге.

За два дня до окончания примирительного месяца Сергей позвонил и торжественно объявил, «что он придет, и что наступило время все решить серьезно». Марта согласилась, поставив одно условие: он должен быть трезвым. Так и договорились.

В означенное время она открыла дверь и увидела его – в костюме и с огромным полиэтиленовым пакетом кукурузных палочек под мышкой.

Про палочки надо объяснить: Марта однажды рассказала ему, что для детдомовских детей это было самое доступное из всех лакомств и поэтому самое любимое. Но она не сказала тогда другого: для нее кукурузные палочки впоследствии неосознанно стали знаком нищеты, символом той, прошлой, жизни, о которой она не любила вспоминать. Как бесцветные шторы в общежитии.

- Это тебе, гостинец, - сказал Сергей и вошел в комнату.
Вошел спустя месяц после рождения сына. Сел на стул у входа и, продолжая держать в руках пакет с палочками, начал говорить:
- На развод я не согласен, так и знай. Поживем раздельно, пока ты успокоишься.  А успокоиться придется: у нас сын, без отца ему никак. Да и куда ты денешься! Посмотри на себя, куда ты пойдешь! Кому ты вообще нужна!

Марта молча сидела за столом и слушала этот монолог, сопровождаемый треском кукурузных палочек: Сергей говорил и одновременно мял палочки пальцами, сквозь пакет. Они крошились и шуршали, превращаясь в золотистую пыль, которая медленно просыпАлась на дно. Каждое его предложение словно подкреплялось раздавленной палочкой. Марта смотрела на это действо и не могла оторвать взгляд. Ей казалось, что так крошится и сыплется их едва состоявшаяся совместная жизнь…

- Завтра заберешь заявление, - треск палочки, - и никуда не денешься, - треск палочки.  Пауза. Марта молчала.
- Ну, я пошел, - с этими словами Сергей подошел к столу, положил пакет, рядом две тысячные купюры и вышел из комнаты. В кроватке завозился Сашка. Сергей даже не подошел к нему, подумала Марта, - она только сейчас сообразила, что тот не видел сына почти месяц, но даже не подошел.

Она села около кроватки, и такое знакомое, но уже почти забытое чувство охватило ее: чувство совершенной безысходности без какой-либо надежды на будущее. Она ощущала это в детдоме и потом в школе, и в училище: как будто ее поместили в жизнь, в которой она не должна была жить, в которой жилось тяжело, потому каждый день ничем не отличался от предыдущего, и можно было быть совершенно уверенным в том, что и следующий будет таким же. Задумываясь об этом, она словно задыхалась от всеобъемлющего ощущения тягостной каждодневной рутины. В детстве хотелось скорее вырасти, чтобы что-то изменить. Но она росла, а ничего не менялось – только количество людей в комнатах, где она спала. Каждый день был долгим, бесконечно долгим. Ничего не происходило яркого или особенного ни в детстве, ни потом. Она нигде не бывала, только там, где жила и училась или позже – работала. Или там, где покупают продукты. Или оформляют документы. У нее не было компании друзей: в детдоме каждый был за себя, потому что, доверившись кому-нибудь, можно потом поплатиться. Этого же принципа она придерживалась и потом, никому не доверяя уже и во взрослой жизни. 
Только один раз она изменила себе - доверилась Сергею - и вот что из этого получилось. Он был для нее – нет, сейчас она уже понимала, что не был, а казался ей – опорой и поддержкой, и с его помощью она наконец сможет преодолеть бесконечную подавленность, которая с самого детства невидимым фоном следовала за ней по жизни: неосознанная, неясная, как эффект боке, но интуитивно ощутимая безысходность.

И что теперь? «Куда ты денешься! Посмотри на себя, куда ты пойдешь! Кому ты вообще нужна!» Никому, подумала Марта. Никому, кроме Сашки.

Второе заседание суда не привело к разводу. Сергей опять высказался против, и судья заявил, что истец, то есть, Марта, «не обозначил весомых доводов для развода и не предъявил никаких подтверждающих бумаг» и продлил срок для примирения еще на три месяца.

Наступила весна, потом пришло лето. На следующий суд Сергей вообще не явился, и его перенесли. Денег катастрофически не хватало. Марта пыталась немного подрабатывать: стригла соседей по коммуналке, прямо на общей кухне, но это были копейки…

Их дом находился почти на окраине Гатчины, и буквально через улицу начинались частные дома. Марта часто гуляла там с Сашкой: он уже подрос, и мог сидеть в легкой прогулочной коляске. Весной вдоль дорог и разноцветных заборов буйно зацвели фруктовые деревья, и казалось, что ты идешь по селу.

Летом деревья начали плодоносить: в основном, вишни и яблони, изредка алыча, совсем редко - абрикосы. Плоды падали, и однажды она, проезжая по тротуару вдоль заборов, собрала падалицу в пакет, который висел на ручке коляски. Дома она перебрала собранное, выбросила совсем гнилое, а из оставшихся фруктов сварила немного компота и сделала замечательное пюре для Сашки. Идея так понравилась ей, что с того дня она стала гулять с коляской только по улицам частных домов. Вскоре она уже очень хорошо знала, где что растет и когда поспеет. Так она собирала фрукты каждый день: что-то готовила, что-то замораживала и даже умудрилась сварить варенье из вишен – их было большое всего. В основном, она собирала упавшие фрукты, но порой и рвала – на нижних ветках. Эти были самыми вкусными и сочными. Иногда ее прогоняли хозяева домов – тогда она извинялась и быстро уходила. А некоторые сердобольные люди уже приметили ее, и даже, увидев, выходили за калитку, чтобы дать ей свежесорванных огурцов, помидоров, кабачков, зелени – того, что успевало вырасти в течение недолгого лета.

Марте было стыдно так собирать фрукты. Очень стыдно. Иногда, по пути к дому, стыд так накрывал ее, что она шла и плакала. Но выхода не было: денег совершенно не хватало, а впереди была зима с неизбежными расходами на теплую одежду для Сашки.

Сергей не объявлялся. Он опять не явился на заседание, и их, наконец, развели. Марте советовали подать на алименты, но единственное, чего ей тогда хотелось - разорвать с бывшим мужем все отношения, так, чтобы никогда не видеть его. И чтобы Сашка его не знал. Лучше никакого отца, чем такой. Родители Сергея ни разу не связались с ней – с того дня, когда она побывала у них в гостях. Марта помнила, как свекровь сказала ей тогда: если что - не жалуйся. Она и не жаловалась.

Когда Сашке исполнилось полгода, Марта начала искать работу. В квартире жили две одинокие старушки, которые согласились по очереди присматривать за малышом, благо он рос здоровеньким и спокойным.  Марта обошла все близлежащие парикмахерские, но ее не брали: то ли наличие маленького ребенка было причиной, то ли ее обреченное лицо, то ли унылый внешний вид. Нарядов у нее действительно не было – донашивала свои старые вещи, и кое-что дали соседки.

Дни шли, работы по специальности не было. Марта мыла полы в подъездах своего дома – временно, по договоренности с уборщицей: та вывихнула ногу. Но официально устроиться на работу в ЖЭУ не удавалось – ни в одно – все вакансии были заняты.

Безысходность чувствовалась больше всего по вечерам. Сашка рано засыпал, и тогда Марта читала: книжки брала у соседей. Разные. Особенно ей нравились энциклопедии – любые, даже для школьников. У нее не было таких в детстве, и сейчас она наверстывала упущенное.

В один из таких вечеров она услышала шум в коридоре: к соседям приехали гости, праздновали чей-то день рождения. Одна из старушек, нянчивших Сашку, заглянула к ней и пригласила к столу. Марта, конечно, стала отнекиваться, но тут в комнату зашла незнакомая молодая пара, парень и девушка, лет тридцати. Они смеялись, но Марта показала жестом: ребенок спит, и они умолкли. Тихонько подошли к ней, протянули руки и так искренне заулыбались, приглашая за собой, что она решила согласиться и, поправив одеяло в кроватке, вышла из комнаты...