Жил-был кот по имени Васька

Жил-был кот по имени Васька,
Покосившийся дом сторожил.
Он и так был судьбой не обласкан,
Но до старости всё же дожил.

Он любил прогуляться по крыше,
Вскинув лапы, на солнце поспать,
И лишь злые соседские мыши
Не давали ему загорать.

Он в снегу отмораживал лапы,
И охотился в поле как лев.
Он от боли порой хотел плакать,
Только плакать как мы не умел.

Подставляя податливо брюхо,
Был охоч он до чьих-то похвал,
И был знатным в деревне ворюгой,
Но себя таковым не считал.

Как всегда, он проснулся пораньше,
Восседая в проёме окна,
И еду в ожидании клянча,
Услыхал, как трясётся земля.

Он смотрел как громадные птицы,
Словно коршуны, сбросив с небес
Свою жертву, чтоб оземь разбиться,
Забросали снарядами лес.

Приземлились снаряды в деревне,
Долетев к их рублёной избе,
И осколков со свистом распевным
Этот дом как и все не избег.

Два осколка вонзились старушке
То в бедро, то пронзая плечо.
Точно мудрая знала кукушка,
Когда срок для неё истечёт.

Был до жути и Васька напуган,
Хоть он трусом не слыл никогда,
И, забившись испуганно в угол,
Там ни звука почти не издал.

Не раненье страшило старушку,
В ожидании бренном конца,
Не о том она слезы в подушку
Горячо изливала в сердцах.

Она думала только о Ваське,
Как ему, мол, не сгинуть теперь,
И смотрела всё время с опаской
На снарядом разбитую дверь.

У неё никого ни осталось,
Вот идёт как пятнадцатый год.
Из богатства осталась лишь малость-
Этот рыжий, хромающий кот.

Не осталось еды почти в доме,
И хозяйка, едва шевелясь,
Отрывала коту хлебный ломоть
И совала в кошачью пасть.

Но когда, наконец, обессилив,
Не подняться уже было ей,
То в зубах притащил кот Василий
Друг за дружкою пару мышей.

Так и жили, и так выживали
Кот с хозяйкою старой своей.
Ели крохи и, может, мечтали,
Чтоб отведать хоть раз трюфелей.

Оба тощих как тоненький стебель,
Протянув на кошачьем пайке,
У судьбы будто вырвали жребий,
Что сильнее всех вместе смертей.

Стала притчею преданность Васи,
Но не думал о подвиге он,
Когда нес умирающей в пасти
Всю добычу, виляя хвостом.

В этом жертвенном страшном моменте,
Когда голод всех пыток лютей,
Он стал символом жизни вне смерти
Для всех ныне живущих людей.

Похоронен с хозяйкой Василий.
За оградою - два бугорка.
И становится силой бессилие,
Там, где лапа родней, чем рука.