Это не те русские, которых я знал

   Возможно, что моё притязание на то, что я хорошо знал русских, гораздо лучше, чем сами русские, прожившие всю жизнь на одном месте или в одном том же культурном кругу, покажется слишком самоуверенным, но так сложилась моя судьба. Я вырос в городке Чапаевске на Средней Волге, возникшем вокруг заводов. Нашими соседями по улице из частных деревянных домов с огородами были бывшие крестьяне, покинувшие  деревни во времена Сталинских преобразований и ставшие советским  пролетариатом.

   Нравы на нашей улице были деревенские. Соседи помогали друг другу, ничего за это не прося. Улица была новая на окраине города, государство ограничило свои услуги жителям проведением электричества. Всё остальное, позволявшее людям жить, они сделали сами. Мужики вырыли колодец, соорудили вдоль улицы насыпь, спасавшую дома от бурного весеннего поволодья. Осенью соседи помогали друг другу рыть картошку, закончив работу ужинали все вместе.

   Мои родители отличались он наших пролетарских соседей. Мать была школьной учительницей, отец занимал видные должности районного масштаба. Желанными гостями в нашем доме были и наши соседи -"простые рабочие" и видные в Чапаевске люди - интеллигенция, начальство. Потом отец получил повышение по работе и мы переехали в наш областной город Куйбышев, где я окончил пединститут.  Служил в армии на Сахалине.

   Несколько лет работал учителем в сельских школах, сначала в русском селе в Башкирии, потом в родной Куйбышевской области. Работал в районо сельского района вокруг Куйбышева. Районо находилось в Куйбышеве. Размещались мы в одном здании с районными властями - райкомами партии, комсомола и с райсполкомом, я общался и подружился с их работниками.  Когда я стал писать стихи, у меня появились знакомые из литераторов. Поэтому-то, оглядываясь назад, я утверждаю, что хорошо знал русских.

   В 1968 году советская армия вошла в Прагу покончить с Пражской весной. Я и мой лучший друг со школьной скамьи Володя Обыдённов разошлись во мнениях о произошедшем. Я, вдохновлённый чехословацким социализмом с человеческим лицом, был против вторждения. Володя стоял за. Государственная пропаганда запугала его выдумками о том, что чехи хотят открыть страну для войск западногерманского бундесвера. Я и Володя были сыновьями поколения пережившего и выигравшего войну с гитлеровской Германией. На улицах Чапаевска и среди наших родных и знакомых нередко можно было встретить инвалидов этой войны. От этого шла боязнь Германии.

   Спустя столько лет, разногласие между двумя юношами из глубинной России может показаться малоинтересным, но важно то, что в споре со мной Володя, в оправдание оккупации Чехословакии,  говорил о том, насколько гуманно вела себя наша армия по отношению к протестующим чехославакам. Особенно он гордился  подвигом экипажа одного из советских танков о котором много писали. Этот танк двигался по дороге, которую загорадили местные жители. Чтобы не задавить их, экипаж свернул с дороги на  крутой склон глубокого оврага. Танк подскользнулся, не удержал равновесия и перевернувшись, упал в овраг. Экипаж погиб.
         

   Сейчас, когда я вижу злодеяния российской армии в Украине, бомбёжки жилых кварталов, грабежи и убийство мирных жителей в оккупированных городах и сёлах, хвастливые призывы к войне на пропагандистских телевизионных каналах и у прохожих на улицах русских городов, я могу сказать лишь одно: ЭТО НЕ ТЕ РУССКИЕ, КОТОРЫХ Я ЗНАЛ.