***

Гранитная шинель Николая Васильевича была очень уж тяжела и неудобна, поэтому пришлось Михаилу Афанасьевичу выбираться из неё, как из-под надгробной плиты - натужно кряхтя и чертыхаясь. Выбравшись на свет божий, он отряхнулся и присел на стоявшую неподалёку скамейку. Закурил папиросу, прикрыл глаза и стал пускать дым в небо.
- Ну, как? - прозвучал рядом знакомый голос.
- Не очень. - ответил Михаил Афанасьевич. - В плечах жмёт и по ногам дует.
- Странно, - сказал Николай Васильевич, а это был именно он, - Я думал, вам в пору будет. - Так что же? Виделись вы с Ним?
- Одним глазком.
Подняв брови, Николай Васильевич вопросительно посмотрел на Михаила Афанасьевича. Выпустив очередную струйку дыма, Михаил Афанасьевич продолжал:
- Да вот, знаете ли, не пустил меня к Нему привратник. По-русски ни бум-бум, под мышкой глобус, на глобусе написано "Бедный Ё...", дальше было не разобрать. Я ему: "Вилли, брат, свои!" А он ни в какую. Заладил "ноу", "ноу"... И шинель ваша не помогла. Так, что пришлось мне через окошко заглядывать. Там Он. Сидит, нога на ногу, одной рукой кота гладит, другой по мухам из пистоля бабахает. Дым коромыслом. Искры во все стороны. А кот не боится - только улыбается, шельма. Учёный видать. А Он повернулся ко мне, рассмеялся и говорит: "Верни шинель, безобразник!" - да ещё пальцем погрозил. На том наше рандеву и закончилось.
- Н-даа, - протянул Николай Васильевич и согнулся, разглядывая у себя под ногами какого-то жука, деловито переберавшего ножками. - Куда ж несёшься ты... - задумчиво промолвил он. Затем выпрямился и потянулся. - Ну, что ж, остались вы, значит, с носом... - потом добавил - Вечереет, пора бы и по домам. Вы-то, Михаил Афанасьевич, тут рядом обитаете, а мне ещё на самую окраину добираться.
- Всего хорошего, - Михаил Афанасьевич сдёрнул за шнурок из глаза монокль и приподнял шляпу. - Вот ваша шинель. Спасибо.
- Не за что,- ответил Николай Васильевич поднимаясь со скамейки.
- Увидимся. А я ещё, воля ваша, посижу, подышу. Здесь так хорошо, под липами...
Николай Васильевич кивнул и стал удаляться по аллее прочь. Свою гранитную шинель он одевать не стал и нёс её, держа одним пальцем за вешалку, перекинув через плечо. Шинель, осыпаясь гранитной крошкой, густо усеивала дорожку, по которой он шёл, намертво скрывая следы её владельца.