Дневник Марты. Глава 3. Не гречкой единой

*Очерки о швейцарских буднях и не только*


Чтобы понять, что не сложилось, Марте понадобилось два года. Сергей снова начал попивать – когда больше, когда меньше – и это отравляло их жизнь и постепенно рушило ее представление о том, какой должна быть счастливая семья. И даже официальная регистрация брака ничего не изменила. И опять у нее не было ничего своего: она все делила с Сергеем. И опять она не могла начать вести дневник – потому что он мог найти его и прочесть.

Тем самым страшным днем в их совместной жизни, после которого она решила, что дальше жить вместе невозможно, был день выписки из роддома.

За неделю до предположительного срока родов Марта собрала в большой красивый пакет вещи для выписки, себе и будущему малышу – все, как полагается: пеленку-распашонку, одеялко (был январь), шапочку и конверт. Все новое, все они покупали вместе. К этим детским вещам она положила еще и свою одежду и показала Сергею, где лежит этот пакет. Потом, позже, она еще пару раз напоминала ему об этих вещах и объяснила, что, когда он поедет забирать их из роддома, нужно будет взять этот пакет, а еще ее пальто и сапоги, потому что там она будет в больничной одежде.

Когда Марту забрала скорая, и Сергей остался в их комнате один, он счастливо осознал, что получил сразу два совершенно законных повода для выпивки: за успешные роды, а после родов – за сына. Поводы эти не замедлили материализоваться в постоянно пребывающей в комнате компании, состав которой в течение дня менялся, но суть оставалась неизменной: пили без остановки. Два вышеупомянутых повода повлекли за собой сопутствующие, как то: за здоровье Марты и сына и за скорейшую выписку. Попутно, время от времени, возникали острые дебаты по поводу выбора имени для новорожденного.

Соседи никак не могли повлиять на эту вакханалию в комнате состоявшегося молодого отца: поводы были неоспоримые, а к тому же им тоже наливали.

Через неделю столь бурного одиночества Сергей, по причине постоянной невозможности устойчиво стоять на ногах, купить продуктов самостоятельно уже не мог. Приятели, хоть и приносили помимо выпивки и сигарет еду - сами же ее и съедали, и поэтому в холодильнике из всех запасов оставалось только пол баночки горчицы. В один из таких дней он обнаружил на в шкафу несколько пакетов с гречневой крупой – Марта была запасливой.

Это была победа! Там же, в шкафу, Сергей увидел огромную кастрюлю, которую они летом привезли от родителей для летних заготовок - это было то, что надо. Он сварил сразу три пакета. Правда, пришлось несколько раз подливать воду, потому что гречка стала жутко разбухать. Хорошо еще, что кастрюля оказалась достаточно высокой. Таким образом, последние три дня перед выпиской Марты из роддома прошли под знаком закуски из гречки.

А в день выписки, утром, Сергей уже не пил. У него хватило сил разбудить и разогнать вчерашних гостей, собрать и сложить в раковину грязную посуду и найти чистую рубашку. Потом позвонила Марта, сказала, что ждет его и напомнила о пакете с вещами.
- И пальто мое с сапогами не забудь! – прокричала она в трубку, и связь оборвалась.

Голова раскалывалась. Сергей нашел в коробке с лекарствами аспирин и налил стакан воды. Брошенная в воду таблетка опускалась ко дну, обрастала там пузырьками и, благодаря им, поднималась наверх. Там пузырьки лопались, и тающая на глазах таблетка опять шла ко дну. Сергей смотрел на это метание растворяющейся таблетки, и оно казалось ему предсмертной агонией. «Какие-то дурацкие мысли», - подумал он. Где-то далеко, на окраине сознания, всплыла мысль, что нужно вызвать такси.

Машина приехала быстро, и Сергей пошел в прихожую. «Что же она мне сказала… Что же она просила…», - он сел на тумбочку, сосредоточился и вспомнил! Сняв с вешалки пальто и сунув под мышку сапоги Марты, он вышел на лестницу…

До сих пор, по прошествии многих лет, вспоминая тот день, Марта не может сдержать слезы. Говорят, что бывает такое, чего простить невозможно – для нее таким оказался тот день.

В палату зашла медсестра и сказала, что приехал ее муж. Марте трудно было ходить – были осложнения после родов – но она, радостно улыбаясь, доковыляла до двери в вестибюль и хотела сразу же рассказать Сергею, что сын безумно похож на него! Она открыла дверь и увидела его: небритого, дышащего недельным перегаром, в расстегнутой куртке, с пальто и сапогами в руках. Он шел ей навстречу, широко улыбался и что-то говорил, но она уже ничего не слышала: она сразу поняла, что он не привез пакет с вещами. Только пальто и сапоги. А на улице жуткий мороз. И ехать назад за вещами через весь город невозможно: выписка строго по расписанию.

Марта вернулась в палату, легла на кровать и разрыдалась. Никогда в жизни она не испытывала такого позора, стыда и унижения. На ней была больничная сорочка, халат и тапочки – все это нужно было оставить в отделении. У нее не было никакого белья или носков – все было запрещено из-за требований стерильности. Больничные пеленки ребенка тоже нужно было оставить.

Она рыдала и не могла остановиться. Это было такое чувство бесконечной обездоленности и сиротства, которых не было даже в детдоме. Даже когда обижали старшие. Даже когда отбирали коржики на полднике. Даже когда заставляли мыть полы вместо них. Но даже тогда она не чувствовала себя такой беззащитной и беспомощной… Такой зависимой!

Соседки по палате окружили ее. Кто-то побежал за врачом. Кто-то обнимал за плечи и пытался выяснить, что случилось. Но она не могла произнести ни слова: глубочайший стыд парализовал ее. Стыд, которого она никогда не испытывала прежде. Стыд и обида. Не за себя даже, но больше за ребенка: это был его первый в жизни праздник – так она ощущала – он едет в свой дом, который станет для него первым домом. Он первый раз увидит отца. Первый раз вдохнет воздух своего города. Все для него будет впервые! Она думала об этом, когда кормила его грудью после родов, и еще по ночам, когда мечтала, как они выйдут из роддома втроем, и эта новая реальность сделает их жизнь с мужем счастливой и полной обновленного смысла.

Она редко вспоминает тот день, но помнит до сих пор, как ей сделали успокоительный укол, а потом пришлось объяснять медсестрам и врачу, что для ребенка нет принадлежностей, и ей самой нечего одеть. Она чувствовала себя тогда нищенкой, готова была провалиться от стыда, а еще было больно ходить и сильно болела грудь.

Сердобольная нянечка дала ей какой-то старый халат. Ребенка, в чем был, завернули в больничное одеялко. Марта пообещала вернуть все это на днях. Она вышла в коридор, со свертком в одной руке и с выписным листом в другой.

- А я уже вызвал такси, - радостно сказал Сергей, - ты чего так долго?
Но она не слышала его. Вокруг шумели и смеялись люди: поздравления, шары, детский плач, звон бокалов. В тот день была большая выписка. Марта положила ребенка на пеленальный столик, сняла тапочки и надела сапоги. Она завернулась в пальто, как в одеяло – благо, оно было широким, она купила его для беременности – сунула тапочки в карманы, взяла ребенка и пошла к выходу. Сергей, осознавший, наконец, что произошло, виновато замолк и шел следом.

На улице атласная подкладка пальто холодила тело. Колени замерзли мгновенно. Марта почувствовала, как все ее тело сжалось. Она дрожала, но крепко держала сверток с новорожденным. Шапки тоже не было. Снег падал на волосы, на лицо, таял на щеках, смешивался со слезами, но она не замечала этого: она переживала только о том, чтобы не распахнулось пальто…

В такси ей пришлось лечь на заднем сиденье, потому что сидеть было больно. А в квартире она получила вторую порцию позора, когда соседка, открывшая дверь, бросилась помочь ей раздеться.
- Я сама, сама, - только и смогла прошептать Марта и пошла по коридору в свою комнату.

Она запомнила это на всю жизнь, как сбросила пальто и стояла посреди комнаты: в куцем застиранном больничном халатике на голое тело, в сапогах на босу ногу, с ребенком на руках, и смотрела на гору засохшей посуды в раковине, на рассыпавшуюся по полу гречку, на батарею бутылок в углу. Она смотрела на это и понимала, что теперь здесь будет жить ее сын, но ничего этого здесь больше никогда не будет. И никого больше не будет.

Так в ее жизнь пришел Сашка.
Так закончилась ее семейная история…