Метамодерн и познание

Смерть автора подразумевает смерть читателя. Что-то об этом забывают, мне кажется, в модных литературных течениях. От читателя ведь при смерти автора — тоже ничегошеньки не остаётся. Нет автора — нет и читателя. Читатель жив только благодаря тому, что есть автор, как бы он не играл в "пустоту" (с прозападным пониманием, но далеко не буддийским, которое говорит, на самом деле, больше о "полноте", чем о той "пустоте", с которой заигрывают литературные чародеи нашего времени).

Магия реальности такова, что когда воображаешь себя пустотой, невольно одновременно начинаешь и жить тоже в пустоте, и обращаешься в пустоту, и пишешь пустотой... Это как писать белыми чернилами на белом листе бумаги человеку, который не умеет читать и никогда не умел. Да ещё, если приглядеться, это и не неучу "пустота" пишет, а своему эгоизму, раздутому как мыльный пузырь пустыми мыслями о ризомности всего и вся. В общем, абсолютизация пустоты, игра с этим, вот что такое постмодернизм и метамодернизм. 
 
Делание очередного культа пустоты, "более пустотного", чем предыдущая. При этом ещё и пытаясь убедить "пустое пространство" в том, что сие и есть смысл жизни и истории. "Вот есть пузырь, проткни его иглой и он лопнет. Вот ваша жизнесмерть!" — снисходительно живописует автор-пустота, прямо макая наши пустые глаза в неописуемую пустоту написанного. 
 
Вместе с тем, культивируя пустоту, метамодерн как бы начинает культивировать культ, используя пустоту как инструмент. Вот здесь, в этом контрапункте, метамодерн может действительно оказаться в ситуации "между", стягивая себя пустотного к золотой середине древних греков и поневоле припадая к пылающей мантии метакультуры настоящего. 
 
Иными словами, метамодерн сейчас, как феномен, похож на пьяного, который стремится любым способом протрезветь и ищет унитаз, чтобы опорожнить свой перегруженный метакультурный желудок, наполненный горячечным коктейлем предыдущих дефиниций, разъедаемый соляной кислотой модерн-бунтов, закостенелой ригидностью классических философем и бульоном социального хаоса в море экономических ядохимикатов.

Внимательный оппонент мягко и снисходительно нам возразит: "Автор текста — не автор идеи хотя бы потому, что идея взята извне, а условный "автор" её просто текстурирует, являет миру".

Вот-вот! Но ведь "текстурировать" идею, собирать её в концентрированный сгусток можно только тогда, когда сначала её опознаешь, выудишь из омута расплёсканной вечности. А как ты её опознаёшь? Только благодаря своей изначальной сопричастности ей. Точнее, причастности, осознавая себя частью её. Без осознавания себя частью идеи невозможно в принципе никакое "текстурирование", а проще говоря, оформление идеи. И вот эта "причастность" и позволяет увидеть суть идеи своей сутью. Без своей сути, сопричастной идее, никогда её не опознаешь. 
 
Мы вообще что-либо узнаём в мире только благодаря тому, что уже это знает наша суть. Например, на этом же принципе построена и современная технология распознавания лиц на основе сравнения того, что есть в "базе" с тем, что фиксируется в "поле". Идею, которая в "поле", можно зафиксировать и опознать только тогда, когда уже есть её образ и подобие в "базе" автора. Никак иначе. 
 
Отсюда вытекает ещё и другое. Процесс распознавания автором идеи как "своей" и её структурирование, оформление — всё это есть процесс "породнения" с ней, сватовства к ней, женитьбы на ней, образования с ней как бы семьи родственных идей. Поэтому не может быть никакого "просто текстурирования", это всё равно что сказать: "Я немножко беременна". Любое оформление идеи есть акт сродства с ней, ещё большее срастание-сращение с ней, образование более точного и более глубокого диалектического единства с изначальной сутью идеи, с одновременным отсевом всего наносного, случайного, искажающего её. Причём, это движение в обоих направлениях, поскольку отсев всего искажающего суть происходит и в самом "авторе". Отсель недалеко и до того, чтобы понять, что Творец идеи вполне изначально родственен "автору", который якобы "только текстурирует её"... Познание происходит путём тождества, когда суть опознаётся сутью же.
 
Когда человек что-либо вообще понимать начинает, он начинает понимать именно благодаря этой процедуре: опознаванию "внешней сути" — изначально встроенной в него "внутренней сутью". Так и происходит процесс любого подлинного познания, любого озарения-прозрения. Даже самого простейшего. Суть опознаётся сутью. Только так. Не-суть никак не сможет ничего опознать. Не-суть вообще ничего не может познавать. 
 
Тут есть ещё один момент. Само слово "сознание" есть наглядная демонстрация такого познания сути сутью. Иными словами, "сознание" как феномен возникает только как вспыхивающее искрой понимания сродство сути с сутью, опознание самой сутью любой другой сути с выявлением точного прямого незыблемого изначального родства между ними. То есть, "со-знание" не есть просто некое абстрактное соединений каких-то "знаний". Нет. Это максимально конкретное родное сообщество сути как изначального знания в самом полном смысле этого слова — "сознание".
 
Мы познаём мир через понимание его тождества с нами. Мы и есть этот мир. А в данном конкретном случае, мы (в своей коллективной литературной сути) и есть такой метамодерн, о котором пытаемся толковать. Широк человек, и не сузить его никак!

г.Нур-Султан, 08-09.05.2022 г.