Такая вот сказка

С ДНЁМ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ!!!
МЫ ПОМНИМ И ХРАНИМ В СЕРДЦАХ...


Такая вот сказка
(поэма)
Страшнее ада только ад,
Который ты ещё не видел.
Зелёный зреет виноград,
Такой красивый, безобидный.

И далеко ещё война,
А фюрер лишь картины пишет.
Увидел папа-Сатана,
Услышал, чем плюгавый дышит.

И вот уже чернеет строй,
Такой могущественно-сильный.
Идут вперёд как на убой
И думают: они всесильны...

Уже горит огонь печей,
Тихонько разгораясь страхом.
Народ не ведал палачей.
Страшнее ад, чем Божья плаха.

Слышна не поступь - звон сапог
По мостовым Европы-мамы.
Наверно, Верхний занемог,
Бог заболел средь этой драмы,

Не защитил детей Своих,
Не пожалел, не обнадёжил.
Маршировал бездушный псих -
Наверно, точно был безбожник.

Молчал и Папа, Ватикан
Так в стороне остался тихо...
По миру шёл не истукан -
Шёл Сатана, несущий лихо.

2
А звёзды желтели глазами волхвов.
Их резали быстро, привыкли к труду.
Тогда опознали святую любовь,
 А небо молчало - спасибо Ему.

Какие обиды, коль дети мертвы!
Хрустальные ночи чернее смолы,
А Вагнер звучал, и блестели стволы
Калёною сталью смертельной поры.

А где-то, а где-то бравурная речь
Звучала небесной симфонией тьмы.
Горела пожаром улыбчивым печь,
Ад скромно радел о судьбе детворы.

Работали чётко любители масс.
Был сам удивлен душеед-Сатана
Безличию страшных смертельных гримас.
Радели убийцы... на всё есть цена.

Смирились, молились, покрытые тьмой,
Горящие быстро в уютных печах.
А сразу не скажешь: мир добрый, большой -
Потом тихо скажешь, увидевши страх.

Ходили, кричали ценители дум:
«Мы мир очищаем от всяких других!»
А звёзды желтели, а в камерах ум
Сворачивал мысли от судеб нагих.

Травили не газом – какие дела?..
Божественной сутью они нарекли
Творения нечисти. Печка мала?
Пролезете, гады, за ваши грехи.

Пылали, горели, так много - не счесть!
Смотрели глазами извечных обид.
И слёзы сушила старательно печь,
А небо дышало остатком флюид.

Болел тихо Бог, наблюдая любовь
К Своим сыновьям и таким же другим.
Он создал их всех, и удачлив любой,
Что жизнь даровали, и счастлив был псих,

Что может насытиться кровью людской.
Ему даже пальцем никто не грозил.
Текла быстро кровь непрерывной рекой
Среди не рождённых небесных могил.

Дождь, чёрный от времени, землю ласкал,
Смывал то, что вряд ли возможно сокрыть.
А кто-то на небе лишь счастье алкал...
Такая вот сказка, её не забыть.

3
И снова память, снова в бездну
Уводит, злые псы рычат...
Быть может, где-то и воскресну
Среди улыбчивых внучат...

И снова память... крематорий...
И снова смерть, и снова тлен.
На небе  в солнечном узоре
Улыбка Бога, здесь же – плен,

Собаки лают оголтело,
И немец чопорный свиреп.
Он убивает то и дело,
А Бог как будто вовсе слеп.

Заходят люди в крематорий -
На выходе черна зола.
И в этом непорочном споре
Имеет Сатана права.

Тела, тела, тела и кости –
Всё перемелется в огне,
Сгорит, дотлеет... Что вы, бросьте,
Летать приятно лишь во сне,

Когда летишь над дивным садом
Красивым облаком судьбы.
Но чёрным пеплом – нет, не надо,
Хлопот не надо , и гробы

Здесь не нужны, здесь правят черти,
У Бога, видно, выходной.
Родители... и смертны дети -
Все смертны, даже неживой.

Глаза сонливые фашиста
Я помню, не забыть мне их.
На небе помню взгляд нечистый.
Я догорал среди других...

Смотрели все на наши смерти,
Все знали, что тела горят.
Не верьте пасынкам – не верьте! –
Тех неприкаянных солдат.

Они морили ради травли,
Травили память и любовь,
Чтоб смерть кровавую прославить,
И каждый был убить готов.

Мне было три почти что года,
Со мною был отец и мать,
Была прекрасною погода,
Когда вели нас умирать.

Мы тихо шли, с надеждой всё же.
Шептала мама: сохрани
Хотя бы мальчика, о Боже!
Где признаки твоей любви?!

И мы горели тихо, скромно.
Сначала удушили нас.
Тогда я понял, что бездомный
И что солдаты лишь приказ,

Приказ лишь выполняли чётко –
Не знаю, Божий или нет.
Воскресну, может, где-то кротко,
Там, где нет войн и нет побед.

Тогда не думал ни о чём я -
Ни о судьбе, ни о врагах.
И слёзы догорали скромно
На Божьих пепельных руках...


Я не верю
Кирпичи вместо тихих могил,
Кирпичи в пустоте безразличья,
Имена нацарапаны лично,
Видно богом, хватило же сил…
Лагеря убивали живых,
Здесь создать на земле Бухенвальды
Постарались в зловещем азарте
Те ублюдки от мамок простых…

И шагали скоты на восток,
И на запад, по всем направленьям…
Убивали почти с упоеньем,
Точно бог оказался жесток…
Печи – адово пламя огня
Не горело, оно полыхало,
Им казалось, что мало, что мало,
Убивали, к чему болтовня…

Молча кирхи смотрели на дым,
Что клубился над пастбищем смерти,
Я не верю, и вы не поверьте,
Нет раскаянья… фразам пустым,
Я не верю, мол, время – исход,
Неизбежно забудутся цифры,
Нет, не цифры, а памяти шифры –
Не нужны, смерть не знает хлопот…

И стоят лагеря, в них покой,
Не погосты, а так, память что ли,
Память тоже почти под контролем.
Тишина – безразличья конвой…
По периметру тишь, благодать,
Не слыхать даже шёпота павших,
Нет у бога – небес, пострадавших,
А на небе не твердь, точно гладь…

Звёзды падают, как и тогда,
В те далёкие смертные годы,
Не бывает ужасной погоды,
Не бывает от смерти вреда,
Если всё воссоздал это Бог,
То бессмертие есть видно точно.
Убивали фашисты нарочно,
Бездна-небо писало пролог…

А жестокость – равна высоте,
Молчаливы прислужники бога,
Осудили, а дальше дорога,
Всё ведёт к бытовой простоте…
Печи адовы? Да – для людей,
Кто придумал такое участье?
Я не верю, что всё в одночасье
Изменилось с концом лагерей…
2017г.