Шмель

Роятся мысли словно осы –
и бесконтрольны, и резвы,
рождая вечные вопросы,
но вдохновение, увы,

не навещает: снова строчки
ложатся грубо, вкривь и вкось,
так по весне стартуют почки,
чья квинтэссенция – авось.

Сказать по правде: осы злобны,
их песнь гармонии чужда,
они, признаться, не способны
локомотивом быть труда.
 
И хоть внезапные уколы
всё ж в силах язвы обнажить,
души неровности и сколы,
но хаос в осах не изжить.

Так может пестовать порядок,
неумолимый, как весы,
чтоб мёд поэзии был сладок
и безупречен, как часы?

Незамедлительно представлю
трудолюбивую пчелу,
чем рой осиный обезглавлю,
провозгласив труду хвалу.

Пчела ж, чьи редкостны прозренья,
вонзив настырный хоботок,
в живую плоть стихосложенья
наладит образов поток.

И ровным ульем разрешится
стихотворения каркас,
но мёд, что в жилы устремится
не породит души экстаз.

Ведь всё размеренное – скудно
и незатейливо вдвойне,
так что ж таинственно и чудно,
что магнетизм придаст весне?

Сие – неспешное жужжанье,
хотя, постой-ка, трубный глас –
то шмель, в ком градус ликованья
затмит труды пчелы на раз.

Он в меру увалень – вальяжен,
но жало скрытое востро,
бывает, впрочем, эпатажен,
тасуя рифмы, как Таро.

Впиваясь в строчки увлечённо,
посредством выучки и чар,
он извлекает утончённо
поэзы сладостный нектар.

И будоражит гладь «стихиры»
тайфуном пышущих идей
под колыханье сонной лиры
разгоряченных майских дней.
 
Так пусть весною безымянной,
пока царь тополь вьёт метель
питает мир духовной манной,
в умах хозяйничая, шмель!