Чернеет гвоздь на бересте...

Под Рождество бездомный дед заночевал в пустом посёлке.
Кусочек чёрствой хлебной корки – его рождественский обед.

Ревёт метель, а может – волки, а может – голод в животе…
С одышкой (годы уж не те) дед подошёл к высокой ёлке
и из-за пазухи достал иконку с ликом Иисуса,
припомнил детство, ёлку в бусах, припомнил, как колядовал
под Рождество в родной деревне ещё тогда, перед войной,
водя мальчишек за собой, чтоб соблюсти обычай древний…
Иконку и нательный крестик рукой дрожащею на ель
повесил он и, как в постель, упал в сугроб. – Мы снова вместе! –
Успел сказать в последний миг, к жене усопшей обращаясь,
и, смертной мукою не маясь, утихомирился старик…

Снег мягок, нежен был, как пух. В ветвях еловых мгла металась.
У изголовья бегал заяц, а, может, чей-то добрый дух…
Пригорок. На пригорке – ёлка. Пречистым саваном на ней –
снег. Хвоя пахнет, как елей. Метель внезапно приумолкла…

Нашёл старик приют в тиши, у Вседержителя Вселенной.
Висит под небом крестик медный за упокой его души.
Прощай, старик! Прости нас, грешных! Забыли мы о доброте…

Чернеет гвоздь на бересте – там, где когда-то был скворечник…