Палач

Случилось так, пройдя по травке,
Со мною рядом сел на лавке
В перчатках грязных человек.
И, повода не выбирая,
Заговорил со мной, вздыхая,
Да и скрипя, как мокрый снег:

- Здесь в жизни кроется загадка,
Горька она, иль все в ней сладко?
Приятна ж истина комфорта:
Божественна любовь к вещам,
Лежащим тут, лежащим там,
Ведь ими полнится аорта?

Его захлопали ресницы,
Вопрос же впился в жест денницы,
Звуча как будто ни о чем.
В перчатке грязной застревая,
Он, там же с грязью исчезая,
Сливался с ней тем самым днем.

- И вот главенствует желудок,
Он - смысл жизни, он - рассудок,
Он - в темноте дремучей свет.
Не зная устали, покоя,
Кровь наполняя, ноет, ноет,
В вещах найдя всему ответ.

И, точно все сошли с ума,
Желудком полнятся дома.
От Звезд, стекая духом славы:
«Он ангел, посланный с небес»
И вот живот в живот залез
Двуглавым образом державы.

Тут собеседник сник от страха: 
- В душе топор, в диване плаха.
Но вся наука: Бог – Комфорт,
Копи во имя жирной плоти.
На этой пламенной работе
Желудок едет на курорт.

Вскорми орла, ведь он двуглавый,
Наполни птицу яхтой, славой
И позолотою дворца,
Где унитазы золотые,
Бассейны к небу голубые,
И слуги ходят без конца.

Там, под нависшею дремотой,
И под червленой позолотой
Лови холодный взгляд луны.
Она - хозяйка этой ночи,
Диванным скрипом захохочет,
Рождая сладостные сны.

Там в глубине алмазной сути
Свет, отраженный духом ртути,
Спадет в горящий омут лавы.
А в лаве огненной, горя,
Чернеет лист календаря,
Роняя отблеск мертвой славы.

Вот стоголосый и стоглавый
Во всей красе стоит лукавый,
Ему же пленник говорит:
«Так пусть печать в прикосновенье,
Так все богатство в исцеление»,-
Как заклинание твердит.

И словно день в туманной лени
Пред ночью встанет на колени
И спрячет солнца яркий лик
За горстку суетливой страсти
И за судьбу в сиянье власти,
За этот самый жалкий миг.
 
Мой собеседник цвел от счастья,
Ища словам своим участья
Безумной искрою сверкая
Он взглядом целился в меня
В досаде ж губы протирая.
Он слюнку вытер у себя:

- Так, что ж, в особом свойстве стали
Давно сторон нет у медали:
Тут слуг прощают господа.
А те лежат перед пред окладом
В гробу, мертвы с лампадой рядом,
С дрожащей свечкой, ждут Суда.

И трупп, любовь даруя Богу,
Минует лунную дорогу,
Чтобы тому скорей сказать:
«Себя, как мог, я ненавидел,
Но даже мухи не обидел,
Твою бы милость не терять».

Слезами моя босы ноги,
Смывая пыль его дороги:
«Так за страдания земные
На небесах вознагради
Тем блеском славы на груди,
Что на земной презрел я вые».

И вот небесная когорта
От Бога требует комфорта,
Желудки в небо вознося.
В молитве их всегда звучало
Желанье славы - дух металла
И отблеск в золоте огня.

Он посмотрел высокомерно
На мелочь, странную наверно,
И видя мелочью меня:
- Ты ж - материал моей работы,
Печали, страсти и заботы.
Ты - щепка, ждущая огня.

А я огонь, ведь я – палач.
Я говорю себе: «Не плачь!»,
Когда я обрываю жизни
По просьбе нового Царя,
Когда душа моя, горя,
Находит утешенья в тризне…

Не каждый, кто идет за мной
И тащит что-нибудь домой,
Придет ко мне своей тропою
В тот день последний для себя.
Он снова глянул на меня,
Вздохнув с какою-то тоскою.

- Ты ждешь весны, любовь храня?
Но видишь лед в слюде огня?
Испепеляет он иконы
Никто не слышит твои стоны,
Когда кладешь к земле поклоны,
Любовью, где-то там звеня.

Не трать напрасно это время.
Зачем тебе такое бремя.
Иди желудок наполняй.
Ныряй туда, где образ славы,
Где средь господ стоит лукавый,
И крохи нищим не роняй.

Не все ль равно, чьи тут законы,
И кто кому кладет поклоны,
И кто прогнулся в жажде власти,
Иль жаждет осени, весны,
Иголки ль щиплет у сосны
Так утешая свои страсти.

Ведь только тень падет от власти,
Вокруг изменятся напасти,
Моя работа – никогда!
А свежий ветер перемены
Всегда рождает много пены
И вздох от тяжкого труда…

Но вдруг, перчаток не снимая,
Простился он, переживая,
Что руку не дал я пожать.
Посетовал на предрассудки,
И расплылся улыбкой жуткой,
И попросил не провожать.

Ушел, не оставляя тени.
И вновь дыхание сирени,
И зазвучали голоса:
Гудок какой-то там машины,
Скрип по асфальту лысой шины,
Где в сахар вляпалась оса…

Я соглашусь ли с палачом?
Наполню ли вещами дом
И посвящу тому рассудок?
Приму ли я его совет,
Признав, что в жизни смысла нет,
И что главенствует желудок?