Телеграмма по рассказу К. Г. Паустовского 2009
2009 год. Я ученица 8 класса. В школьной программе мы по плану проходили «Телеграмму» К. Паустовского. И… меня настолько впечатлил этот рассказ, что я сразу же захотела перенести его на язык поэтов, стараясь сохранить авторские чувства и мысли! (Чтобы можно было сравнить оригинал с моей интерпретацией, я вставила цитаты из рассказа.)
Возможно, это произведение и послужило прообразом моего стихотворения «Поссорились? И дуешься ещё?»
- 1 -
Природа остыла. Октябрь холодный
Ветром порывистым день уносил.
Один лишь подсолнечник, что у забора,
Доцвесть и осыпаться осень просил.
(«Октябрь был на редкость холодный, ненастный. (...) Всё доцветал и никак не мог доцвесть и осыпаться один только маленький подсолнечник у забора.»)
Клён гнётся, трещит, под давлением сильным -
С годами широк, но уже не могуч.
Дождь то моросит, то становится ливнем,
Назойливо сыпясь на землю из туч…
Жизнь этой старушки всё также уныла:
И «Вестник Европы» пылится в столе,
На выцветших стенах всё та же картина…
Потрескалась. Что годы сделали с ней!
(«Катерине Петровне стало еще труднее вставать по утрам и видеть все то же: (…) пыльный «Вестник Европы», пожелтевшие чашки на столе, давно не чищенный самовар и картины на стенах. Может быть, в комнатах было слишком сумрачно, а в глазах Катерины Петровны уже появилась темная вода, или, может быть, картины потускнели от времени, но на них ничего нельзя было разобрать.»)
И снова садясь у натопленной печи,
Следя за играющим словно огнём,
Она обмотала платком себе плечи,
А мысли её были лишь об одном.
Створки от ветра порой открывались,
С треском и скрипом хлопали вновь.
- Катерина Петровна, не слышно письма ли?-
Заботливый голос спросил у неё.
- Катерина Петровна, не слышно ли писем?-
Повторно с заботой вошедший спросил.
И это был Тихон, что жил по соседству -
Единственный, кто ещё к ней заходил.
Молчит Катерина. Молчание это
Значило больше, чем колкое «нет».
И Тихон ушёл, не дождавшись ответа…
Всё понял в безмолвии мудрый сосед.
(«– Не слышно, Катерина Петровна, Настя пишет чего или нет? Катерина Петровна молчала, сидя на диване – сгорбленная, маленькая, (…)– Ну что ж, – говорил он, не дождавшись ответа. – Я, пожалуй, пойду, Катерина Петровна.»)
«Ненаглядная Настя! Живёшь ты далёко…
Мне б увидеть тебя хоть на несколько дней! -
Тёмной ночью с трудом выводя эти строки,
Катерина Петровна грустила о ней.-
Видит Бог, я устала терпеть эти муки!
Только смерть позабыла дорогу ко мне...
Мне бы, старой и слабой, да взять твои руки!
Приезжай! Будет поздно уже по весне.»
(«Ненаглядная моя, – писала Катерина Петровна. – Зиму эту я не переживу. Приезжай хоть на день. Дай поглядеть на тебя, подержать твои руки. Стара я стала и слаба до того, что тяжело мне не то что ходить, а даже сидеть и лежать, – смерть забыла ко мне дорогу».)
- 2 -
Настя, дочь Катерины Петровны,
Единственный близкий родной человек,
Мать навещала назад уж три года.
В Заборье в то время как раз выпал снег.
(«Настя, дочь Катерины Петровны и единственный родной человек, жила далеко, в Ленинграде. Последний раз она приезжала три года назад.»)
Но вот уже месяц не слышно ответа.
В одном мать уверена только была:
Что дочь занята, и не может приехать!
Не может писать, ведь она занята!
Хотя бы три строчки от Насти - награда.
Эх, получить бы конверт поскорей
Где были б слова «Из Ленинграда».
И жизнь показалась бы сразу светлей.
Работы действительно много. Для Насти
В Союзе художников не было скуки:
Устройство всех выставок, мероприятий -
Всё проходило через Настины руки.
(«Настя работала секретарем в Союзе художников. Работы было много, Устройство выставок, конкурсов – все это проходило через ее руки.»)
После рабочего дня нужно было
К скульптору ей в мастерскую зайти.
На встречу к нему она очень спешила,
Письмо прочитать она как-то забыла -
Не вспомнила даже о нём по пути…
(«После работы Насте надо было пойти в мастерскую молодого скульптора Тимофеева»)
Дверь Тимофеев открыл ей не сразу.
Низкий, решительный, злой человечек.
- Не раздевайтесь! – так буркнул он фразу
С порога в начале волнительной встречи.
(«Открыл сам Тимофеев – маленький, решительный, злой.
– Не раздевайтесь, – буркнул Тимофеев. – А то замерзнете.»)
-Как у Вас холодно! - Настя, сжимаясь,
Сказала, пройдя в мастерскую немного.
-Да уж, не жарко. И сам удивляюсь,
Как не издох ещё в этой берлоге.
(«– Боже мой, какой холод! – сказала Настя, и ей показалось, что в мастерской еще холоднее от белых мраморных барельефов, в беспорядке развешанных по стенам.
– (…) Непонятно, как я ещё не издох в этой берлоге.)
У Першина от калориферов дует
Теплом. Ну, ей-богу, Сахара.
- Не любите Першина? - Настя спросила.
-Ремесленник, выскочка этот без дара!
(А у Першина в мастерской от калориферов дует теплом, как из Сахары.
– Вы не любите Першина? – осторожно спросила Настя.
– Выскочка! – сердито сказал Тимофеев. – Ремесленник!»)
Неужто фигуры его не видали?
Не плечи, а вешалки, честное слово!
Он лепит лопатой кривые детали.
И этим он славится снова и снова?
(«У его фигур не плечи, а вешалки для пальто. (...) Лепит деревянной лопатой. А хитер, милая моя, хитер, как кардинал!»)
- Гоголя Вашего мне бы увидеть…-
Настя нашла подходящую тему.
- Конечно! Тогда воон туда проходите. –
Да нет же, в тот угол по левую на стену! -
(«– Покажите мне вашего Гоголя, – попросила Настя, чтобы переменить разговор.
– Перейдите! – угрюмо приказал скульптор. – Да нет, не туда! Вон в тот угол. Так!»)
Он снял со скульптуры мокрые тряпки,
И вот перед нею сам Гоголь сидит!
«Как же похож на себя он, однако!
Только из глины. И не говорит.»
Вздрогнула Настя. Ей чудилось, словно
Сам Гоголь насмешливо молвил в ответ:
«Сейчас ты стоишь, рассуждаешь спокойно…
А в сумке лежит нераскрытый конверт…»
(«Он снял с одной из фигур мокрые тряпки.(…) Настя вздрогнула. Насмешливо, зная ее насквозь, смотрел на нее остроносый сутулый человек. (…) «А письмо-то в сумочке нераспечатанное, – казалось, говорили сверлящие гоголевские глаза. (...)»)
-Ну, что вы на это мне скажете, Настя?-
Скульптор, прищурясь, смотрел на неё.
Настя промолвила только: - Прекрасно!
-Вот все вы заладили слово одно!
(«– Ну что? – опросил Тимофеев. – Серьезный дядя, да?
– Замечательно! – с трудом ответила Настя. – Это действительно превосходно.»)
Не спорю: «прекрасно»- хорошее слово.
Но когда на совете вершится судьба,
Стоит Першину хмыкнуть - и сразу готово!
Значит, напрасно работал года! -
(«Тимофеев горько засмеялся.
– Превосходно, – повторил он. – Все говорят: превосходно. И Першин, и Матьящ, и всякие знатоки из всяких комитетов. А толку что? Здесь – превосходно, а там, где решается моя судьба как скульптора, там тот же Першин только неопределенно хмыкнет – и готово. А Першин хмыкнул – значит, конец!…»)
Вдруг Тимофеев забегал. - Поймите!
От глины уже ревматизм на руках!
Нет! Вы полюбуйтесь! Сюда посмотрите!
Столько читать - помутнеет в глазах! -
Он книжную стопку потряс возмущённо.
- И это о Гоголе столько всего!
Три года читал о нём каждое слово!
Намучился. Драться готов за него.
(«Ночи не спишь! – крикнул Тимофеев и забегал по мастерской, топая ботами. – Ревматизм в руках от мокрой глины. Три года читаешь каждое слово о Гоголе. (…) Тимофеев поднял со стола груду книг, потряс ими в воздухе и с силой швырнул обратно. (...) – Это всё о Гоголе! – сказал он и вдруг успокоился. – (...) Простите, милая, но, ей-богу, я готов драться.»)
- Что ж, будем драться, - так Настя сказала
И вновь на работу вернулась назад.
Решила: во что бы ей это ни стало,
Из безызвестности вырвать талант!
(«– Ну что ж, будем драться вместе, – сказала Настя и встала.»)
Настя вернулась домой очень поздно.
Лишь только тогда она вскрыла письмо.
«Куда там, приехать! Здесь слишком серьёзно -
На выставке всё не свершится само!"
И вдруг она вспомнила медленный поезд,
Тряску телеги, глухие леса
И неизбежные мамины слёзы,
И быстро письмо она в стол убрала.
(«Настя вернулась домой, (...), и только там прочла письмо Катерины Петровны.
– Куда там сейчас ехать! – сказала она и встала, – Разве отсюда вырвешься!
Она подумала о переполненных поездах, пересадке на узкоколейку, тряской телеге, засохшем саде, неизбежных материнских слезах, о тягучей, ничем не скрашенной скуке сельских дней – и положила письмо в ящик письменного стола.»)
- 3 -
Полмесяца Настя трудилась, как пчёлка.
Открытие выставки спать не давало.
Со скульптором спорили часто и долго,
И снова мирились. Ну, с кем не бывало!
(«Две недели Настя возилась с устройством выставки Тимофеева. Несколько раз за это время она ссорилась и мирилась с неуживчивым скульптором.»)
Тот день был для Насти таким долгожданным!
Открытие шло, словом, лучше нельзя.
- Тут тебе, Настя, пришла телеграмма, -
Кто-то шепнул еле слышно с плеча.
«Интересно узнать, от кого телеграмма,-
Небыстро она размышляла в уме.
«Помирает Катя. Тихон.» Так странно…
Должно быть, ошиблись. Это не мне.
Кто эта Катя? И кто такой Тихон? -
Она размышляла живей и живей.-
«Адрес: Заборье.» Прочла Настя тихо.
И поняла: телеграмма-то ей!
(«Настя вернулась на свое место, незаметно вскрыла телеграмму, прочла и ничего не поняла: «Катя помирает. Тихон». «Какая Катя? – растерянно подумала Настя. – Какой Тихон? Должно бить, это не мне». Она посмотрела на адрес: нет, телеграмма была ей. Тогда только она заметила тонкие печатные буквы на бумажной ленте: «Заборье».)
- Что, вести плохие? Или мать нездорова?
Помочь не могу я случайно ничем?
-Нет. Телеграмма от старой знакомой, -
Настя сказала, не зная зачем.
(«– Что? – спросил он шепотом и показал глазами на скомканную в руке Насти телеграмму. – Ничего неприятного? – Нет, – ответила Настя. – Это так… От одной знакомой…»)
Ей показалось внезапно, что кто-то
Пронизывал взглядом её с высоты.
Но там, свысока, наблюдал только Гоголь.
Он будто сказал ей сквозь зубы: «Эх ты!»
(«Все смотрели на Першина, но чей-то взгляд, тяжелый и пронзительный, Настя все время чувствовала на себе и боялась поднять голову. «Кто бы это мог быть? – подумала она. (…)». Она с усилием подняла глаза и тотчас отвела их: Гоголь смотрел на нее, усмехаясь. Насте показалось, что Гоголь тихо сказал сквозь стиснутые зубы: – «Эх, ты!»)
В тот час речи Першина льстили немало,
Их с гордостью слушала Настя всерьёз.
Но, выйдя на улицу, вмиг зарыдала -
Слова о заботе задели до слёз!
…
- 4 -
Резкий ветер в лицо. Снег колол её щёки.
Настя шла против ветра, не помня себя.
«Милая мама! Дождись меня только!
Дождись и прости, если сможешь, меня.»
(Она вскочила, быстро пошла против снега, хлеставшего в лицо. «Что ж что, мама? Что? – думала она, ничего не видя. – Мама! Как же это могло так случиться? Лишь бы успеть, лишь бы она увидела меня, лишь бы простила».)
«Ненаглядная Настя! Живешь ты далёко…
Увидеть тебя бы на несколько дней! -
Она вспоминала с трудом эти строки, -
До весны не дожить. Приезжай поскорей!»
- Господи, что я наделала! Боже!
Каких я боялась по жизни потерь?
Неужто мне был Тимофеев дороже?
Что же нам делать, родная, теперь? -
Настя неслась к городскому вокзалу,
Не замечая себя и людей.
Ведь только теперь она вдруг осознала,
Что мамы не будет на свете родней!
(«Ведь никого же у меня в жизни нет. Нет и не будет роднее.»)
- 5 -
Поезд тронулся. С каждым пройденным часом
Она становилась всё ближе. И звёзды
Будто ей вторили с неба: «Напрасно,
Напрасно ты едешь. Уже слишком поздно!»
Напрасно она подбирала, что скажет.
Напрасно в надеждах бежала тогда.
Лишь сутки назад всё могло быть иначе…
На сутки всего опоздала она!
Каким же стал нужным её, мамин голос -
Тихий, спокойный, до боли родной!
Сейчас бы поправить её седой волос
И бережно гладить морщинки рукой!
И как же теперь без её сухих рук?
Светящихся глаз. Материнской слезы.
Как хочется слушать живой сердца стук!
Теперь это в прошлом. Пустые мечты…
***
Природа остыла. И так год за годом
По кругу - и снова на пройденный путь…
Всё те же сезоны. Под тем Небосводом.
Но прошлого нам НИКОГДА не вернуть!
Свидетельство о публикации №122050306548