Из книги Трава под асфальтом Часть 2 Ашхабадские п

                Часть 2

                АШХАБАДСКИЕ ПАСТОРАЛИ



Вздыхают все, что жизнь невыносимой стала.
На деле радостью она не обделена.
Всё также в ней цветут цветы,
И голоса поющих птиц слышны,
И солнце всех неугасимою любовью гладит.



Вблизи от каждого из нас
Мир вечной красоты сияет.
В цветах он, в речке, синих небесах,
Сверканье солнца, изумрудье трав…
В себе мы сами стены отчужденья строим.



Когда мне очень тяжело,
Я прелесть яблока вкушаю.
О нет! Не витамины в нём.
А радость жизни, музыка небес,
В блаженство рая восхожденье.



По ашхабадским улицам хожу
И вглядываясь в души всех прохожих,
Я вижу – наглухо зачехлены они…
Нет в суверенности свободы –
Одно лишь отчуждение.



Астрально видно мне,
Как силы тёмные,
Ножом суверенитетов разделив,
Терзают нас поодиночке,
Вину за это на соседа возложив.


Великий Вождь!
Как много понастроил ТЫ
Сверхмодерновых зданий в Ашхабаде.
Но голопузо, босоного, хумарно
Народ ТВОЙ на ненужные строения взирает.



И даже яркие цветы
Мучительной тоской цветут
На улицах чужого Ашхабада.
О нет! И даже не цветут,
А долго – долго безысходной мукой вянут.



Чужое всё вокруг
И злое…
Всё стало в городе моём родном
Не для моей души,
А против…



Как в мёртвой жизни я живу?
При этом и стихи пишу?
Неведомо и мне. Но знаю лишь одно,
Что вдохновение моё
С Господним промыслом сопряжено.



И даже в яде «лучезарных» слов и дел
Великого вождя туркмен
Словами правды расцветаю.
Поистине, велик ты мой родной язык,
Раз можешь выжить там, где не дано другим.


Хожу и вижу я,
Как смерть вокруг
Всё умертвляет.
И от того, что вижу я,
То умертвлённое, тем оживает.



Тебя, о смерть!
Я, как и жизнь,
С таким же интересом изучаю,
Но ты при этом всякий раз
В несуществованье ускользаешь.



Для Бога нужно,
Чтоб один
Во мраке жизни засиял
И свет Любви Его затем
На всех людей распространял.



Одни пьют жизни яд,
Но выделяют в мир нектар.
Другие пьют нектар,
Но отравляют своим ядом окруженье.
Первые есть люди света, вторые – темноты.



Огромный ТВОЙ портрет
Взметнётся скоро выше Копетдага,
Но знай, Великий Вождь,
Что этот звёздный миг
И есть ТВОЯ кончина.


Травили моё сердце кислотой,
Топтали в дикой злобе
Сапогами,
Но вновь мучителям оно
Цветёт нежнейшими цветами.



Как часто спрашивал Тебя:
«За что так мучаешь меня?»
Потом прознал:
Любимцев лишь своих Господь
В невыносимой жизни воплощает.



Из всех познаний на Земле
Главным быть должно
Познание
Душевных мук Иисуса
На кресте.



О Исикава! Ты умел
Из девяти лишь слов
Слагать стихи.
Но я сумел
С шести.



И за
Китайской
Стеной
Тоже
Китай.

И не хочу я ничего
И никому не должен.
Узлы я кармы
Развязал
Теперь поистине свободен.



Сегодня нет
Во мне – меня,
Ушёл я
Из себя –
В мечтанья.



Туркмены! Русские!
В одно сольёмся мы.
СЛАВЯНО-ТЮРКАМИ
Мы стать
Должны!



Вся польза
В разделенье в том.
Что станем мы
Не только дружною семьёй,
Но нацией одной.



Всем эСэНГэшным
Говорю вождям:
«Неужто непонятно вам,
Разъединенье – не вперёд движенье,
А гиблый шаг назад».



Всем нам
Давно
Понять пора:
Разъединенье – не свобода.
А беда!



Большой, как солнце,
Я чурек ломаю,
В заправленную чаем каурму макаю,
И мне становится тогда
Вся жизнь туркменская родна.



В июльскую жару,
Когда плюс сорок пять в тени,
Мне слышится,
Как зной во мне звенит
Дутаром у поющего бахши.



В промежутке от кибитки до тамдыра
Женщина всю жизнь прожить должна –
Так решили «мудрые» мужья,
Ограниченность которых,
Меньше этого пути была.



Лишь только долларами пошелести,
Жульё в Туркмении продаст
Народ и Родину, и мать,
А если нужно, и свой зад,
Лишь только доллары им покажи.


Страшнее наркомании и пьянства –
Только алчность.
Ни от вина, от водки, героина, терьяка
Никто не сможет одуреть,
Так, ка дуреют все от баксов.



Ты мой родной язык, Баши,
Довёл до лая и мяуканья собак и кошек.
Но всё ж…
Не обратил ты нас в собак.
Но в беса превратился сам.



Нет, нас в Туркмении,
Не просто угнетали,
Не просто ущемляли нас в правах,
Нас просто довели до лоботомии -
Сознания огурца.



«Не победить вам ненавистью Зверя,-
Сказал однажды я друзьям, -
Любовью одолеть его лишь можно.
Любовь к своим врагам –
Вот главное оружие христиан!»



Грозила Олбрайт пальчиком Вождю:
Нельзя, мол, убивать народ,
Гноить в застенках.
Смутился Вождь: «Я, думал, можно,
Ведь он мой собственный народ!»


Повсюду алчность, тупость, воровство.
Куда ни глянешь – бесов торжество.
Но знаю я,
Что день такой настанет
И ангелы пахать на бесах станут.



Один… Совсем один….
Среди расстрелянной культуры
Казнённой доброты
Воюю за любовь и правду…
Солдатов Бреста дело продолжаю…



Стоять!!!
Так, как отцы стояли в Сталинграде,
И верить так, как верили в победу
В блокадном Ленинграде!
Земля моя родная – врагам тебя я не отдам!



Ни от Баши,
Ни от кого другого
С родной земли не побегу!
В Туркмении родился –
В Туркмении – умру!



Большое дело поручил мне Бог:
Вновь над Туркменией зажечь,
Растерзанный врагами Дух России.
Не только силы власть должна быть в Духе том,
Но и любовь к народу.



Мы – русские, своим трудом и потом
Туркменское создали государство.
Своею кровью обозначили пунктир границ.
 И если Зверь нам говорит: «Вы здесь никто!»
Ответить нужно: «Мы здесь всё!»



Нет, не бежать от прошлого должны мы,
А гордиться.
Чтоб нас убить, убил в нас Зверь
Историю и память славных дел.
Воскреснем через воспоминанья!



По меньшей мере сто годин
Работали мы, русские, не разгибая спин
Над становлением туркменского народа.
Как только Вождь всевластным стал,
Так тут же труд наш растоптал.



В земле туркменской бабушка лежит,
Нашёл пристанище в ней брат.
Отец и мать уже сокрыты ею.
 И если скажет кто: «Матай свая Рассею!»
Того я выгоню вперёд.

    

Как много обречённых на смерть,
Отец мой вылечил туркмен.
Почтительно
Их внуки до сих пор
Пред ним снимают шляпу.


О русские учёные! Рабочие,
Врачи, учителя, инженера!
Сто лет туркменская земля
Цветёт цветами героизма вашего труда.
Неужто затоптать их мы позволим Зверю?



Нет наций у поэтов…
Мы все хоть и по-разному, но делаем одно:
Бичуем зло, растим добро.
И я стихами делаю лишь то,
Что прежде делали Махтумкули и Зелили.



Нет для поэта
Смерти
Более достойной,
Чем быть убитым
За свои слова.



Велик я тем,
Что сам себя ничтожеством считаю,
А ТЫ ничтожен тем,
Что пупом мирозданья СЕБЯ мнишь…
Вот в этом наши различенья.



Ругать ТЕБЯ, Баши,
Мне отчего-то скучно стало.
Увидел я, что ТЫ не вождь,
И даже не фигура – ЗОМБИ,
В руках масонов Турции и США.


Сквозь мрачные раздумья иногда
Вдруг замечаю, как
Улыбкой женщин
Или ясным взглядом детских глаз,
Господь мне душу озареньем омывает.



Прошли дожди, и воздух сразу чище стал,
В густой листве дрозды запели звонче.
Природа-Мать! Умела б ты
И человечью жизнь вот также омывать,
Чтоб затхлости духовной стало меньше.



Те, кто уверены,
Что правильно живут, - мертвы.
А те, кто мучаются, - живы.
Россия – ты ещё жива,
Европа – ты уже мертва.



Поэт – гораздо больше, чем политик,
Он Бога глас есть на Земле.
Не смогут привести к Единству нас вожди,
Объединить нас смогут –
Лишь поэты.



При коммунистах-
Вольнодумцев запрещали.
При демократах – стали убивать
Вот в этом весь прогресс?
Вот в этом вся свобода наша?



Да, больно будет телу,
Если, скажем, палец отрубить.
Но шансы выжить есть у тела,
У пальца – НИКАКИХ!!!
Россия – мы твои отрубленные пальца!!!



Россия – жизнь! Россия – Мать!
Тебе я снова повторяю:
Твои отрубленные мы пальца,
Что сами думают,
Как к телу прирасти опять.



Из всех искусств на свете
Главным может быть –
Искусство в смерти жить.
Россия!
Ты умеешь в смерти жить!



Врагам российским говорю:
В смерти мы для вас
Ещё страшней, чем в жизни.
Лишь в смертный час всем нам Господь,
Бессмертный облик ангелов являет.



В минуты тяжких испытаний,
Когда весь злобный мир не мил…
Россия!
На колени пред тобой встаю
И всё прощения прошу… прошу… прошу…


Великий русский мой народ!
Увидел я, как сам Господь,
За муки от испития всех ядов мира,
И мужество принятия его грехов,
Стать на колени пред тобой готов.



Россия! Лишь тогда,
Когда всю из себя
Ты западную изгонишь ложь,
Свою, родную, русскую
Ты обретёшь свободу.



Короткими
Стихами
России
Русское сознание
Возвращаю.



Всё – для других и ничего – себе.
Всё – для себя и ничего – другим.
У нас есть эти формулы развития.
По первой – выживем,
А по второй – умрём.



Как солнце одинаково сияет
И для подонков и святых.
Я также всех любовью озаряю.
Ведь главное не в том: иметь иль не иметь,
А в том: светить иль не светить.



Людей плохих-хороших я также одинаково люблю,
Как истый орнитолог любит змею и стрекозу.
Но за собой, при этом, оставляю право видеть
В одном – безвредную букашку,
В другом – гремучую змею.



Индийцы нам ничего индийского не навязали.
Китайцы также нам китайского не навязали.
Всё ценное в других народах способны брать мы сами.
Одни американцы нам навязывают своё –
Не для того, чтобы развить –
                а чтоб рабами сделать «своего».



Ложь всегда навязывает себя.
А истина? Та постигается.
Никто не сможет навязать
Высокий дух Толстого, Байрона, Сократа,
Усердием его постигнуть можно.



Сказал однажды я слепому:
«Вот этот цвет зелёный!»
Он не поверил: «Докажи!»
Ответил я: «Не надо доказательств здесь,
Себя ты должен сделать зрячим!»



Красавиц стройных много в Ашхабаде.
Весенним вечером по улице гуляя,
Так много дивных женских лиц встречаю,
Что кажется порой,
Все гурии небес здесь обитают.



Глазами женщин всех люблю,
А сердцем – ни одну.
Как мне исправить этот рок?
Я без любви,
Как без цветка – горшок.



Как близок он, сиятельный Твой мир, Господь!
И как он далеко.
Лишь через смерть я вижу вход в него.
Какою смертью умереть, скажи,
Чтоб вечную в нём жизнь найти.



Открыл Господь во мне канал транс связи, Молвил:
«Говори! Как скажешь, так и будет на Земле.»
Сказал я: «Разреши и время дай нам, людям,
Перед кончиной мира выбор сделать,
Кто за Тобой пойдёт, кто - против».



Давно в бессмертии живу,
И потому о смерти не тужу.
Закон сансары знаю я –
Прервётся, если жизнь моя.
Вновь будет в мир воплощена душа.



Чем меньше слов, тем больше смысла.
Чем меньше явного
Тем больше тайного в стихах.
Учусь я и в засловье смысл искать,
Его там больше, чем в словах.



Язык поэта и политика язык:
В десяти-пятнадцати словах
Могу сказать вам столько, сколько
За всю прошедшую и будущую жизнь
Вам Жириновский не наговорит.



Знаю, будут за мои стихи
Враги забрасывать камнями,
Друзья одаривать цветами.
Что лучше, только
Я не знаю.



Япония! Люблю твои стихи,
Читая их, я вижу,
Как даже в забетоненных лугах
Цветут бессмертными цветами
Волшебные слова твоих поэтов.



Корректором газетным Исикава был.
А Басё был бродягою бездомным.
Созвучно это с жизнью моей,
Что думаю:
А не встречались наши души в прошлых жизнях?



Сознанье – смысл, а подсознанье – дух.
Жизнь не на смысле держится – на духе.
Как белый, так и тёмный цвет имеет дух.
И от того, каков цвет духа.
Таким становится и смысл.



От мысли может трепетать и петь пространство,
Земная твердь в движенье приходить,
И умершее воскресшим становиться.
Не силой действия, а силой мысли
Сумеем в будущее мы дверь открыть.



Не только с внешними врагами,
Но и с собой должны вести мы бой.
Чтоб вызволить свой дух из-под неволи.
Нет в нашей жизни победы более победной,
Чем светлая победа над собой.



Наш мир физический –
Есть только корни
Древа Жизни на Земле.
А мир астральный – крона.
Ах, если б знали вы, какие там цветут цветы!



Вы предложили мне миллион.
И жизнь клопа в роскошном чемодане.
Но не купили вы меня. Я жил и буду жить цветком.
А от навоза человечьего дерьма
Я только краше расцветаю.



Плевал на деньги, развлеченья, славу…
Одно хочу – бежать…
Всю жизнь бежать хочу
Мальчонкой голопузым по весеннему лугу
И беспричинно улыбаться утреннему солнцу.



Пришла…Прижалась…
Улыбнулась…
И прикрепила бабочкой-приколкой
Мою восторженную душу
К своим волшебным волосам…



Лишь сердце может
Цвесть цветами
И чувствами любви благоухать.
Даря цветы любимым,
Сердца свои не забывайте прилагать.



Собрал и в вазу для тебя поставил
Цветы-лучи предутреннего солнца.
Как мне приятен был тот миг,
Когда, взглянув на них,
Глаза твои взошедшим солнцем засияли.


(Разговор Бога с дьяволом)
«Хотел убить ТЫ Мой язык,
И что же?.. Видишь?..
Как из крови
Пронзённого кинжалом сердца Моего
Он нежными цветами воскресает…»