Геворкян, поэма

ВЫ СПРОСИТЕ: А ЧТО ПРО ГОГИ?
Или Большое противостояние
Пафнутия Львовича Безобразова или Дикобразова и Юркого Геворкяна

Геворкян, история вторая, она же повествующая о необычайных приключениях изворотливого Геворкяна, вкупе с прочими - отцом и сыном Кусто, Безобразовым, журналистом Чунгуром Айдой и тэдэ - испытавшего все тяготы и удовольствия морских и иных приключений, благодаря неуёмной жажде чего-то...

Вы спросите: “А что про Гоги?”
Отвечу: “Много знаю Гог”.
Род Гог в горах живёт высоких,
Горд, независим он и мног.
Другой род Гог в шашлычной правит,
Что на углу близ Струкачей.
-“Да не-е-е”,- какой-нибудь протянет,
Мне нужен тот, что половчей.
Что сам в себя однажды шмыгнул.
Сложилась как его? Сложна?
-Ах, вон про что! – и аж подпрыгну,
Вдруг вспомнив сразу ж шмыгуна.
В тот раз, запершись от чекистов,
Он всех, блин, не перехитрил.
К нему ссылали трубочистов,
И те ту щель превозмогли.
(Известна юркость этих лазов!)
Они вели с ним диалог,
Грозя наёмных водолазов
Прислать к нему. А тот – молчок.
(Да: извиняюсь – то не Гоги,
А Геворкян был, впопыхе
Я перепутал. А уж строки
Были разложены в стихе.
Тот Гоги, что имел ввиду я,
Живёт уж в Бяжеке давно.
А Геворкян живёт, пакуя
Всё вкруг себя, без всяких “но”.
Итак. Прислали водолазов.
А с ними – серый гражданин –
Пафнутий Львович Безобразов,
Иль Дикобразов… Хрен один.
Он водолазам кротко мямлил:
“Достать”. И те достали вмиг.
Но не того, что был заявлен,
А нечто, в что никто не вник.
Ещё раз сунулись герои,
Но щель, воинственно дрожа,
Так сжала мышцы, что… “Не стоит
нам рисковать”, – сказал вожак:
“Вон Яшке ногу раздавило.
Пошлите”. Сели в дилижанс
И укатили в край любимый
Пропить полученный аванс.
Остались двое: Безобразов
И Геворкян. Лицом к лицу.
(Как догадались, наш проказа
Решил сей басне дать концу).
Из ничего возникла дырка.
Из дырки – шар. И уж: гляди(!):
Стоит… В руке его пробирка.
Медаль сверкает на груди!
В пробирке плавают пиастры,
Медаль – “За вклад во всё, что есть”.
Он смотрит прямо и бесстрастно,
Дрожат подастры, никнет,
Снесть, не лгя себе, не видя мочи
Присутство серого, врага
Он взглядом к гробу он торочит
(наш Геворкян), дрожит рука
В лютейшей злобе, то слабея,
То силой ярости нальясь.
Ломает мысленно он шею,
На пик мстей страшных взгромоздясь.
Мстей за обиды (Безобразов
Здесь, может, вовсе не при чём,
Но вот стоит, живёт, зараза.
И вредом полон, и враньём).
И Безобразов тоже, щурясь,
Надменным делает свой лик.
И, гад, нисколько не волнуясь,
Из кошки делает парик.
Надел. Точь в точь мартышка из мультфильма!
Пора глушить. И Геворкян,
Нагнувшись, подобрал мобильный
И во злодея кинул прям.
Вот тут-то вышли трубочисты.
Щель заблокировав трубой,
Его стреножили, повисли
На нём весёлою гурьбой.
-Шакалы! – вопиил несчастный,
Пытался путы разбросать,
Но трубочисты беспристрастно
Его загнули цифрой “пять”.
Тут не поспоришь. Видно: доки!
Продали парня за стакан!
Но не писал б я эти строки,
Коль превзойден б был Геворкян.

Он, провожая краем глаза
Полн водолазов дилижанс,
Заметил возле унитаза,
Что близ кустов как будто ваза
Стоял… Как рядом – из Камаза –
Украдкой пялились абхазы.
Так вот: туда взглянув, он сразу
Злых трубочистов опознал.
И был готов, когда те разом
Вскочили, вскинули аркан
И, йдя упрямо на таран
(уж тёр ладони Безобразов),
Трубой заделали ходы…
-Эх, заждалися вас гробы,
Вздохнул. И, щуря левым глазом,
Стал из пробирки пить воды.

Скрутили. Шумно загалдели.
Как дети прямо, детский сад!
В лицо заглядывая, сели
И стали требовать наград.
Тут подкатил к ним мотоцикл;
Раздали всем “по полкило”.
Один прям сразу съели литр.
Ещё два взяли. Повезло!
Но Геворкян, полн жаждой мести,
Пошёл на принцип и каприз –
Перевернулся вдруг на месте
И пнул ногой их ценный приз.
Стекло блеснуло изумрудно
И пало. Трубочист (Ноль Семь!!!)
В прыжке пытался сделать чудо,
Но лишь ударился оземь.
Затихло всё. Стакан сжимая,
Окаменели трубачи.
Их слёзы чёрные, вскипая,
Текли как чёрные ручьи.

И бригадир их самый главный,
Вдруг понял ясно, в чём здесь суть:
-Прости нас, добрый, мудрый, славный! –
И кинулся к нему на грудь.

Лишь сей поступок образумить
Противных трубочистов смог.
А Безобразов стал козюлить,
Пытаться вставить монолог:
“Глупцы, развесили вы уши!
А Геворкян – проныра, вор!
Он вам ноль семь ногой порушил,
А вы ведёте разговор!”

-Молчи! – сказали трубочисты, -
Он наш кумир и наш гуру.
А ты нас, как алкоголистов,
Вовлёк во подлую игру.
Простить себе мы сможем, ладно.
Тебе ж вовеки не простим…
Ступай. И не грози окладом,
Купить хотел нас ты коим.

И собирались уж оставить
Противоборщиков одних,
Но шум донёсся вдруг. “Отставить!” -
Сказал один, и сам притих.
Раздались скрипы дилижанса,
Открылись люки: “Стоп, Авто!” -
Шесть водолазов едут с танцев,
И с ними рядом – два Кусто.
“Тут мы с ребятами ныряли…” –
Сказал один из водолазов:
“… и увидали под камнями
Кусто”,- услышал Дикобразов.

И, щуря глазом, водный лаз
Поведал, как здесь оказался.
Как был истрачен весь аванс,
И как с Кусто он повстречался:
“Пойдём”, - сказал Кусто: “Ко мне.
Моя закуски приготовит”,
Решая сладостно втуне,
Что выпить можно, выпить стоит.
Но так как средненький моряк
Порой сильней трёх пехотинцев,
А Жак-Ив просто здоровяк,
Да и мои - !!! – сказал Главняк
(из водолазов) – всё ж балтийцы;
Для них что шлюпки, что эсминцы,
Что пуд железа, что говяк:
Здоровы, вопчем, значит, много
Им нужно водочных гостинцев,
А то, что ты нам дал – пустяк!

(Так, мягко перешедши к делу,
Он на добавку намекал.
И, глядя в землю, так хотел он!
И, речь произнося, алкал!

-Короче: дай! Не рань нам сердце,
Не дай нам злость растрепыхать!
Хотим с Кусто задать мы перцу,
Не то мы будем злопыхать.

Жак-Ив стоял молчал, смущаясь,
Сынок его, на звёзд смотря,
Курил, в карманах ковыряясь,
И текст прошенья одобрял.

Не в меру жадный Дикобразов
Пытался плату оттянуть.
Но водолазы хором сразу
Сказали: “Труден был наш путь!”
Ведь, извлекая Геворкяна,
Мы сил убавились на треть.
Хватило лишь по два стакана –
Хотели б больше мы иметь!
-Да-да! – сказал Кусто вдруг гневно,
-Ты разжирел тут, как карась!
А мы рискуем ежедневно,
На днах опасных копошась!

Тут понял жадный Безобразов,
Что гонорар придётся внесть -
Не переспорить водолазов-
И выдал всё по чести честь.
-По два ведра на человека
Не много,- рассуждал Кусто.
При этом глянул крайне строго
И начал заводить авто.
В багажник бережно сгрузили
(лишь взяв в салон одно ведро)
И загудели-покатили
По направлению к метро
(в метро их ждал Вадим Отказов
(он должен обеспечить дам),
но отношения к рассказу
он не имеет ни на грамм).

Кусто отчалила команда,
Замялись братцы-трубачи:
Остались, вроде, без награды…
И бьют уныния ключи.
А глотку хочется мочить,
Не отправляться же к врачу.
Ногами хочется сучить…
Тут увидали епанчу
На Геворкяне. Красота!
Стыдливо отводили очи.
Шептались скромно: “Стыдна-та-а-а…”,
Но епанчу содрали, впрочем.
Ну, Геворкян был парень щедрый:
Берите, дескать, то пустяк!
И трубачи, издав победный
Сигнал, отправились в кабак.

Итак, умчались водолазы
И удалились трубачи.
Остались только Дикобразов
И Геворкян без епанчи.

Заметьте: наш герой был связан
И ко предметам прикреплён,
Но всё ж боялся Безобразов
Того, что изловчится он.
И ведь не зря – как только дружно
Ушли наёмники домой,
Тот стал, хоть и обезоружен,
Но очень-очень-очень злой.

И разъяреньем клеток мозга
Он трансформировал свой пыл
В большой пучок железных розог
И никого не пощадил:
Верёвки лопнули, и цепи,
Трусливо звякая, сползли.
Пафнут рванулся было в степи,
Где юги турокоз пасли,
Но не успел, тяжёлой дланью
Он был повержен и избит,
Большою был обложен данью,
Стал синим цвет его ланит.
Запихан был он в щель навечно,
Ту щель замуровали в мель,
А мель, разрознив ипотечно,
Погрёб (взахлёб) весенний сель.

Настала очередь шакалов.
Метнувшись молнией везде,
Собрал он трубочистов вялых
И водолазов, уж в воде.

Им объявил: вину снимаю,
Но всем заданье предлагаю:
За то, что жизнь вы сохраните,
Вы епанчу мою верните.

Иного мира не хочу!! Мою верните епанчу!!!

Засуетились водолазы.
И трубочисты-молодцы
В затылке чешут вшеобразно:
Где ж епанчи сыскать концы?

Пока решали – утро стало.
И солнце золотое встало.

Один догада встрепенулся:
“Она ж на яхте у Кустов!
А Жак с утра отшвартанулся,
Еёю устелив альков,
В котором, нежась с дамой платной,
Он ночь бессонную провёл,
И, всласть потешившись, обратный
Направил ход в свой водоём!”

-Мы, как довольно насвистелись, -
Промямлил трубодур Вагиз, -
То к водолазам захотелись,
И ко причалу вышли вниз.
С собой и епанчу забрали,
Её решив не пропивать.
Серьёзно с Жаком побухали.
Домой отправилися спать.
А епанчу забыли тама –
Вот весь наш сказ и вся программа.

Недолго думая, в погоню
Наш Геворкян направил флот:
Галера, батискаф, каноэ
И одноместный пароход.
В каноэ сели трубочисты,
В галеру негры, как всегда.
На батик водолазы быстро
Взбежали – Геворкян: “Куда?!
На пароход! Котлы распарить!
А батискаф прошу оставить!”

И вот плывут вперёд герои,
Вскипают пенные валы…
Да! В этом месте должен морю
Рифмованные спеть хвалы:
Течёт, без края и покоя,
Его бесформенная ткань,
Любой изгиб земного слоя,
Как пластилиновая длань.
Перенимает, в теле торя
Своём кипящие дорожки.
Волна с волною жарко спорит,
Солёно хлопает в ладошки.
О каплю капля звонко бьётся
И глухо плюхается о борт.
Пучина страшная смеётся,
Раскрывши васильковый хобот.
Трясётся путник дробью страха –
Ему стихия, что могила,
Такому море станет плахой,
Смертельной свахою немилой.

Но есть ещё моря другие:
Такие, где легко и честно,
Где шепчут брызги голубые
И чайки белы как невесты.

Там твой корапь плавучий дом
А море добрая ютитель.
Тебя заполнит вязким сном
Сия мятежная обитель.
Она решает лишь одна,
Каким на берег возвратишься –
Здоровья полон и ума
Или всего того лишишься.
Для крепких, чётких мужиков
Поход по морю лишь забава.
Расклад другой для слабаков,
И потому их в море мало.
Синеет якорь на руке,
В зубах зажата папироса.
Он смотрит вдаль. И вдалеке
Далёк от мыслей и вопросов.
Вот кит резвится, вот волна,
Как заяц скачет, бурно пенясь.
Молчит моряк: кричит вода,
Крутыми пенками кобенясь.

А он, бесстрастный и простой,
Весь полосато-расписной…

Но полно. Как там Геворкян-та?
Поди, от качки занемог?
Ан нет! Со склизью эмигранта
Вошёл он в коридор проток,
И, миновав таможню злую,
Ей не замечен, проскользнул
И вышел в воду уж чужую
И вправо руль свой повернул.

Прошло две склянки… Показался
На горизонте чей-то шлюп.
Бинокль в руки ему дался,
А с шлюпа уж сигнал им шлют:
-Вы кто такие? Мореходы?
Иль корм касаток и акул,
Ошибка матери-природы
И носорога жидкий стул?
Чего сюда ко мне прилезли?
Или хотите быть полезны?

Тогда ответил Геворкян:
-Мы бьём челом тебе, ворчавый!
Ты много плавал по морям
И разговаривать смельчавый,
Могавый силою своей,
Могомой злостью усложниться,
Зело бахвалиться, с людей
Сбирая дань, плюя им в лица.
Но здесь не зайцы, молодцы!
С тобою Геворкян глаголет.
Вот счас скажу: “Отдать концы!”
И все концы отдать изволят..
И все концы, что соберу,
Тебе предназначаться будут!
Кончай словесную игру,
Не то мои весь стыд забудут.

…Окстился дерзкий словоблуд…
С почтеньем вымолвил: “Простите,
Не знал, веду с кем пересуд,
Затем и сделался хулитель.
Теперь же преданность свою
Я доказать хочу. Скажите,
Что сделать может для тебю
Сих мест пустых ничтожный житель?

-Чеша в затылке, Геворкян,
Промолвил: -Есть одна проблема…
Хочу Кусто загнать в капкан,
Чтоб с епанчой решить дилемму.
Вот если вправо заверну,
А шлюпы вдоль пущу на вест…
То будет толк ли, иль ему
(Кусту) пойти наперерез,
Эсминец спрятать в гроте, бот
Напоперёк поставить, прочих
Отправить в пеший переход;
Оставить негров лишь рабочих:
Пока мы будем окружать,
Они здесь выстроят плотину.
Тогда-то сможем мы загнать
В тупик упрямую скотину.

(Простите резкие слова,
Я знаю, что Кусто в почёте-
Герой, силач и голова,
Всецело преданный работе.
Но епанчой я дорожу
И никого не пощажу!)

-Тебе смогу и впрямь помочь,
Я карты этих мест все знаю;
И сам отсюда сплыть не прочь,
С собой возьмите – поштурвалю
И краткой тропкой флот введу,
Где бивуак Кусто в виду.

Зовут меня Чунгур Айда.
В сей грот диаспорой хазар
Отправлен в ссылку навсегда,
Как неугодным им пиар.
Я правду резал на корню,
Я на доске верстал газеты-
Солдатам грубым – по нулю,
Что гранки жёстки для клозетов.
Их огрубевшие зады
В себя внимали свежесть прессы;
И хоть читать они слабы,
Но возникали интересы.

(Поверить в это я бы смог,
И до сих пор ещё иные
Лишь ТАК(!) доносят смысл строк
В свои извилины простые;
Чего же ждать нам от солдат,
Какого смысла, сути, толка?
Глаза напучил, вытер зад-
И, радостный, ликует громко…)

И так верстал бы я сто лет,
Но к негативу всё стремился,
Хотелось гадить на весь свет-
Разоблачать приноровился.

А так как грубый полк хазар
В минуту вырезал инаких,
Не оставалось лиц писаких,
Против кого писать пиар.
Чего над мёртвыми глумиться?
И перешёл на первы лица,
Что управляли государством,
Заведовали сим варварством…

Однако власть не любит так:
Чтобы державную палитру,
Какой-то журналист, макак
Мешал в всеобщую пюпитру.
Отдельной гаммой – чтоб народ,
А о правителях – похвально!
И рад бы! Но несдержный рот
Ругал диаспору орально,
Да плюс газетные кичи…
Короче, вызвал я бичи…

Учтя народа уваженье,
Не стали лошадями рвать,
А лишь внесли распоряженье,
Чтоб с глаз подальше мя убрать.

И вот лет триста уж скитаюсь
По островам совсем один
(Пиар живуч!), травой питаюсь,
Как разнесчастнейший скотин.

В роду моём живут подолгу,
И вот живу… А хули толку?

Тогда промолвил Геворкян:
-Хоть не люблю я журналишек –
Таких зловредных хулиган(!!!),-
Но сей наказан уж в излишек!
Возьму беднягу я с собой.
Авось поможет в нашем деле.
За триста лет, чать, не впервой,
Чать, уже выучил все мели.

Друзья поплыли, и пиарщик
Уж старый оказался волк.
Он был и боцман, и штурвальщик,
И в мореходстве ведал толк.
Сто склянок ровно отсвистели,
И вот – кустовцев углядели!

Оттуда радио: -Хелло!
Дельфинов нам не распугайте.
Мы есть разведчики Кусто.
Извольте в гости приезжайте.

И вот сидят уж за столом
Кусто и Геворкян с Айдою.
Хозяин хвалится вином
И угощает их едою.
В ногах желтеет епанча,
И взгляд героев наших светел.
Хотел ругаться сгоряча
Наш Геворкян, но сам подметил:
-Чего здесь, собственно, брюзжать?
Всё хорошо, что так всё складно:
Есть результат, друзья ж опять…
И это очень мне отрадно.

Шатаясь, вышел на корму,
Сказал своим: -Домой ступайте.
Все: трубочисты, негры… Ну-
Прощайте, зло не вспоминайте!

…Все разбежались кто куда…
Перечисляю, кто остались:
Жак-Ив, сынок его, Айда,
Наш Геворкян (все наалкались)
Нам легче будет рисовать
Картину будущих пассажей
Героев – проще излагать,
Коль станет меньше персонажей.

…Неделю кряду пили джин.
Потом 12 дней текилу.
Всё подмели. Вопрос один:
Где взять живого эликсиру?
Уж и шампуни в ход идут,
И средства для стиранья лака-
Всё осушили, всё им “гуд”,
И всё им мало этой бяки.
Конец настал запасам. Ух-х-х…
Однако рано “ух” был назван!
Смутясь видением старух
И прочих бесов, срочно сазван
Совет. И на повестке дня:
Что делать, где сыскать синя?

И, долго молвить не решаясь,
Сказал тихонечко Кусто:
Есть про запас у мя, признаюсь,
Лежит на дне между кустов-
На глубине сокрыта в мраке
Пещера с входом потайным,
Внутри неё в железном баке-
Две тонны спирта с небольшим.
Одна проблема: в аппарате
Нам хватит воздуху на то
Лишь, чтоб спуститься в аккурате,
А всплыть не сможет уж никто.
Неделю только продержаться
Мы сможем – дальше амба, братцы!

-Пустое, - крикнул Геворкян,-
Нам голова дана, чтоб мыслить,
А губы – чтоб ласкать стакан
С вином. На дне же не кумыс ведь!
Там нам лекарство. Что ж потом
Нам станется, мы знать не хочем.
Я за идею целиком
Всем телом “за”! Чего здесь дрочим?

Айда сказал: -мне всё равно,
Где век прервать свой безысходный.
К мне мир земной остыл давно.
Пора спуститься в мир подводный.

Отец и сын Кусто тем паче
Не против; меж собой судачат:
-Возможно, выживем хоть мы-то…
Пока ж: лишь было б нами пито!

Итог решён. Все встали разом.
Пора. Удачи водолазам!

…Подводный мир прекрасно-мрачен
За люком – пузыри, хвосты;
Да друг за дружкой окунь скачет
И всё подряд кидает в рты.
Но в основном – темно и тихо,
И сильный молча слабых жрёт.
К чему здесь лишняя шумиха?-
Учуял, клацнул – рад живот!
Тому ж, кто съеден, не придётся
Ворчать. Живи, пока живётся!

…Но вот уже друзья у цели,
Уже у бака загалдели.

Но что это? Здесь некто дышит!
Ушами злобно так колышет!

Ба-а-а, это ж старый наш дурилка
Пафнутий Львович! Погляди:
Стоит! В руках его копирка,
Татуировка на груди.

Когда, повергнутый в ничтожность,
Вдруг геворкяновой рукой,
Он устремлялся в невозможность,
Успел окститься, гад такой!
И свой поганый лик мятежный
Через копирку отдвоил.
Оригинал пропал, конечно,
Но дубликат свой сохранил.

Теперь сей дубликат пред нами.
Задумал мстить по всей программе.

Айда схватил свой диктофон,
На кнопку красную нажал;
Спустя семь лет был найден он-
Так стал известен нам финал:

Пафнутий (хрипло, по мертвяцки):
-Давно не виделись, друзья;
Простите, что так по босяцки,
Чать, не магнаты, не князья.
Давно хочу вас поимети,
Давно готовлю хитры сети,
Но вы, как дети, как соседи,
Нейдёте, будто что заметив.
Сие простительно: се сети-
Живым не знать, коль ум здоров;
Их сущность вся в менталитете,
В дефрагментации основ.
Фундаментировать морфемы
Несложно, был бы рефлюксив.
Обыкновенностью системной
Берёшь живых за их фиктив.

А коли ты в могилу жмёшься,-
Плевать, кем-как-когда возьмёшься.

На вас гляжу – реальность мира
Ни для чего таким мужам.
Для то и алчете эфира,
Чтоб разрушаться. Тело вам-
Лишь для убогих развлечений
И всяких самоотречений;
Здесь не поможет ни леченье,
Ни ощущенье просветленья-
Лишь чувство удовлетворенья
Инстинктов, жажды, упоенья,
Безжизненного отупенья,
Белогорячечного пенья.

-Неправ ты…- тихо молвил Гева,-
В сужденьях о природе нас.
Конечно, тратим жизнь неверно,
Но неизменно – в каждый раз
Броженья нашего сознания
В пустыне радостных тенет
Находим центр ожиданья
Очарования примет.
В дороге манят нас соблазны
И, полагаясь превозмочь
Их содержание напрасно,
Уходим, морщась, в междустрочь.
Пример сей – верная наука
Для молодых и озорных;
Им руки – ветхая порука,
Но голова – для дел больших.
Таким – скульптурить мир грядущий
(или свести его на нет).
Внимание: рисую сущный
Героя нового портрет!
Туманный взгляд, словарь помпезный…
Его идеи препусты.
Они для мира бесполезны,
И в исполненьи непросты.
Но он упрямо мины корчит.
Как кочет целый день стрекочет;
То хочет нечто, то клокочет,
То захохочет, то бормочет.
То скажет: -Эврика! Придумал!
Я всё вокруг переверну вам!
Эк отчебучил… Лучше строй-ка –
Гляди, кака кругом помойка!
А ты и в школе был не очень:
На тройки-двойки обучался.
И лишь насчёт пивной был точен.
И лишь к бездельничеству рвался.
Сходи-ка в армию, приятель,
Окончи-к вузик чтоль какой-нить…
Или хватай за грязный шпатель
И конопать. Хорош филонить!
На это наш герой ответит:
-Я не способен так мараться.
Мой ум так брызжет, так и светит!
А вы… Кончайте издеваться.
Наук неточных я любитель,
Несуществующих теорий
Я вдохновенный вдохновитель –
Творец бессмысленных историй.

Вот перед вами образец,
Который мир введёт в ****ец.

Айда: -Таких специалистов
И я довольно повидал.
Ну что с того, что некаказист их
Моральный облик? Идеал
Хорош лишь как пример для внуков.
Как средство жизни он – во вред.
Нам трудно; давят сердце скука
И горечь измождённых лет.

…(однако, воздух-то кончался,
и миг за мигом быстро мчался)…

Кусто. (Старшой): -Пора уж, братцы,
Скорее что-то предпринять.
Так можно долго препираться
И кислород испепелять.
Запас в баллонах ограничен.
Плевать на выпивку. Наверх!

Ответом был всеобщий смех…

-Ваш пыл довольно неприличен,-
Ответил Геворкян за всех.

-Чего бояться? Аль не понял:
Мы от себя сомненья гоним,
Оне ж изволят оставаться,
И, знать, нам вечно бултыхаться.
В пустыне моря – мир огромный,
И мы собой его дополним.
Нас переварит хищник томный,
Но пред кончиной всё же вспомним:
Как жили честно и правдиво,
Как развлекались всем на диво,
Как, неизбежно, к рефлюксиву
Стремились гордо и красиво.
Пусть не всегда мы были правы,
Пусть не всегда нам было сладко,
Но нас простят морские травы,
Скат пощекочет нас украдкой.
И престарелая медуза,
Давно сошедшая с ума,
Нам ляжет ласково на пузо
Осклизлым грузом. Тишина…
И мы – такие молодые!
В смертельной колыбели сна.

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА:
Хотя на найденной плёнке оставалось
ещё несколько минут времени,
больше на ней ничего не зафиксировано,
за исключением лёгкого потрескиванья,
вызванного, возможно,
попаданием капель воды
внутрь записывающего устройства.