Ихтиандр, поэма

Ихтиандр
Поэма

Герой наш, дерзким имем назван,
с своею тёзкой не однак -
Он современник перестройки,
и весь состав его инак.
Тогда вы спросите: зачем же
в заглавии такой намёк?
Вопрос ваш хоть и справедливый,
но в мя вселяет невдомёк:
Не смочь мне тонко разобраться
в ума последствиях причин;
Характер повести свободный,
но всё же, в краешке мозжин,
Таится скромная надежда,
что этот, выведенный мной,
Окажется того не хуже. Да будет правильный герой!

Часть 1 (вступление, главы 1-2)
Правильный герой

Итак, в одном из уголков
Планеты нашей пострадавшей
Жил, без занятий и основ,
Субъект, довольно жизнь узнавший.
Он, не отравленный трудом,
Без пылкой страсти к обученью,
Любил искать уединенья

в пустых раздумиях о том,
Как мог бы, будь он хоть моллюском,
Хоть раскаким-нибудь отнюськом,
Нести в себе свою натуру
В свою норупрокуратуру,
При этом пыжась невозможно
До степеней неодносложных
И распираться водным шаром
Кругом мышц тела обежалым;
И наблюдать, как глаз кинжалы
Зачерпывают пласт лежалый, -
Тогда сказать, чтоб дали жгала,
Чтоб всё настало (-чу! дрыж-дрыж!).
И некто, с некиим оралом
Вздыбает бешеный иртыш.

(…коль ащещь дней простых, весёлых,
Погибнешь в суматохе сей
Под взглядом двух серо-зелёных
То ли огней, то ли морей…

Вся серость мира ляжет грузом,
Когда поймаешь сам себя
На том, что жизнь тебе обуза,
И люди больше не друзья.

Зелёное – зело зелейно,
Оно и злачно и елейно:
В нём злак от бешенства весення,
И знак, что жизнь увеселейна.
На сером – тихая, земная
Любовь, до гроба молодая.
И мне, рассказчику, пристойно
Рдеть о сием…)

Но стоп, (довольно

Мы ускользнули от вещей
Повествованья беспокойна.
…(Меж тем герой вниманья просит,
И между строчек дивно косит.)).

Тако нимало не отлично,
Сие привычно, хоть третично,
В своей третичности – комично,
Но, коль задуматься, - ого!
Третичность следуща: страннейшесть,
Кокоморфизм и сверхбеспечность;
В итоге – пустошь; итого:
В инакой мелочи всего
Порой забудешь про конечность.

(коль ты, мой друг, себя корёжишь
Уж без безумств совсем не можешь,
Очнись, взберись на полк ума,
С стыда тревожась, вздынь тома;
Инакомыслием потрожешь).

Но полно: что-то разбежался.
Меж тем вернука-ся в обрат:
Герой наш, вопчем, будучь рад
Себя бездействием потешить,
Всё ж не умел усилья смежить
Настолько даже, чтобы леность
Свою произвести в поденность,
И сим, условным пусть, трудом
Хоть сколько б тешить жизни сон.

О-о! Но зато огрузлый сонм –
Мечт сладких о всех мышц свободе
(я что в виду имею: он
себя не продавал работе
(признаться, этакий приём
нельзя сказать чтобы не в моде,

но безмятежный сей редкач
за свойственный ему ловкач
в тех областях, что отвечают
за неприятие задач –
любых, хоть мутных, хоть простейших,
хоть самых что ни есть малейших -
не то что равных не имел,
всех обошёл на бесконечность)

Сей сонм мечт плавать в аморфизме
Его практически совсем
Изъял из нашей пошлой жизни,

Довёл до ручки. И однажды
Увидел из окна герой,
Как небо давится слюной,
Готовясь радостно пролиться.
¬-Зачем, - воскликнул он, - стремиться
Сбежать из тверди неземной,
Коли опять туда явиться,
Проникнув в толщь, познать покой
И вновь глупейше испариться,
Восстав в молекуле простой.
Уж коли пал, лежи, не фыркай,
Тебе дано проделать дырку,
Насколько физика позволит
В породе в ласковой неволе,
Зажатым грунтом типа глины,
Не двигаться и думать длинно.

Но та же физика – в законе,
Нельзя ей противостоять,
За исключеньем тех каноний,
Без чьих следов могомо стать
Таким, что мир тебе, что тина,
А сам – угрюмая долина,
Готовая хоть век проспать.

Коли дана тебе способность,
Возможность жить без суеты,
Ползи в инакую ничтожность
Подальше дня и черноты.
Ползи в себя, умри спокойно,
К чему бесстыдная тщета
Тому, в ходе мыслей стройных
Имеет право быть всегда,
Не выползая за пределы
Необозначенных границ,
Пасущих сладкие уделы
Пустой души незримых птиц,
Что так навязчиво кружатся
Вокруг телесной злой тюрьмы
И так обыденно ложатся,
Не жаждя выйти изо тьмы?

Допустим, выйти на порог
Своих фактических желаний
И их воспроизвесть. Есть толк (?)
От сих бессмысленных дерзаний,
Пред миром тоньше шелухи,
Качаясь словно коромысло,
Природе мозга вопреки,
Что борется с унылой мыслью:
Вот набегут сейчас враги –
Сомненья, страхи, чувства, числа.

Вот я спою, вот я станцую,
И что?
Пред вами я гарцую,
Как конь взбесившийся в пальто.

И вся активность-позитивность –
***ня, заёба и фиктивность!

(а сейчас будет ВЫРОЖДЕНИЕ ГЕРОЯ в хорошем смысле этого слова)

-Я больше не могу, отнидъте
Вы от всего. Я не могу
Терпеть уж скорый ход событий,
Они не совершат открытий,
Запрятанных в глухом стогу
Угрюмо-судорожных нитей,
В гробу нашедшемся году.

Уйти? Куда? Да как придётся,
Мне развиваться не неймётся,
Готов я плыть, пока несёт
Случайный плот в последний вход.

Приход гостей
Герой повис, презрев тяготу,
Переродившись пред землёй
В участок, дымную иготу,
Влекому паром и струёй.
И тут же со-стен и с небеси
Пошли сгущаться невесть-ох
В количестве большом невесей
Прекраснополых ничевох:
-Сомкни увядшие глазницы,
Забудь про игры и бытьё.
Избавься от смятеннолицых
Дум гадких.
Радость. Прочь её.

Вся слабость – вот тебе твоё.

…Герой:
-Спасибо… (сомневаясь,
Что это полное добро,
Знать, гости чем-то наглотались
Высоким – больно уж мудро
Они проводят монолог свой,
Как стариканы с молодоксвой),
Спасибо (с горечью),
Нельзя ли
Вернуть меня в обратный тип?
А то уж больно-уж пустит
Ваш вид внутри меня детали.
Да и не только он. Все члены
Буквально расползлись по венам,
Как будто вставил сам себя
И ужаснулся перемены.

-Ха-Ха-Ха-Ха, да ведь уж поздно;
Ты не вернёшься никуда.
Просуществуешь разнорозно
Неимоверные года.
И только разве в утешенье:
Свершаться будут измененья.
Но не очнёшься никогда
От к сумасшествию влеченья.

И подхватив его пустоты
Все вышли вон. В небесны соты.

ГЛАВА 1
Определяющая начальное положение Героя, как игрока

-Вот я плыву и сплаву внемлю,
Лишь он один остался с мной.
Все чувства странны, нутрь объемлю
И не вернусь уже домой.
Пустое. Что мне дом? Долина,
Наполненная красотой,
Неопалимая купина,
Отождествлённая с весной?
Нет, лишь незримый сумрак мира,
Который жаждёт всё сгубить.
Капкан, пока что бьющий мимо…
И долго ль смочь мне
так прожить?

И в пустоте, и в неуюте,
В некрасоте и лилипутьи
Своих возможностей. Как трутень,
Тружусь над дымной суетой,
С тем, чтоб её низвергнуть гадко,
Пусть всё кончается упадком,
Коль мир не хочет быть прекрасным,
Я с ним расплёвываюсь, злой.

Вот приговор ему: Пусть дышит,
Чем хочет. Пусть его колышет
И непристойно междупрочит
И, междустроча, гулко клочет.
А те, кто не дались соблазну
(и ваш слуга в сием числе),
Пусть забронируют пространство
В иной от мира стороне.
И беспрестанно отвергая
Законы сути бытия,
То вырастая, то взлетая,
Дойдут до радостного дня,
Когда все правила восстанут,
Взойдёт чудесная заря,
И вещи сладостно обманут,
Понятья все перетворя.

И встали разно – шар отдельно,
А гости-сгустки и Герой
Образовали пустоземье
И там вселились, и покой
Сошёл на тусклые умища,
Ленивцев-призраков незлых,
И голубое неба днище
Подстлалось ласково под них.
И тихих дум неспешный ход
Втянул их в свой водоворот.

От места иха обитанья
До шара с именем Земля
Струят каналы, трепетая,
Соединяя всё и вся.

Вот побежал, сребром сияя,
Луч, перепончато икая,
Его поверхность непростая-
Как торч искусный – та же хлая,
Всё тот же юзеф с портачками,
Бежит, сверкая в даль значками,
Толкая небо башмачками
Из ткани вместе с бардачками.
Его чудесная структура –
Никчемна, вроде… Но – фактурна.
И с тем – вполне архитектурна,
Насколько можно, и конкурна.

Ах, контур сладкий! Ты ли, будя
Орудьем загнанных прелюдий,
Мог насладиться без опаски
Своей струистостью и таской.
Гони! И будь не догнан, довган.
Кильди! И будь не догман; то вгнан
Твой блудный призрак, вгнать тебя же
Не сможет и кто круче даже!
Негласно и невыкрутасно
Ответишь за пробег напрасный,
И самый призрак мелко станет
И вдруг воспрянет – Сам (!) обманет.
Ты и гранит, и воздусь редкий,
И гадкий мысль малолеткий,
Тебе – невзрачны палантиры
Позволят кинуться в эфиры.

И паладину, и чучмеку
Доступны прелести влагаллы,
Чего ж бояться человеку,
Которого не то что мало,
А просто – вся его стыдливость–
Лишь немоликая крикливость.
И все запасы красноречья –
Ничто пред жалом бессердечья.

Знать, твёрдость собственного иха
Неумолимо сыщет лиха
И ниц падёт, к ногам деревьев,
Охрой засыпанных кореньев.
Ведь осени предмет невзрачный,
Возлюбленный кудрявым питом,
Довольно злачный, проблемачный,
И как предмет, и как напиток
Природы, дарящей нам злато,
А с ним и слякоть, и, богато
Устланный трупами растений,
Ковёр типически осенний.

Что сей ковёр? Кишащий спринтер
Случайный прихвостень колёсный,
В том смысле, что, не зная, после
Что будет – вычурность иль фильтр,
Возросший от буенья влаги,
Влачит свой мизер одношагий,
Так неуёмность нас порою
Несёт в объятья беспокоя.

Что сей предмет? Мы беспокою
Обязаны своей игрою,
Что жизнь влачить нам помогает
И от бессмыслия спасает.
Вот мальчик дерзкий – бурно квочет.
Где он ещё так смело вскочит,
Как не в пределах хаотичных,
От одноклассников отличных.
Здесь – бегунки, а там – блаженство,
Да беспределы совершенства,
Где неформальные форматы -
кургузы и документатны.
Где рвут и пенятся губищи
Реальной, жизненной дырищи.
Где их сомненье насыщает,
Где влага их преобладает.
В итоге – осень. И – в итоге –
Ты сам окажешься на взводе.
И среди хладных мыслей строгих,
Ты тоже призрака навроде.

…Так наш Герой отверг земное,
Связав себя навек игрою.
ГЛАВА 2
Пытающаяся представить Правила игры и Дарящая свежесть обновлённого интеллекта Героя
-Зачем бы, кажется, сюсюкать?
Ну уж не то что мелко плюкать!
Нагим приходишь в мир прекрасный,
Пустым вершишь путь многострастный.
Пустым – в том смысле, что без тела,
Душа ж как пела, так и пела.
Ей твой приют – лишь миг бывалый,
Ей твой каюк – лишь сумрак талый.
Меж тем: в бессилье пред соблазном
Преодолеть свою натуру
Бежишь от жизни безопасной
В иную, дикую, структуру.
Где мимолётные тревоги
Кончают мельтешить во оки.
И их несчётные причины
Проходят без последствий мимо.

Кудрявость этаких событий
Не превозмочь всем златом света.
Соцветье их – клубок из нитей
Дорог, запутавшихся где-то…

Так наш Герой – не будучь скомкан
Его прообразный протип,
Зигзагокромкий колкий тонкан,
Своей квадратностью прастит

Любую сложную фигуру:

Пример: вот некое яйцо –
Его фактуру можно сдуру
Признать за тронутую смурой
Инакоформную лагуну,
Но, видя стрежень столь истцо, -
Разнобородный свалень чмурый,
Смеёшься сам себе в лицо,
Воспользовавшись отраженьем
В воде солёного пруда…
И произносишь с возмущеньем
Гимн вертикального стыда-
Пусть обхохочется вода,
Но сам, сознаньем обуянный
(проникновенья в суть сего),
Бежишь, стремглавый, от того,
Кем стал во власти окиянной.

Известно: не отречься скипу,
Что достигать хотел инак;
И след его заложен в кипу
Преобладающих подзнак;
И гончие с чутьём волшебным,
На службе сил тех, что, несметно
И бесконечно возрастают
И на окладе, на окладе
У пустоты преобладают-

Уже носами тычут в пятки
И поздно уж играться в прятки.

Известно: с временем не шутят,
Да стыдно пригибаться долу,
Хотя никто и не осудит…
Но… не таков наш Роро.
Он правит собственной структурой,
Готов пожертвовать рорурой
Заради мелочей полезных
В быту сомненнейше прелестных.
И встал вопрос: сия рорура
Ещё не ясная натура,
Но имя – Роро – взять уж нужно,
В сиих местах, где монодружно
Липают скрипкие шаблоны,
Под стать бредам, вооруженным
Убогой лихостью ханыжства
И мозгляковостью излишства,
И папуасностью синявой,
И мизантропностью шнырявой.
И, разросшись, до очертаний,
В полубреду очарований,
Пред нашим Чмуром Встали Охти,
Сказали: полноте, полоньте,
Болото голыя рарорьте,
…!
И Роро глумный чукни ажды!
И кокнул путник ащей жажды
И сущу смурь постиг в натуре
И гигнул, чапнул, флокнул: фу-ли
Цетинкать, коли пунк фантомный,
Да путь безногий, безголовный.
Из Охти вычухнулись Шмыги,
Се Зги не стали путать лиги,
А, проповедуя орально,
Образовали Гон детально.
Сейчас структуру Гона кратко:
Он создан из молекул, падких
На всхлип мороков лихорадких,
Сквозит, разбрасывает тени,
Рождая сеть глухих зайчений.
Дрожит, колеблется, итожит,
И сумрак там многажды прожит.

В кругу у Гона – день промозглый,
В углу у Гона вечер звёздный.
В боку – пустотная равнина,
В глазу – ознобная машина.

!!!

Шасси небесное кружится,
Часы встают, и тальк ложится
На плечи демонов из глины,
На их безустальные спины,
На их безустные причины,
В которых истина глубоко
Скрывает детища свои,
В которых редкостные силы
Имеют свойство, буде мнимо
Сиять, заглядывая в око
Тщеты, пуская пузыри.

И тальк скрипит, лопатки зябнут,
А по вершинам свет несётся.
Безмерный визг души прохладной
В самом себе вдруг раздаётся.
И сердце сферы многочастной –
Как плод, разбрасывая соки,
Нектаром манит, и опасность
Кружит и путает дороги.
Вот здесь и быть всему живому,
Вот так и жить угрюмо-сонно.
И путь твой дерзкий не прервётся,
И гонг к началу раздаётся:
Игра сама настигла жертву,
И сей процесс уж не прервётся.

В основе гущи бестелесной
Сокрыты смехи поднебесной,
И столь они проникновенны,
Что взглядом распыляют стены.

Вот призрак, ряженый в доспехи,
Вот чуткий признак, без помехи
Препроводящий центр в кривую,
Выстраивает озорную,
Хоть и бессмысленную схему
(но нам куда важнее темы,
способные объять масштабно,
не рассыпаясь, мысля хладно,
переверстая дроги, ах ты (…)
неся залог никчемной вахты)…

Герой наш путник многотрудный,
Во коих многах одноутный,
Он, не ища других делишек,
Свой мозг считает за излишек.

Вот Роро-бык-оруженосец,
Он самодельный перекосец,
Упрямый, словно суть упрямства
Во злых оковах постоянства.

Вот Роро- старец белобровый.
Вот Роро – буква заголовной
Строки, что правит ритмом справно,
Легально, радостно и, странно:
Косясь на чёткие границы,
К их поглощению стремится.

И латник призрачный, и схимник,
И зверь домашний и морфинник
Схватились в честном поединке,
И Слово мешкает пылинки,
И надо всем Всебывший Роро
Качаясь, жаждет приговора.

Сцепились бык и шустрый схимник,
И мнится: это ли не линник,
Что столь стандартно процветает,
Да неизбежно израстает.
Ан нет, в сем диспуте ретивом
Не на живот схватились дивы-
КиргизожИтный Перерезник
И зверь ужасный, злой наездник
Идей чужих, их извращенец -
Чей ум давно невозвращенец –
Старушка с прихотью дубовой
С фамилией полусосновой –
О, Гробарёва, если б знала,
Как твой язык похож на жало!
Ты и в сто лет смотрелась б так же,
Как в восемнадцать, лучше даже-
Ведьминские морщины скроют
Лицо напученное злое.

За пятку норовит старушка
Куснуть жидовскую кирзушку,
Но та, с накопленным богатством –
Умением скрывать коварство
Под маской доброй показушки
Преобразуется в несушку,
И в золочёном туалете
Шуршит яйцом в кривой газете.
Не подступиться, не подсунуть,
Не перелезть и не доплюнуть,
Лишь только мысль ракетой вьётся,
И жизнь как зайяц вскочь несётся.

И все друг друга отщепают,
И мысли прячут, точно знают,
Что Роро – сумрачный воитель
Уже намеренный блюститель.
-Негоже это, братья злые,
Не можно истово стремиться
К тому, во что ещё иные
Желают после превратиться.
Иные, не чета таким вот,
Что зло суют за добродетель,
И невдомёк им, что радетель
Такой вдвойне за всё в ответе.

Вещаю дальше: Роро многий
Готов заделаться в нестрогий,
Но неумолчный тип морфемы,
Искавшей самопостроенья,
Косит на логие строенья
И ждёт прекрасной перемены.

И ведь не зря! Вдали клубится
Суть признака ума убийцы-
Кургузожадного строенья
Хват цепких лап, но уж забвенье
Угрюмо на часы взирает
И поглотить намеревает
Всю мерзку сущность этой ямы,
Что скачет возле обезьяной.

И мнутся дети, смехом полны,
Их вновь и вновь колеблют волны,
Но, закаленные в натуре,
Они не дрогнут в партитуре
Своих расписанных делишек,
Своих прекрасных чудо-книжек,
Своих изведанных пристрастий
И полусвинченных напастей.

Но вот уж – форма образует
Другую форму, никакую.
И роро, равнодушный к знакам,
Итожит лист, что прост и лаком:
И тем же алкан: это ж будень;
Итак, настал итогий трудень.
И штрудень, буде суть орудья
Веселопутень и смарлив –
Игриво балует фиктив, и тем забавен и попутен.
…Но что же пылкий наш актив?

Он беззаботно роет удень,
Бесстрашен, прост и нечванлив.

1:
Восстанет падкая на смару
Угрюмошарая фарара
И уж не спрячешь прихвостнь смурый,
Не приналадишься рорурой.

2:
Лукавый валежень натурный
-Лишь оттиск нелитературный,
Архитектуры смысл ажурной,
Что предназначена для тех,
Кто вещи всякие попутно
Преобразует в поминутно
Преобладающие звуки
В прицеле радостных утех.

3:
При том, что тает незаметно
Не потому и неконкретно,
А так, чтоб быть аж бы как нет, но:
Как бы при том – приоритетно.
Их бы на как бы на как нет бы,
Иль на кокетны-ль, на морфебны;
В сих чвалых свалою победных
Таится тупь пустопотребна.

4:
Равнина гулко прорастает
Лавиной припреобладает
Той, что кипит, зело играет,
Сама собою насыщает.
Внизу равнины той стремнина
В глуби стремнины сей долина
Из роскоши кислот толимых
И вод прекрасных и голимых.
А близ - чудесный странник дивный
В доспехах, полностью волшебных,
Он стать готов предельно мнимым
Залогом залежей хвалебных.
Он столь могуч своим настроем,
Что сам уже неперестроим,
Но в свете минувших событий
Готов к любым перепростоям.
Его орудье – лень и тупость,
Его зерцало – мнимолупость,
А щит из всяческих растений
Сам по себе столь неврастеен,
Что всяку мелочь представляет,
Глобализует, отрицает
И в каждый миг готов накрыть
И сам тебя преобразить.
Доспех из выставленной снасти
Без потолков да без пристрасти
Толково чавкает, готовый
Икать любого, кто, фатово
Перемолчав, магожен к смури,
Да всё ж неможен до одури.

Колени спрятаны в поджилках,
В запястьях втиснуты пружинки,
Чтобы, чуть что, сказать: «А между
Двух непотребств не скажешь – те ж, да,
Вот не совсем, не те пока что,
Что были вложены отважно.
И коли кашпо (иль кашпо)
Из сени горестных сомнений
Лицо скрывает и колени,
Влачась вдоль тела одного,
Струясь вдоль мелочи легко,
Влезает в гулкие мгновенья
И, не таясь, скворчит с того,
Что было вовсе из всего,
Не подвергаяся гоненьям.
Сомненье точит оттого…

И вот сияет он доспехом,
Свой призрак раздражая смехом,
Успешно выказав азарт,
Свой демонстрирует талант:
Налево крикнул – ухли девы,
Направо крякнул – стало тихо,
Назад мотнувшись, бякнул звучно,
Да брякнул в прямь собственноручно.
И прямь пошла как расширяться!
Преобразуя коридор
В весёлый куб-полираствор,

Он вам и плещет, и разнится,
И беспрестаннейше роднится,
Стараясь подчинить характер
Исконно гонной катаракте,
Что состоит из двух понятий –
Бельм, не взирающих реальность,
И тем, аскающих моральность.
Такой весёлый, ****ь, расклад:
Вот и аванс вам, и оклад.

Не всякий сможет соблазниться
И возжелать увеселиться
В сием веселия кругу,
Созданном в собственном соку.

-Чур, без меня, - воскликнул наш
Герой, - мне этака картина,
Угрюма, странна и противна;
Торжественный прервала марш
Поднадоевшая рутина,
Что состоит из буераков,
Камней тяжёлых на душе,
Притворства хищной паутины,
Забравшейся к нам внутрь уже.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Часть 2 (главы 3-7)
Продолжение банкета

Пам-пара-рури лам-па-пама
Коль вышло смури из вигвама
Угрюмых мыслей лоз плетённых,
Затем, что, мысля заведённых
Искать сомненьями итогов,
Могожа тылом защищенных
Затей, пленённых вседозвольством,
Досуг занять пустым довольством.
И, внемля внутреннему гласу,
Добиться пристани для класса
Таких, как ты – жизнелишенных,
Отныне праздных и лощёных
Да пессимизмом заражённых.

Беги иль спи – меню такое.
И нет сердечного покоя.

Однако, признаки такоя
Дают забыться в столь жилое
Необходимо-холостое
Бытище очень молодое
И потому не столь златое,
Сколь разудалое и злое.

Короче, Роро ухнул смело,
Узрев сие абсурда тело.

Глава 3
Тело абсурда
Счас поясню: любой заложник
Природы игр любых законов –
Наипростейший суть сапожник,
Тачащий мир рукой притонов,
Опустошенных рук горою,
Что рвут на части дорогое
И сокровенное единство,
Верша глобально лихоимство.
В стезе сией успев довольно,
Такой герой горой за строя-
щееся зданье безобразья;
Как пробуждающийся разве,
Его стремглавый контур мог бы
Стать основаньем для роторты,
Служащей частью механизма
Вышеназванного единства.

И вот из гущи беспристрастий
Выходит тело – ядра, снасти,
Разнообразны оболочки,
Салочки, щупики, пружочки,
Затем артальные мосфемы,
Преобладая и, довлея
Над самой вещью мнемосхемы,
Снуют вдоль кажущего клея
И, образуя мощь прикрасы,
Пускают области и трассы
В круг беспричинного веселья,
Игриво жахают и млеют.
И вся их праздная структура-
Залог лечебной физкультуры
Для тех, чей мозг опасен ажно,
Да приспособлен-таки важно:
Он чрезвычаен и существен.
Как быт, что в каждом неестествен.

Педальнохожая система
Расхожа ровно лишь на столько,
Сколь разум, стоя пред дилеммой –
Уйти-ль из тела или только
Примерно наказать движеньем
В те области, где много значит
Лишь отзвук звукоумноженья
Эх предназначенных задач
Для тех, кто более привычен
К периодическим отличьям,
Чем к дорасходу матерьяла
На то, чего в природе мало-
Примерной доблести рукастой,
Да превосходности над кастой
Опять же тех, чей разум – довод
К тому, чтоб всякий раз, неловок
И неуклюже мозговит,
Добраться сути норовит,
Но тем смешон и злат – осколок
Планетной сущности ядра
Всего, что составляет повод
Искать наружности добра.

Таким реклама не нужна –
Они подобны пчеловоду,
Что, отвлекая всех от мёду,
Спешат добраться до нутра,
Составив сущность сей породы –

Ведь без его власатых рук
Возможно высохнет сей куб
С янтарной влагою пахучей,
Так сам он думает, вонючий,
В дыму, одетый в клетку-маску,
Чтоб не запомнили гримасу
Угрюмо-жадно-сжатых губ.
А полосатые жужжачки,
Как менеджер в златой горячке,
По капле собирают дань,
Складируя её в лохань.

В чём здесь Абсурд? Давайте думать:
Сей пчеловод ли суть его?
О нет! Сей сладкоед отнюдь-ведь
Не приспособлен для того,
Чтоб статься в центр образованья
Образовательных центров;
Он лишь деталь в фасаде зданья
Преобразующих основ.
Абсурд – серьёзная структура
В быту антиархитекстурном.

И этой вещи есть солдаты –
Ребята славные, тынгристы!
Они наружностью богаты
И к удовольствиям стремглисты.

Тю!

Этим вышеписным квинтом я перейти хотел к примеру:
Тем паче, сей пример давно уж в роман пытается вписаться;

Короче, есть абсурд, и нету,
И есть торжественный строй-мастер.
И есть наверный и приметный,
А есть нарядный, как фломастер,-
Ещё один герой – Абсурд.
От тело, а не суть явленья,
Он сам себе присяжный суд,
И сам продукт приготовленья:
Он человек, подобный Роро
Своим земным существованьем,
Различья есть, сие бесспорно,
То он есть форма уствованья,
То он – самбелый фордыбач,
При этом – Роро – только гнач,
И, как похожая фигура,
Всё же старается, макачь.
Но – Роро гонщик мнемоликий,
Абсурд же – гон-чип монотрикий.

Итак, есть форма деструктива –
Абсурд. И паспортная ксива,
В которой значится сей фрукт
Под злой фамилией Абсурд.

И он-то, тезкой не случайно,
Сему явленью приходясь,
И составляет его тайну
И тела бела ипостась.
Зело игрив! Продукт эпохи
И злого самовоспитанья,
Не мог не влезть он в эти строки-
Сей сфинкс, всё знающий заранье.

Он появился близ Героя
(в сием веселия кругу)
Веселый, бодрый, беспокойный,
Представился:
-Как я могу
вообразить – Вы Ихтиандр,
Вы здесь случайно-неспроста,
А я Ваш Призрак, блудный сартр,
Блуждаю в поисках моста
Меж настоящим и вчерашним –
Пытаюсь вычислить размер
Моей стремглавости всегдашней
И прихотливости манер
Пути извилистого мозга,
Что бродит в людях сам не свой,
Знать, ищет упокойный остров
Пустой и малоразвитой,
Где мог бы сам составить остов,
Мобильный, столь же, сколь простой –
То бишь и сложный, и недвижный, -
Фундамент, в общем, развитой.

-Я роро, я же и рорура,
Я ихтиандртная фактура, -
То в мыслях глубоко сидело,
Наружу вырваться не смело.
Как ты, доселе не знакомый,
Мной специально не искомый,
Всё ж смог мне имя дать, скажи!

-Хотел ответ узнать? Держи:
Любого соблазня и фряка
Легко узнать по поведенью;
Ты ж, лишь запнувшись, начал мрякать
О полукруге раздвиженья,
Который, превосшед законы
Земной природы, вышел близ,
И уже грезятся перроны,
И с моря дует лёгкий бриз,
И Ты стоишь в пальмовой роще,
Сжимая пиво и банан,
И ничего уже не хочешь,
И кислотой набит карман.
И чудный аромат тропичный
Все ноздри уж заполонил.
Стоишь третичный и поличный,
Дрожишь от разнейших причин.
И отстраненно понимаешь:
Вот здесь Абсурд, а где же я?
И мигом к бодрости взываешь,
Летят сигналы, полоня
Околоземное пространство
И, достигая мнимых баз,
Игриво балуют богатством,
Палитрой умственных прикрас.

-Постой, ведь если ты сколь знаюч,
Осведомлен и несварлив,
Столь же играюч, да шумлив,
Как мог ты здесь образоваться,
Бродячий смартс, тьфу, ****ь, не смартс,
А как его?..

-Что ль, сартр, да?

-Ага, и весь мой позитив
Ушёл на то, чтобы питаться
В утеху мелочи зараз.

Что-ль сартр, да!

(И вот тогда,
Сомненье стало посещать
И неустанно насыщать
Мозг Ихтиандра. Ерунда
его взяла как никогда)…

Глава 4
О странных сомнениях Иандра
Наш Йандр с этих вот минут
Стал сам не свой:
-Вдруг я не тут,
А там – где годы ждут минут,
Чтоб совершить ужасный блуд
И загасить всё, что росло
И развивалось, да сплело
Свои ручища вкруг всего,
И время стало ремесло,
Подвластное кому не лень
Учиться убивать свой день,
Так, чтобы тошно стало всем;
А вдруг я там. Вдруг насовсем.

Пожалуй, может быть тако –
Круг солнечных часов сомкнётся,
В тщетой заполненном колодце
Забьётся густо в решето
Дней, теснотою полоненных,
В осаде полумраков сонных
Свернётся будто молоко
Под взглядом ветров благосклонных,
Одетых в облаков трико.


«Диалог продолжается…»
-Пожалуй, что из нас никто
Не сможет отрицать того, что-
Какая б правда ни была,
Она достойна полнострочья
И полуночна оттого,
Что, между тем же, полномочна
Быть полурочной мрой всего,
Что полоочно-перемочно.
Знать, перемычна и проста,
Она не жаждет объясненья
И с полой сущностью моста
Летит вверху без промедленья,
Без промышленья и поста,
Наводит смурь и размышленья,
Приводит к умораздраженьям,
Пуста, стыдобна и проста.
Зачем тогда бежать истца,
Что в нас торжественно снимает
Квартиру – собственность лица,
Которое себя имает
И подвергает пустоте.
И сем невинности лишает.

Вставка А
Что мы полагаем вообще о невинности
Сие понятие – притон
Для дум и песен несмышлёных,
Для гулких лестниц и окон,
Всегда-то сонных да лишённых
Простой понятности игры
Событий радостно-сплочённых,
Движенья призраков лощёных.

Её приятности шары
Объёмных мыслей крепощённых
Пустой извратностью поры
Препон змеящихся проворных,
Что позволяют сути мглы
Заклятий яростно-еврёных
Искать убежищ претворённых
В плену небесной синевы,
В хлеву химформул испарённых;
(так неизвестный нам тынгрист
Алкает детищ затаённых)
Гюльди!: перроны убеждённых
Толпятся в плоскости; Финти:
Гиньоны зачумлённых
Стремятся к серости; Писти:
Шурьёзы межд шмырёных
Кильдят вдоль серкости и згзди!);

имач которых ты поешь
не перегильдишь, не смурнёшь!!!

Да переполкоя верзильна
Преповуоко-меркантильна,

Йак узный стошник пий изряших
Оружный можшит быть аплашный
Киряк безставленецах возниц,
Что переколканы блис ольниц.

Уркан впендюрицца йак ознич,
Варкан моркует, значить ошничь;
Да где же все те, что не в смете
Дней зарождающихся – дети
Акаких сможженных известий
О чем, чего не аки вместий.

Имогно, ажно, пуко, фабно,
Козяво, зюкошно, йак щелок,
Итог во: ваша, уко жабна,
Смотрява, узкоч да пелевок…

Вот мысли, в общем, что имеем
На тему, заданную выше,
Вот всё, что вам поведать смеем,
Что сами можем мы услышать,
Понять и передать другому-
Валгать не можно до влекому
Той негой тех очарований
И мегой ждомых ожиданий.


***
Краткое содержание предыдущих строк:
Ихтиандр странно сомневается.

Глава 5
ТРОГАТЕЛЬНАЯ.
Как автор пытается своего героя от самого себя – от автора

-Беги, лирический герой,
Как автор этих безобразий,
Я знаю, трудно жить со мной
И быть плодом сиих фантазий.

Беги, пока не околел,
Покуда разум твой, в натуре,
Случайным образом всецел,
Ещё содержится в структуре
Твоих делишек. С корабля
Игр беспокойных и напрасных,
Беги за книжные поля
Со строк моих небезопасных!

(постой, с какого корабля?..
что этим я хотел поведать?
то ль то, что бедная земля
тобой желает отобедать (?)
и, снисходительна к воде,
всё декламирует и пашет
и, будучь склонной к доброте,
вся декларирует и пляшет?-
Тут я запутался, склоня
Совсем неправильно предметы,
Земля не пашет, а, поя,
Живёт себе из лета в лето.
И, вся расчёсана весной
Стальною пятернёй колхозной
И перекормлена едой,
Пахучей кашею навозной,
Родит до белых комаров
Зеленых чад своих безгрешных,
Глядит средь дымных облаков
На суету ночей кромешных
И утр, что всходят с торжеством,
Достойным только этих утр,
Как будто весь земной наш дом
Навеки стал и добр, и мудр,
Но нет – всё те же долбаки
С своими глупыми руками,
Цветы сплетаются в венки,
И годы мчатся словно сани,
Влекомы тройкою собак,
Им имена- «работа, выпить
И страх», что будет всё не так,
Как у других, гораздых выжить,

Беги, а впрочем, не беги!
Тебя везде поймать сумею,
Дождись, когда мои мозги,
в тупом экстазе онемеют,
И ускользай, меняй фамиль,
Попробуй «Ихтя Хэндэхойя
Иль Ожегов-Скрипач Фазиль
(не догадаюсь ни за что я).

***

Что ж, здравствуй вновь, герой иднакий,
Который чуть не был спасён
Рукою добряка-писаки,
Но остановлен, отрезвлён.
И в путь сбирается, однакий.


Часть 3
Куда лежал путь Ихтиандра
(читатель, тебе туда не надо!)

Итак, продолжим. Ишь какой!
Чуть дашь поблажку, уж бежать.
Ты погоди, ценить покой
Сумеет тот лишь, кто искать
Путей тревожных непростых
За жизнь свою так заебался,
Что даже в этот скромный стих
Войти стремался. Но – попался.
И вот он здесь. От сих до сих.
Ждёт новых странных приказаний –
Отнедь он будет ащеть их –
Смому подобных суть исканий
Отверстой полости всего,
Что мир вбирает промокашкой
И игнорирует кино
Свой структурой мозга, тяжкой
Инакостью спины добра,
Повергнутой в оцепененье –
Стоишь от ночи до утра
Ты у окна. Гоня сомненья.

В окне – безустальные дни –
Убийцы младости и страха,
Хоть их гони-перегони,
За ними пустота. И паха-
рь синевы густой безбрежной –
Беспечный ветер, тихий, нежный,
ЧертИт дороги в небесах,
Играет в девичьих власах.

Под этим соусом прекрасным,
Запутав даже и себя,
Теперь спокойно и бесстрастно,
Хоть и Ихтиандра и любя,
Ему придумаем заданье:
Иди познай жестокий мир,
Что вне тебя (ни разу, знаю,
Ты из себя не выходил
С тех пор, как призрачные дяди
Вошли в твой бедный юный мозг…)…
Ступай, ни на кого не глядя,
На между сном и былью мост.

Однако, там найдёшь всецельность,
Живому миру параллельность.

***

Идёт-бредёт Ихтьяндр томный
Чуть не отпущенный на волю
В асфальтовый простор, на полный
Весельем уличным, порою
Чуть ветрен, шаловлив, но грозен,
Град беспокойный, полн людьми,
Однако вместе с тем, - и с тьми
(«то» - есть часть речи, «тьми» - есть те,
Что, будь хоть лето, будь хоть осень,
Не подвергаются они
Склоненьям в тело пустоты:
Вот ты, а вот – они – просты,
Реальны, славны, многоцветны,
В своих стремленьях безотчетны…

Не то что… Тщетен, глуп, бухой,
Лежишь на плоскости раздумий
Весь бесполезный и кривой.

Итак, однако вместе с тьми,
Что были в вышеописанье,
Уже смеркаемся и мы,
И воздух трогаем усами,
И наши чудо-волоски,
Что расположены вдоль щупов,
Сосредоточены, в носки
Заправлены полы тулупов.
Так мы спасаемся. Учти,
Читатель, мой совет учёный,
Как бросить пить, - хотя б почти,
Итак, внимай, диктую оный
Совет: чтоб, братцы, меньше пить,
Всегда тулупы заправляйте
В носки. (Да сверху не забыть
Галош две пары!) Выбирайте
Затем что лучше Вам – иль шлем,
Иль просто вязаное шапо,
И без проблем, и без проблем…
Да! И ещё носки из драпа.
Принять такой нелепый вид
Я сам, по правде, не решался.
И вот вам результат: гибрид
Моих излишеств вам попался –

Ихтьяндр – сборище всего,
Что ненормально землянину,-
Летит, стремглавый, никого
Не видя. И всё время мимо.