Свеча

               Саше Брыжатому

Белое  –  венчальное,
         чёрное  –  печальное.

Кистью да Винчи,
             Баха клавишами  –
скорбный мой воск,
           фитиль поминающий.

Потому что не перо пишет
и не чернилица,
и не козлику коза,  –

Грусть-тоске,
          народной любимице,
изливается
Слеза...

Из сердечка,
из звонкого,
где гулял мой дружок...

Лёгким Ленина,
               Хрущёва печёнками  –
воздыхание строк.

Потому что как ЛЭП  –
загудели они.
Побежали высокие токи.
Словно дразнят меня
мёртвые дни
и мои собственные строки.

Нет,
не надо элиты земной  –
поручителей за воздыханья.
Тёплым солнышком,
веточкой ледяной
сплавлю кисти и трубы органьи.

На поминках не долго сидят.
Но есть стол у меня на балконе,
всё, что за этим столом говорят,
Бог прослушает на магнитофоне.

Он прокрутит ещё разок,
прикурив у солнечной вспышки:
он заметит нас (он же Бог!)  –
как бежим мы от нахмуренной вышки.

Он позволит спастись навсегда.
(Но затвор передёрнет привычно.)

Ну откуда ты выпал,
из какого гнезда,
жалкий птенчик
красы поэтичной?

Ведь не птичка я,
чтоб таскать червячков
с южными очами.

Самому бы со двора светлячков
в дом со свечами:

пусть подходят в чёрном ко мне  –
пусть жалеют, и пусть понимают,
что я где-то уже... на луне,
и всё выше меня поднимают.

И проблем у меня никаких.
Никаких нету денег.
Есть Господь,
и мой жизненный миг  –
у него на коленях.

И не надо таскать стихи,
как пропащую птаху
поэтичной такой тоски
у обрыва под чёрной рубахой...

Чёрный цвет есть бессилье моё.
Я подкошен.
Я падаю в мысли:
к нам и небо заходит ворьём  –
и Земля на руках повисла.

Как печально бессилье моё.
В самый раз дать силушке волю,
но на башенном кране галдит вороньё  –
лопнул трос, а другого нет боле.

И летит в нас из под колёс
чёрный траур и липнет цементом,  –
не догнать, не вернуть, не отправить запрос,
только снятся порой дорогие фрагменты.

Из того,
что смерч не унёс,
и найти успокоиться чем-то,
мне огромный поведал «хвост»
за винцом –  за крепкою изолентой.

Нас не надо  –  живым кипятком,
нас не надо безбожно метелить.

(Мы бы просто подъехали...  на космодром,
попрощались и полетели!..)

Вместо этого обступили гроб.
Бьём друг друга,
как танкеры в море,  –
не украсит мазут
          морской гардероб,
но и нам не к лицу чёрное горе.

Не украсит печаль никого.
Ходит женщина тенью печальной.

Только свечечки
за дружка моего
так и будут – венчальными.