о слухах

Сашка я поняла, про что ты говорил.
Про какой сон.
Когда спрашивал.
- Надириш, ты не спишь?
Ты хотел, чтобы я оставалась на дозоре.
Ты спрашивал, приготовила ушки?
А я тогда была как губка, все впитывала и молчала.
И только срывались с языка колкости, да спешки.
Прости меня Сашка.
Понимаешь страшна не смерть, а страх все забыть.
Забыть твой голос.
Забыть нашу с волчонком дружбу, она спасала твои тетрадки, я спасала тебя и не спасли.
Понимаешь, мы все просахатили.
А ты мне говорил же.
Совенок главное любовь.
А я не поверила.
А ты и правда любил эту жизнь даже с ее страшной стороны,даже когда судьба тебя била. Ты ее любил. С кем я буду теперь кормить голубей?
Боюсь разнести почту и в сумке больше не останется воспоминаний.
Понимаешь о чем я.
Нас скоро форматнут и на жёстком диске и мониторе ничего только черный квадрат.
Мне негде хранить наши воспоминания.
Вот и весной когда мы шли к кладбищу. Волчонок знал куда идти и по дороге я сорвала пару ягод рябин.
Как символ того, что плодов стало меньше.
Положила тетрадь и ручку на могилку.
Разве мы тогда знали, что тебя похоронят так.
Конечно знали.
А что мы могли сделать?
Прости нас.
Глупых.
Ты бродяга и охотник с полным рюкзаком стихов.
А я почтальон с пустым рюкзаком.
Я не хочу больше выходить на работу.
Вышагивать свою и твою боль.
Все стало неважно.
Дочь лежит после операции, дети быстро отходят.
У них нет рефлекса самосохранения.
Она вон катается на самокате, радуется погоде. А я сижу и пишу письма в никуда.
Вот и ещё один слух.
Надирова дружила с бомжом.
Добер и волчонок навсегда.