Нина Новосельнова

НИНА НОВОСЕЛЬНОВА
(1917 - 1999)

У русских людей сохранился обычай,
От самой глубокой седой старины –
Не быть для врагов иноземных добычей,
Все силы отдать для любимой страны.
   В суровую пору Пожарский и Минин
   Собрали с народа великую дань,
   И против поляков руками своими
   Народ создавал неприступную грань.
Немало в истории мудрых примеров,
Как любит Отчизну наш русский народ.
В свою правоту с неподкупною верой
Он все свои силы стране отдаёт.

КОРОЛЕВНА

Он стоял вечерами у наших ворот,
И когда я из школы домой проходила,
Он сквозь зубы цедил: «Королевна идет…»
Тот мальчишка, которого я не любила.
Я боялась блестящих, прищуренных глаз,
Но – «о камень коса» - и с характером споря,
Я и впрямь королевной вплывала, подчас,
Под тяжелые своды подворья.
Дни летели за книгой и быстрым мячом,
И однажды я с тайным злорадством открыла,
Что уже без насмешек встает за плечом
Тот мальчишка, которого я не любила.
Помню первый войною завихренный год,
Кто не рвался на фронт?
Кто был сердцем спокоен?
По-походному собран, стоял у ворот,
Не мальчишка – еще не обстрелянный воин.
На меня он глаза не решался поднять.
Все хотел закурить, но обламывал спички,
Только я ничего не сумела понять,
И опять королевой прошла по-привычке…
А потом я стояла одна у ворот.
И впервые по-взрослому грустно мне было,
Потому, что уже никогда не придет,
Тот мальчишка, которого я не любила.

***

В блиндаже под снегом в три наката,
В стороне от всей Большой земли
Руки обожженные солдата
С нежностью на плечи мне легли.

Я жила как все: на перегоне
Бурями исхлестанных ночей,
Но промчались взмыленные кони
По судьбе, по юности моей…

И винить кого-то – бесполезно,
Потому что кто же виноват,
Что всего лишь каскою железной
От осколков защищен солдат?

Но – клянусь! – ничто не позабыто,
Понято с начала до конца,
Что не каска воину защита,
А людские сильные сердца.

Оттого прошу тебя: воскресни,
Молодость в шинели фронтовой,
Не во имя грусти – ради песни,
Той, что войнам объявляет бой!

СОЛДАТСКИЕ ПЕСНИ

Всё было – и скользко, и круто,
Всё было – и солнце, и мгла,
Но тихая эта минута
Со мною сквозь годы прошла:

Стреляют поленья сухие,
Недолог походный уют.
Девчата «второй хирургии»
Солдатские песни поют.

Иль сводки последних известий
Повинны, тревожные, в том,
Что даже походные песни
Мы так вдохновенно поем?

И плач над могилою братской,
И зовы далекой любви –
Все вылилось в песне солдатской,
А песню как хочешь зови.

Замкнусь, тишины не нарушу,
А боль моя – дело мое…
И ранит мелодия душу,
И мягко врачует ее.
Терпи! Не приходит до срока
Ни радость, ни горькая весть…
И грустно, что счастье далеко,
И сладко: далеко, да есть.

ЗВУКИ

В пыльной шинели пришла я домой,
Только и дома не так, как было:
Ива под окнами стала немой,
А ведь когда-то она говорила.

Помню, слыхала я даже во сне,
Как моя ива трепещет и дышит…
Ива шумит, как тогда, по весне,
Только хозяйка… совсем не слышит.

Мне бы прислушаться к звукам земли,
Чтобы запомнить на годы, навеки
Всё – как гудят пароходы вдали
И как вскрываются с грохотом реки,

Как перед бурей замшелая ель
Стонет в лесу, одичало и гулко,
Как синеглазый улыбчивый Лель
Учит любви голубую Снегурку.

Мне бы запомнить все звуки в лесу,
Дождик, клюющий железную крышу.
Сердце мое, я тебе принесу
Все, что не слышу, совсем не слышу!

В ночи бессонные, в сонные дни,
В дни, когда нету тебе покоя,
Ты эти звуки в себе сохрани,
Мудрое, сильное сердце людское.

Звуки, в которых сама весна
Бьется за окнами полой водою,
Чтобы шумела, как раньше, она –
Старая ива с листвой молодою…

ЦВЕТЫ

Над лесною рекою, похожей на прочие реки,
Было много цветов, как июньских рассвет, голубых.
Я не помню названий, но только на вечные веки
Я запомнила влажные запахи их.

Оставляла я их на рассвете на росной полянке,
Но когда мы под Минском походной колонною шли,
Мне кивали они из окошка осевшей землянки,
Расцветали они в придорожной горячей пыли.

Помню страшную ночь: хлороформом пропахшие руки,
И в провал обступившей меня темноты
Уплывали куда-то и люди, и вещи, и звуки, -
Но цвели на полу, под ногами хирурга, цветы.

Мне сказали потом, что в бреду рассмеялась я слабо,
И врачи подивились счастливой улыбке моей...
Знать, недаром цветы шли со мною по пыльным ухабам
И несли сквозь войну предрассветную свежесть полей.

Может быть, потому закрывала спокойно я веки
И, смертям не поддавшись, осталась в то время жива,
Что над речкой, похожей на прочие реки,
Было много цветов, а над ними плыла синева.