О скрытой любви к Богу и о белочке

             О скрытой любви к богу и о белочке.

   Ей было уже за семьдесят. Женщине по имени Надежда.
   Если и есть какие-либо причины о ней писать, то смею заметить, причины самые востребованные. При мысли об одиночестве, о том, как человек распознаёт божьи горизонты на краю своей жизни, как чувствуя близкую развязку нитей бытия, обращаются к создателю нашему с молитвами.
  Она практически никогда не была склонна к религиозной эпитафии ввиду своей собственной необходимости обращаться к высшим силам, они были всегда рядом. Даже если она и не хотела их слышать или видеть. Человеком она была сильным и потому, решала жизненные трудности, не задумываясь о какой-либо помощи сверху. Её звали Надежда. Её единственную дочь – Любовь. Знаете, по моему личному убеждению, не хватало Веры.

  Человек проснулся от звонка. В мире царила ночь. Показалось. Выкурив две сигареты, полуночник укрылся одеялом. Раздался ещё один звонок в голове. Тревога. Не пора ли открыть. Может это дух стучится к тебе. Может это Дева мира пытается успокоить. Привкус яда во рту или просто хочется пить. Никого. Даже жажда несущественна. Что-то беспокоит или кто-то звонил. Галлюцинация. Враг вырезает аппендицит, пока человек красил ногти чёрным лаком, потом пришил ленты. Человек столько не видел в своём больном воображении стражей порядка. Вот и открыл. Смотрели вены, угощали примой, пытались пригласить в подвал. Человек подписался. В протоколе. Половая жизнь на исходе. Ни день, ни ночь. В голове звон.
  Я говорил с ней о боге или может бог говорил с ней через меня. Она была глуха. Зачем стучать в тамтамы, когда не хотят слышать.
  У неё случилась белая горячка. Её посетили ангелы. И в том месте, где у неё шторы, некий божественный проектор показывал кино. Картины мира присутствовали на занавесках посреди ночи. Она билась в конвульсиях. А с неё говорил голос. Голос вещал как из динамика. Вернее, ей так хотелось думать. А в это самое время перед её глазами рождались люди, люди умирали, вокруг летали ангелы.
  Потом из-за штор появилась женщина дивной красоты, с длинными чёрными волосами, в платье как у цыган. Она будто пропела журчащим голосом:
- Нужно подать духам! Искупи себя сама. Не пей.
- Пошли вон! Оставьте меня в покое, черти! – бабушка при этом закрылась подушкой. Потом играла музыка сфер, заполняя пустоту её жизни Надеждой и Верой. Старой перечнице казалось, что музыка дребезжит в её голове, и пошла за таблеткой. Двигалась она как во сне, сшибая углы стен.
- Надо бы крестик одеть, помолиться, и больше не пить!
- Не пей, - сказала, проплывающая мимо красавица, принадлежавшая неизвестно какому миру.
- Да иди ты! – таблетка залетела в горло бабушки и старуха чуть не подавилась. Сзади раздался удар в спину. Та оглянулась, но никого уже не было. С налившимся кровью лицом бабуля проследовала обратно в свою колыбель. Некоторое время стояла тишина. Но было страшно по-прежнему.
- Ты почему всех ненавидишь! Они твоё истинное спасенье. Молись! Преподнеси духу себя.
- Я вам сейчас устрою спасение, - крикнула старуха и бросилась бегать по комнате со шваброй, снимая невидимые нити с углов.
- Это всё ни к чему. Достаточно почиститься. Зажечь церковные свечи и не пить.
  Но старуха продолжала махать шваброй, как саблей, дёргаясь на шорохи, и представляла картину достаточно жуткую. Это длилось до утра.
  Она проспала весь день. Вечером, укрыв нечто под одеялом, поставила табурет с едой и деньгами. Такая была жертва богам.
  Я видел всё это. Расспросил о видениях. Она считала, что какую-то женщину спустили на верёвках с верхнего этажа.
- А голос-то откуда? – допытывался я, - Голос то, где ты слышала?
- Везде! Это всё чьи-то козни!
- А еду зачем и деньги?
- Не твоё дело.
- Ты противоречишь сама себе. Это белая горячка называется! Хватит пить.
- Так как же не пить, тоска такая и одиночество. Больно мне.
- Да, лучше смотреть каждую ночь кино на занавесках!
- Ты прав. Они тоже так говорили. А ещё они сказали, что всегда рядом. Я теперь переодеваюсь в туалете.
- Значит, ты уже слышала их?
- Да, в детстве, а потом, когда в аварию попала и сломала руку. Мы, говорят, тебя не бросим, даже если я не хочу их слышать.
- Да! Для психолога много работы. И мы задумались каждый о своём, попивая горячий чай с мёдом. Расстались под вечер. Я обещал зайти утром.
  В церковь же она конечно не пошла, но простояла на коленях перед чёрно-белым телевизором во время трансляции рождественской литургии, всю ночь. Что-то шептала себе под нос и пускала слезу. Это подвиг. Бабушка перестала пить, повесила крест и пребывала в неком спокойствии. Я подарил ей большую икону спасителя. Причём она не проявляла явно своей любви к богу и продолжала упираться в стены своего неприятия духовной радуги. Хотя я заметил, что при солнечном свете на лице спасителя, проявляется отчётливый поцелуй бабушкиных губ. Я не стал об этом говорить. Но внутренне был очень рад.