Подборка для Турнира Поэтов

Турнир поэтов, выпуск 2. Смотрите, голосуйте. Не говорю «за меня», хотя мне бы этого и хотелось, конечно. Просто голосуйте в соответствии со своими представлениями тут: http://stihi.ru/tv/turnir2022/2

 
***
За пеленою капельно-седой
Мне снова снится дышащий водой
Прозрачный город и шершавость камня,
Река — всё та, что в детстве, но темней,
Двойные жабры клодтовых коней
И память, что поныне велика мне:

Ни я, ни этот город не дорос
До очищенья, до весенних гроз,
До радости, до солнца, до апреля.
И осень растворяется во мне,
И тишина колышется на дне,
И тень дрожит на водной акварели.


НОЯБРЬСКАЯ НОЧЬ
солнечный луч догорел — и был таков.
звёздная ночь выходит из берегов,
но синевой не перещеголять Ван Гога.
осенью не спеши сойти с ума:
что ни случись, ещё грядёт зима,
выйдет — и ляжет белым у порога.

(геологически долог короткий век.
лик бытия, что мы называем снег,
непостижим, как бледный японский траур.
быстро проходит, приходит же налегке,
пляшет в пространстве, тает в твоей руке,
с тёмных скрижалей стирая слова и травы)

время, сминаясь, плещется у ног.
мир необъятен, бесплоден и одинок,
но до начала зимнего беззвучья
небо прозрачно, бесснежно и смерти нет,
в знобкости луж дробится лунный свет,
гнёзда ворон и голых деревьев сучья.


КАРТИНА
как же просто было: пламя, терновый куст,
ты глядишь в огонь — а разум прозрачно пуст,
и, ещё ребёнок, ты видишь легко и чутко.
в мире нет пока патриарших седых бород,
будто время всё ещё переходимо вброд,
и встаёт из куста — неведомо что, но жутко…

неизменны материи — масло, и холст, и кровь,
а художник пишет, и горизонт багров:
скоро утро, и так сменяются дни за днями.
и растёт из глубин истории и холста —
не сомнение, но некая теснота…
ты взрослеешь. и кажется: гаснет пламя.

каждый раз тяжелей разграничивать свет и тьму,
мир сужается, тайна не ведома никому,
и прохожие — отдалённее Моисея.
и всё глубже, глуше, сумеречней река
полусонного времени. в небе — ни огонька,
а в тебе всё меньше искреннего веселья.

но художник пишет — рождение, жизнь и смерть,
серых птиц, холмы, закатов тугую медь,
и ложатся мазки. спокойно пасётся стадо.
а ландшафт равнины — до горизонта пуст,
и объят огнём всё тот же терновый куст,
и прозрачен вечер, и веет ночной прохладой…


ВЕСНА
Нынче узок луны наблюдающий глаз.
Мир кишит бытием — будто жизнь береглась,
Укрываясь под снегом от стужи,
А теперь — проступает в сплетениях трав,
Точно самую смерть обманув и поправ
На прибрежье Маркизовой лужи.

Кровь — вода — протоплазма… Ценою труда
Ты оттуда пришёл — и вернёшься туда,
Каждой клеткой бесспорно причастен
К череде трилобитов, моллюсков, акул,
В их ряду — одинок до сведения скул,
Говорящий — причислен к молчащим.

Но сейчас, выделяясь из небытия,
Ты — не с ними, спеша заглянуть за края
Горизонта, и мир — беспечален,
Полусонно дробясь на изгибах воды.
И волна, что твои покрывает следы,
Отзывается тихим ворчанием.


ЛЕНИНГРАД
Над проспектом — бывшим Нахимсона,
где метро, а рядом — купола,
ласточки летают искривлённо,
отражаясь в лужах из стекла.

Воробьи щебечут что попало.
Облака, протёртые насквозь,
кроют небо серостью металла,
раз уж синевой не довелось.

И седых коров небесных стадо
делает бесплодней и темней
кирпичи обшарпанных фасадов
и скупую штукатурку дней. 

Мир окрашен серо-жёлтой гаммой...
Солнца нет, не зажигают фар...
У ограды выцветшего храма
продают старушки свой товар.

(Храм стоит, но здание и место
занимает — и не первый год —
никому на свете не известный
Гипрогеостальвагонзавод.)

Словно поступь командора, гулок
здесь трамвай. Мне — в загнутый хитро
полусонный тихий переулок.
Так, невидим, подойду к метро.

И, спеша извивами тропинок
памяти, изношенной до дыр,
погляжу я на Кузнечный рынок,
на подземный сталинский ампир...

И поеду прочь, в другое время —
довезёт же поезд как-нибудь,
безвозвратно разлучая с теми,
кто остался, чей закончен путь;

с миром, где родился я когда-то;
сетью рек, подобной сети жил;
городом, прекрасным и проклятым —
тем, в котором я когда-то жил.