Поэма Олдос Ленард Хаксли

Книги и цветной клубок мыслей были моими;
И волшебные слова, зрея, покоились в моей душе,
Пока их довольно-шепчущая музыка не стала вином,
Чья гибкая сила не стала полной в моем контроле.

Те вещи были моими, и они были реальны для меня,
Как губы и дорогие глаза, и теплая грудь:
Ибо Я любить мог фразу, любить мелодию,
Как женщину прекрасную, с почтением и одержимостью.

Я дразнил все огни, что вне видимых пределов,
Могли жечь страсть; дразнил, но, все ж, боялся;
Страшился, но завидовал тем, более глубоко мудрым,
Кто наблюдал ясный земли маяк и преклонялся.

Но пришло время, когда, ненавистью полный
И усталостью от моих памятных тем,
Я желал, моего поэта свирель могла бы править
Красоту осязаемую более, чем слова и мечты.

Вся прелесть, с которой действие сообщает
Тусклый, неуверенный хаос желания,
Моя сего-дня; она меня волнует, она питает
Тело и дух его внешним огнем.

Я свой не более: Я обернулся частью
Из той земли великой, что берет дыхание и полыхает,
Встретить чтоб весну. Но Я могу желать, мое сердце,
Чтоб оставалось зимой морозных паутинок.





POEM

BY ALDOUS LEONARD HUXLEY

Books and a coloured skein of thoughts were mine;
And magic words lay ripening in my soul
Till their much-whispered music turned a wine
Whose subtlest power was all in my control.

These things were mine, and they were real for me
As lips and darling eyes and a warm breast:
For I could love a phrase, a melody,
Like a fair woman, worshipped and possessed.

I scorned all fire that outward of the eyes
Could kindle passion; scorned, yet was afraid;
Feared, and yet envied those more deeply wise
Who saw the bright earth beckon and obeyed.

But a time came when, turning full of hate
And weariness from my remembered themes,
I wished my poet's pipe could modulate
Beauty more palpable than words and dreams.

All loveliness with which an act informs
The dim uncertain chaos of desire
Is mine to-day; it touches me, it warms
Body and spirit with its outward fire.

I am mine no more: I have become a part
Of that great earth that draws a breath and stirs
To meet the spring. But I could wish my heart
Were still a winter of frosty gossamers.