Окно в Европу

Когда-то Петр всемогущий
в краю страдальцев и болот,
глазами молнии метущий,
воздвиг незыблемый оплот.

Рассвирепев, топор трехцветный,
вовне расширил кругозор,
и с этих пор квадрат заветный
стал привлекать и ум, и взор.

Тут император впал в молчанье,
застыв на бравом скакуне,
лишь змей – причуда-изваянье
качался мерно при Луне.

А за окном неслось, бурлило
столпотворение идей,
что так безудержно пьянило
непритязательных людей.

Открылось новое: Европа –
сосуд пороков и свобод:
«Испей и выдавишь холопа» –
шептал призывно алый рот.

То резво пальчиком поманит,
то недовольно скорчит лик,
то сладкой лестью одурманит,
то вдруг сподобится на крик.

Таков был норов девы знатной,
что замаячила в окне,
передовой, незаурядной
и обольстительной вполне.

Мчал вольнодумец прикоснуться
к животрепещущим губам,
очаровавшись, обмануться,
чтоб снова пестовать «мадам».

Покрытый бронзой лет, сулящий
немало тайн в пучине дней,
Европы облик, кровь пьянящий,
был то владычицей морей,

то кровожадною тигрицей
в имперской ложе из костей,
а после девой без амбиций,
с изрядной немощью очей. 

Сменяли радость встреч невзгоды,
всё было пройдено; из-за
опасных вод глядели броды,
улыбку плавила слеза.

Как вдруг прохладою дыхнуло
из пресловутого окна,
за морем тяжко громыхнуло,
внезапно вспенилась волна.

Лицо Европы побледнело
(очередной кульбит в пути..?),
в окне ж раскатисто гремело,
поднялся ветер – ощути!

Когда же нежно-алый ротик
явил двусмысленный оскал,
то сна качнулся вещий ботик –
из дрёмы Петр восставал.

«Там кто-то бродит за Невою...
Не ты ли это – дерзкий швед?» –
воскликнул царь, готовый к бою,
не убоявшись новых бед.

И тут с немыслимою силой
вовне захлопнулось окно,
между Харибдою и Сциллой
теперь змеиться суждено..?

Но то почудилось иль верно:
на месте змея сам дракон,
что излучает силу мерно –
веков спокоен испокон.

И хоть он деспот своевольный,
сверкнув восточной чешуёй,
всё ж зазывает в путь окольный,
маня неведомой стезёй.