Йоналды Ахын

Ты раскрой пошире очи,
Уши счисти океаном,
Отвори вниманья двери
И взойди тропою в горы.
Я поведать сказ научен
Про давнишние свершенья,
Про старинных дел событья,
Что веками уж за нами.
Утром раннишним июньским
Шёл Ёквилло на прогулку,
Он крутил всегда руками,
Чтоб сойти за солнца тыкву.
Так он возносил поклоны
Развеснённому светилу
И рубашкой колыхался.
На ветру он показался,
Все подумали — миражик,
Но на деле скачет конно,
Он топочет волнодвижем,
Рук героя — три октавы,
Нос, малиною пропахший,
Деревянный, как кузнечик,
Впопыхах на кедрах, ёлках,
Усомнившийся в истоках
Каннельярви глаз глубоких,
Что зеницами о небо
Воспаряют днём светимым,
Всеотменным, неделимым,
Сокровенно неизбежным,
Настоящим наречённым,
Только шёпотком шаманным.
Перегнув прибрежий палку,
Вдумать выдунул в охапку
Костерков знамений. Память,
Навсегда оставшись с нами
Трансатлантиками линий,
Перезвонами росисто
В грозы тучи округляет.
Держит их Ярило в сбруе,
Мандухай камлает гласом,
И лесами только бродит
Да выходит на полянку:
Там старик, корой поросший,
Чуть гриба срамного выше,
Незаметнее улитки,
Тоньше волоса людского,
Легче куба в три охвата,
Только взгляд, как зов Вселенной,
Бородою заблиставшей,
Тонких радуг озорнее.
И пальц`ами сотрясая,
Всё кивает на Ёквилло,
Говорит: «Что будет-было», -
Но никто не понимает,
Только бабочкой кивает,
А ещё немного волком,
Чуточку — фазаном в перьях,
На вот столечко — питоном,
И почти нисколько — хреном,
Ведь ему привидел корень,
Некий странный воспаритель.
Оттого гласит усами,
Разминая хлопком жвала,
Потихоньку руки стынут,
Но сначала есть деревья
Не вкуснее, чем морковку,
Перец, эстрагон с кинзою,
И, конечно, не забыть бы,
Про петрушку и укропчик
С лепестками из салата,
Что украшены бывали
Поварёнком, мифам равным,
Небожителям угодным.
Но забыли про морскую
Мы капустку. Зря, конечно.
Вот и дед не вопрошает
Ни о чём таком Ёквилло,
Орошает голосами:
«Ты иди», - ему вещает, -
«Чтоб сразиться с зеркалами»
И Ёквилло меч вулкана
Достаёт из жерла моря,
Луны рубит в половинки,
Точно яблочные дольки,
Точно хлебные краюшки,
Винограда пальцевитость.
Ну и всё такое, в общем.
Шёл он год и три недели,
Добирался и с лосями,
И с медведями в берлогах,
Заглянул в мордашки нерпам.
Ему белки улыбались,
Альбатросом возглас моря
Оросил зигзаги зова,
После шёл он три недели,
А затем ещё с полудня.
Как дошёл он, как доехал,
Расстелил поляной в`оды,
Разомкнул волн`ами травы,
И небес расставил своды
Как чудес зеницу ока,
Было, вытянул на поле он пшеницы
Три оравы. Три упряжки
За быками растянули горизонты.
Снова солнце пеклом варит
Смолы хвои пахнут ярко,
Поползень вертляво пляшет
Вынырнув вниз головою.
Вальдшнеп стрёкоты гогочет,
Раскрутил на поле пламя,
Посох знаний растреножил,
Возопил Ёквилло браво,
Возопил Ёквилло смело,
Временами  подбоченясь.
Колесом грудь выпирает,
Руки в боки ферт наладят,
Но никто не отвечает,
Ни к чему пустые зовы,
Это — блеянье барашка,
Это — хныч умалишённых,
Только далью утремлённый.
Но тогда себя увидел,
В этом поле отражений,
Коридоре переплёток,
Книге старых завершений,
Жизней давешних ветрами
Обдуваемый мысочек.
Да лаптями на ораву
Лишь нап`ерво навострился,
А затем уж пыл убавил.
Видит: «меньше противленья»,
А ещё увидел, кстати,
Как и сам ногами скачет.
Точно з`еркал пузыренье,
Отразилось в ум внезапно,
Стало выраженно явным,
Стал тогда назад глян`увшим.
Меч он возложил на звёзды,
Им ответил на вопросы,
И тогда познал, что тоже
Отражения — дорожки,
Но и их пути неверны,
Верно, всё, что не свершилось,
То же, что свершилось вовсе,
И сквозит тогда решенье,
В переходе сих явлений.
Где-то между стёртых граней
Огр огромный не валялся,
Не являлся, чертеняка,
А лишь мысли мотыльками
Огоньков болотных сосен,
Трубчато уподоблялись
Ветру полюса сияний.
Вот тогда Ёквилло чует:
Наступает айуйолло.
Танцевать сперва решил он,
Раз его недолог век уж.
Раз немного подосталось
По полям скакать кобылкой,
По лесам, крадучись рысью,
Мягко коготки пампушить.
И, вдыхая маргаритки,
Успокоил трясогузок
Галопирующих, думных,
Дымных. Тотчас стал скалою,
И тогда ветрами лучик.
Чуть сперва его напомнит,
Кто ходил за зеркалами,
Кто воротца пальцем тыкал.
Выгибаясь наизнанку,
Стороны теряешь вовсе.
Свойство мыслей направляя,
Обретаешь меру сходства,
Тихий говор каракитиц,
Перекрасивших былое,
Перешивших кружевами
Полотно годков давнишних,
Изморозь узоры скроет
И дыханьем опалится.
То Ёквилло из наружи,
То Еквилло из изнанки
Молчаливо улетает.
Он не смотрит, ибо видит,
Он — зеркал не победитель,
Вышел просто прогуляться,
Поскитаться по полянкам,
Поиграться на лужайках,
Точно бы щенок какой-то,
Или просто горностайчик.
И тогда в застывшей капле
Кое-что чуть отразится.
Вам в сей миг же станет ясно:
Это Йоналды Ахын. Да!
Суть Ёквилло лес изведал,
Гриб пахучий прятал в сбруе,
Он ежом казался сонным,
Только одного не ведал:
Эти томные дубравы -
Сутью чреволиболюбы,
Весь ершистый, глаз синеет,
Их озёр сокрыты веки.
Принавеял за пригорком
Сглаженных долин знаменье,
Был Ёквилло чуть явлённый
Иль не был наполовинку?
Клацал в недрах нерпы зубом,
Пел заморский кит косатка,
Кот, тюленем обращённый,
Сон едва с утра снедает.
Хомусом я вам навеял,
То поведал ли сказанье,
Что ещё в века былые
Дребезжали песнозвоны?
Не грачи и не вороны,
Только кто едва однажды,
Коромыслами из пихты,
Натаскал побольше вёдер
Из колодца смыслов дальних?
Он сошёл, свистя усами,
Весь камлал полночи росы,
Колдовство его, быть может,
Заплелось за косы лета.
Приводил свистульки в горы
И про мухоморы ведал,
Что на крыльях пляшут ритмы,
Облачённые избою.
Видит, похрустев снегами,
Знает, разум прояснивши,
Наш Еквилло, что в избушке
Свет горит лучиной тайны.
Пригляделся — за оконцем
Нависают связкой травы,
Там светило пламенеет
Юным отблеском рассвета,
Что закату жмёт полпятки,
Точно ощупь пожимает,
Пожиная море следствий,
Океан разбив иллюзий.
Там в тарелках клюквы сочны,
И стручки краснеют рядом,
Пряник пахнет имбирями,
Духом из гриба калитки.
Громогласные напевы,
Северных широт дуделки,
Возвещают о приходе
Грандэрцгерцога порядка,
Что чертами прямо взгужен,
Очевиден, точно лыжи,
Напомаженные браво
На изнанку измерений.
Из явлений всяких разных
Появляется как`овость,
Это означает, други,
Зеркальце себя узнало,
Очерт`енясь, покарало,
Но осталось лишь собою.
Значит — смотрит со сторонки,
Значит — видит издалёка,
Там Ёквилло заседает
Богатырской головою.
Ей подумает натужно,
Точно целясь луком цельным,
Тетивою линий мира
В стрелы впредь прошедших видов.
Отправляется на небо
Облачившись в оперенье
Крыл блистательных железа,
Грому рык подобный взвеяв.
За леса синее моря,
За горами из опалов,
Ламповых александритов.
Странных ониксовых шишек
Собирал на грядках чудо
Огородный мастер котик.
Лев морской на камне лает,
Он кивает волнам хладным,
Что несут ветрами птичьи
Стаи чаек, альбатросов,
И, ныряя в вод уменье,
Узнавал иное диво
И сходил туда-обратно,
Йоналды Ахын познавши.
Неужели пляска духа
Воздаёт и возвращает,
Осеняет тем, что нужно
Всякому, кто колобродит.
Так и знаки древних сказов
Плечи отворили скоро,
Выдохнул Ёквилло грудью,
Мох его повис ручьями.
Нет, не то грибы сказали,
Ведь грибы гласят иное.
Здесь вне-значности всезначий
Смыслов яркое вращенье.
Ходит солнце в шароварах,
Пьёт горнило вод вулканов,
Он коня у печки ставит,
Чтоб погреть коню боками
Печки тёплой, побелённой,
Щёки, мородочку и хвостик.
Сам заглядывает в крынку -
На столе стояла томно,
Стол из дерева срубного,
Ну а крынка сплошь из глины.
В ней же булькают отвары
Зелень ходит ходунами,
Распускаются павлины
И глазами хороводят.
«Раз хозяин сей избушки,
Добрый молодец иль старец,
В крынке вовсе не сметану,
Мёд иль сок лесов оставил,
Варево сварил чудн`ое,
Зелие сварил престранно,
Значит сей состав ценее,
Чем небес роса созвездий».
Тут Ёквилло открывает
Крынки полночь горловины,
Голова его отмерит
Чуть кивком перенесенье.
Вмиг он в омут погрузился,
Или, может, взмыл куда-то,
Воспарил, как буревестник,
Звонко молнией умчался,
За поля, за реки, древа,
За десяток горизонтов
В мановенье оказался
Там, где Сущность обитала.
Естество там обреталось,
Но ходило равновесье.
Оттого он понял сразу,
Каково, когда ты — естьность.
Кейамлаа — сестра-тихоня,
Чуть косицы распустивши,
Будто дикая косуля
Ускакала в то явленье.
И покуда очутился,
И покуда оказался
Там её вертлявый братец,
Героический чудило.
Он и сам поведать может,
Каково ему живётся,
Раз вошёл туда, в изнанку,
Совершив неописуемость.
Шёл Ёквилло берегами,
Лапотно дышал и шастал.
Листопадил ласт ногами,
Окрылёнными ретиво,
Гладь глядит, а волны катят
Гривы белых одуванов,
Солнца ягода сверкает,
Слива, вишенка и шарик,
Он нарвалом обернулся,
Пробудился, как касатка,
Волком моря ходит, ходит,
Точно лотос окаймлённый.
Перьев пламенным вигвамом,
На донцо ракушки ветром
Вод потоки уносимы.
Их жемчужинки немеют,
Ламинария кивает,
Краб блистает от избытка
Масловичных порождений,
Ему матовость, поверьте,
Отродясь не придавало
Ни открытого значенья,
Ни сокрытого всезнанья,
Только птицы — неб селёдки
Косяками уплывают
За долиной — океаны,
Что повелевают сроком
Исполнения желаний.
Сундучок. Замочек. Камень.
Ножницы. Бумага. Масло.
Так при чём здесь масло, други?
Кашалота кит щекочет
От восхода до забора,
Что построили для лунных
Облаков, покрытых пылью
Серебра лучистой ночи.
Нити, что короче, тянут,
Да обхватистей потолще,
Люди те, кто слепо крепок,
Точно скорлупа кокоса,
Только очень неприятней.
Нити, что длиннее — тросы,
Альбатросы их склевали,
Чрез спирали обернулись
И русалками распались
В брызг, игривостью щенячьих
Радостей узорных радуг,
Льдисты воды и пурпурны.
Айыымкын — гнезда услада,
Хынтыыкыв — начало света,
Гаймулдын — лесов раздолье,
Пэнткэвпын — бездонность моря.
А Ёквилло встал на север,
Он лицо покрыл ветрами,
Воспарил над островами,
Вдруг ладейку заприметил.
Она сплошь листами крыта,
Что на древе начерт`анны,
На ладейку приспустился,
Сел и стал жевать калитку
Из грибов шаманов Кедра.
Волховитый он собрался,
Посох вёслами увивши,
Выступает сам на остров,
Зашагал под облаками,
Там же, где и вам живётся.
Может быть — иль быть не может? -
Вот единые начала,
Их причалы расхождений
В раздвоеньи человека.
Ибо всё и есть, и небыль,
Видимое — сон незнанья,
Выразимо отраженье.
Мысль любая — выраженье
Оснований у начала,
Искажённых тенью формы.
Свет свечи погасит ветер,
Ночи бархотцы разбухнут,
Их бутоны, пусть несмело,
Но бореи опыляют,
И пыльцу цветов уносит
К Андромеде, ускоряясь,
А Ёквилло сел на ветку,
Мёд пчелиный с сот стекает.
Ест Ёквилло мёд, как пряность,
Липко бороду кусая,
Пчёлы жалят нос картошкой,
Понимают понемногу,
Что порою всё — престранно,
Удивительно, пространно.
Духи шастают в дубравах
Островов холмов скалистых.
Он их знает понемногу,
Ведь дорогу показали,
Став едва ли в разделеньи.
Категория порядка не для нас.
Мы любим хаос,
Он — смыкание Вселенных,
Прародитель вариаций,
Покамлай! Так легче станет!
Даже литий не летает.
Ты совсем не как железо.
Стань обычным водородом.
И тогда — пари выс`око!
Как говаривали бабки,
Лет былых осколки мира:
«И орёл сухарик гложет».
Я их ел, когда учился
Выговаривать «моржами»,
Баржи гнать попутным ветром
Привлекая ламантинов.
Но Ёквилло дело слышал,
Он на месте не остался,
Не слежался он, но лица,
Поменял под маской соли
На помадку с утюжками.
После выхватил и видит:
Ничего и не осталось.
Это ничего, - Ёквилло
Понял — он вершится в Самость.
На юдолистой той лодке,
Сладких лиственниц хмелее,
Елей радостных милее,
И, конечно же, цветастей.
Расцветали винограды на брегах,
Где лодка плыла,
Убаюкавшись волнами,
Что омыли каменисто
Этих равно-ровно чистых
Вылетающих пределов,
Что сплавлялись понемногу,
Отстучав дорожкой пятку
Из заморской древесины,
Пылью дивных стран покрытой.
Вылезает вверх Ёквилло,
Видит — терем изразцовый,
А внутри сидят созвездий
Гнутых дуг блестящий жемчуг,
Волшебства пылинки Знанья,
Озарений мармеладки,
Куролесят там фазаны,
А сазаны озерцами
Чьих-то глаз, увитых Силой,
Средь икающих, но милых
Кукушат не копошатся,
А летят в чудесном паре,
В облаков туманных душках,
Хлопка набивных подушках.
Так хозяйка привечала
Звонкогласого Еквилло,
Что, сверкая третьим глазом,
Ламповым аквамираном
Точно бы лучине внемлет.
А куда исчезли земли,
Что отсюда и досюда
Доходили не ногами,
А явлением пространства,
Протяжённостью раздолья,
Единения Ахына,
Йоналды всевыраженья,
Откровенно, с чеснотою,
От души или от Духа,
Или от всего и сразу
И зачем-то и куда-то.
Но у острова большого
Под названием Елваайаахум,
А ещё зовётся Вечный
Изначальный многошарик.
Многорукий, многодумный
Там сидит в пещере света,
Имя — Эшошхотль Нохатль,
Он всемирно разумеет
Этот теневой театр,
Эти отблески на стенках,
Что все жизнью называют.
Ну а он едва кивает
Повторяя те напевы,
Волновидные тропинки,
Перекрёстки обстоятельств,
Встречи всех причин и следствий,
Его тело легче солнца,
Отблеска, что зайцем скачет,
По стене седых вигвамов,
Бело-лунней селенита,
Серебристей, чем ванадий,
Крылья кружат мотыльками.
Эшошхотль с тремя глазами
Видит сон сквозь измеренья.
Видит много сновидений
Одновременно и сразу.
Мы все — отзвуки мышленья
Грёз космических Нохатля.
Но, как помним мы, Ёквилло,
Путешественник ногами,
Приплыватель островами
На чуть выдолбленной лодке
Льдистых вод большой ходитель,
Ледоколов дальний предок.
На том острове вкуснейшем
Обнаружил Эшошхотля
В полудрёме, уносящей
За далёкие пределы,
За моря цветов и фруктов,
И за океан восторга.
Подошёл к дремцу сей странник,
Пробудил его от дрёмы,
Растолкал биеньем сердца,
Опахалами обвеяв,
Рапахнув дожди плащами.
В этот миг Ничто настало,
Ведь Нохатль пробудился.
Ослепило раздвиженье
Бесконечности вершений.
Видит: выключилось Что-то,
И тогда Ничто включилось.
Всё вокруг уравновесив
Притяжением основы.
Миг - и снова распахнулось,
Оказалось, удивилось,
И призналось, что казаться -
Вот единственный удел наш
Проявления явленья,
В полынью её ныряет
Спорадический скиталец.
На изнанке - тайны дивны,
На изнанке дива - тайны,
Там ещё растут поганки,
Между прочим вопрошая.
Понял — это изъявленье,
Но его вершится поиск.
Ждут поля за горизонтом
Врат, что бабочкой крылятся.
Перепрыгнул — и готово!
Видит — волос, точно голос,
Вьётся тропками из песен,
Льётся, как трезвоны линий.
Мы весьма опять лишь вспомнив,
Обрели стремленье воли,
Оттого ль в юдоли доле
Жизнь взвивает хороводик.
Целый год в своей природе,
Лесом свежим вынув ветки,
Что знаменьями не редки
Оттого, что - ах - высоки.
Шли — не шли, а возлетали,
Песни пели, знали внятно,
Что Ёквилло вопрошавший
Столь же прав, сколь лев на перед,
Видит, внемлет, понимает,
И кивает он чуть слышно,
Поднимает старец очи
И подсвечивает путь он.
Было, знаете ль такое,
Чтоб за спинами сверкало,
Точно солнечные нити
Тянут молнии в округе.
Щупо-пальцы - их отростки,
Мёдом светятся бороздки,
Опаляет фиолетом их взъяснённый
Вроде ключик,
Но на деле — ключ Иначе.
На неделе видишь краски
Предрассветной этой смазки
Для извилин дорогих их.
Всякий жизни где-то ищет,
А она совсем не знает,
Что способна потеряться,
Жизнь ведь — естество простое.
Просто есть, что существует,
Проявляется в сознанье,
Отражаясь небосклоном
Луж осенней череды. Пыщ!
Их суровость — чище ночи,
Их наполненность вершится,
Их омыли искры Были,
Стали в точности собою.
Вот тогда Ёквилло прыгнул,
Вот тогда Ёквилло гакнул.
Он, летящий на ракете
В космос крапчато, как осмос,
На Луне своей явился.
Спрыгнул на Луну, на отдых,
Чтоб подальше от народа,
Проявиться по чуть-чутко,
А потом взрасти колонной,
А затем клубиться тучкой,
Плыть могучею дремучкой,
Отвечая почему — xa! -
Всё такое, как взрастилось
Отраженьем в чьи-то руки,
Сотворившие все Земли,
Многодумных сфер миренье,
Всё — как есть,
Но только тише:
Вам Ёквилло скажет даже,
Как резвился в озаренье
На далёких островах он.
Раз поплыл в бревне дубовом,
По реке из льдин сплавляясь,
А вокруг сопели туи,
Ёлки шишками трясли ум.
Распускался у дороги
Одуванчик, дувший влево,
Видит вдруг, что мир узрелся,
А ещё жилище дивчин,
Чьи одежды мхом завиты,
Чьи слова ручьям подобны,
Мысли капнут в океаны
Единенья вечных ликов.
Их движения, как будто
Трепетно визжит русалка,
Колыхаясь огоньками
Из кувшинки лепесточков.
Их вол`ос пшеничит греча,
Точно водоросли лета,
Голоса их — что конфеты,
А в глазах застыл восторжек,
Сахарятся неба выси,
С древом воедино слились,
Его ток — их цельный разум,
Воплощённый естествами.
Колдовство — их песен мантры,
Звонкий разум чует тело
Перетоками истоков,
Возвращаясь вспять Начала
Ко всему, что отворило
Сущностный исток вниманья,
И, наполнившись повсюду,
Рацвело их краской света.
Слишишь? - не томись, Ёквилло,
Горный дух тебе на ушко
Говорит: «Не дев ты видишь,
А источники дриады!
Родники древесной Силы!
Светлячковые поляны,
Где танцуют ведьмы эти
Отродясь! Иль наугад ли?»
Ты пойди за ними в тайны,
Ты пойми за ними сути,
Но когда о сути спросят,
Ничего не отвечай им.
Ты касаемого знаешь,
То, что передано — мнимо.
Ведь не ты был неким целым,
Верви обретя Пустотность.
Частота — полоска Нечто,
Нарисованная нами.
На изгибах между линий
Зримого цвета явились.
Его краски дребезжащи,
Ведь ни капли не сравнимы
С тем, откуда зрит Иное
Воплощаясь через самость.
Пусть дриады уплясались
На поляне разностравья,
Ты пойди за ними лесом -
Станешь сродни чудесатым.
Видит — горная русалка,
Точно салками влекома,
На деревьях восседает,
Чуть моря приоткрывая.
Её волосы слоями
По строениям порядка
Полностью развоплотились,
Обретя тенистый облик.
Эх, Ёквилло — отрицатель.
Он, конечно, на поляне
Выбирает лучший остров,
Чтобы вдруг изобразиться.
На волнах змеистых моря,
В белой пенке океана,
И ничто не соразмерно
Источителю сияний.
Солнцу вышнему подобен
Этот светлый источитель,
Этот хмель елей и сосен.
Отворотов подворотен
Симарглутость свистопляски
Озаряет небосводы,
Окунувшись в блик ярчайший
Электрической природы.
Грому, молнии подобно,
По ту сторону взлетело,
Воспарило, обернулось
Это тело огоньками.
Нас бутоны звёздных лилий
Человеком обкарнали
Невесомости идиллий
В пустотелые спирали.
Он приходит — город пышет,
А в котомке спит русалка!
Её взгляды спелых вишен
Перевесил глаз ведуньи.
Он сподобен для познанья,
В нём лазейка чуда Яви.
Он, как пёрышко без веса,
Но — о диво — безграничен.
Очертил вуалью звёздной
Торт Кристаллики галактик.
В том глазу сидит Источник,
Созерцатель оборотных
Линий вытянутых лилий,
И цветов садов прекрасных!
То трезвонами несётся,
Пляшет огненно горнило,
Источает мирозданье
Севером болота вспомнив!
В каждой ягоде лесистой,
В каждом тоненьком грибочке
Проявленье Запределья,
Тихой тайны веществами
Выражает забыванье
Переноса разделений.
Если снова смотришь прямо,
То паришь вовне, наружу,
В облака влезая сладко
По канату, по берёзе,
Поднимается телесно -
И ментально открывает
Верхний мир Мандухва Эйла,
Она — цвет из шерсти света,
Что прописан у русалки
В третьем глазе постиженья.
Та русалка, точно котик,
Вся в мешочек уместилась.
Её тащит на загорбке
Весь такой себе Ёквилло.
Он сперва приходит в город,
Дабы сдать её на жемчуг,
А она совсем не хочет:
Её хвост из ткани лета,
Её взгляд синее мая,
Зеленеет горным лесом
Шибко стройная русалка.
Ух! Ёквилло видит компас,
В той русалке — указатель,
Композиция гармоний,
И тогда взошли три солнца,
А Ёквилло озарило!
Вместе — единенье множит,
И усиливает меры,
Закружив в леса морошки,
Во владения Хурмхура,
Полагает, что тропинка
Его выведет к дороге.
Но тропинка не выводит.
Она странностью внимает
На глаза его провалин.
Он всецело понимает -
Это дебри просветленья.
Когда множит запредельность,
Дух сливается к основам.
Путь русалка указала,
И плывут они морями
В Ледовитом океане.
Парусник солёный ветром
Обдувается немного,
Чтобы приоткрыть ту тропку,
И по ней идти годами,
Всевозможности воспр`иняв!
Широки его охваты
Тонких глазок, уделивших
Для Ёквилло три светила,
Их объединил могучий
Ляппянтайоннен брадатый.
Видит звездчатый Ёквилло,
Как светило натворило
Совершенство изъявленья,
Точно сумрачные ёлки,
Будто горные туннели
Или козлики из снега.
А на пне свершает бело
Волшебство дедок кудлатый,
Он немного поведмедил,
Но почистил за собою,
Совершая единенье,
Естествляя совершенство
Тонких ниток рекозримых,
Расцветастой волосицы.
Расположенною птицей
Этих красноглазых рыков
Потемнённых худодожеств,
Серебристо поклонился.
И тогда лучи проснулись,
Из-за пня взметнулись в небо,
Что озёрами мерцало
Сонных глаз его раскрытых.
Он сверкал! Ляппянтайоннен
В одеяниях из мела,
Борода его белела
Губы стали паутинкой,
Нос морковкою горбатой
Полукружьем изогнулся,
Глаз орлиный серебрился,
Точно шабаш там плясали,
Пламенея огоньками,
Сотни дюжин дев ведьмачьих,
Колосея волосами.
Под подол глядит атл`асный,
Тонким бархатом одетый,
Рыжей рыською смягчившись.
Там — сплошные лучезарки,
Там - одни новокукушки,
Там - сплошные буреломы,
Косогоры из соломы
Породнились с волосами.
Там - колпак над колпаками,
Не колпак Ёквилло. Сила
Фиолетовости вышек,
Пышных мореславных ручек,
Гребешков глубинных, юных,
Что пегасам неподвластны,
Что атлантам приворотны,
Из дремучей подворотни
Принесли огонь излить их
Верхотурья тонких линий,
Кружевов двойных народных.
Испеки себя в лепёшке
Новой грани за пригодной
Восходящей горкой речки.
Если видел ты, как воды
Вверх вздымают токи, волны,
Поднимая водопады
В кучевые водоводы!
Вольных вод волноотводы
Индевеют оком неба,
Что иначе выгибалось,
Точно бы спирали знали
Будущих их мшистых уток,
Улетавших за истоки,
Но узнали? Это точно!
Точно гор Ляппянтайоннен.
Он и сам — косо гористый,
Его истин ток неведом,
Он узорами расцвечен
Северных долин незримых,
Что настилами свершились
Фиолетовых сугробов,
Чуть приподнятых указов,
Да алмазов неделимых,
Изогн`утых нитью стройной
Гордых голосов минуты,
Чуть секунд елейно стройных,
Вожделеет фазу сна он
Наложить на вертикали
Освещенья Веретений.
Если ты внутри — фонарик,
Это знает дух Ёквилло,
Ибо Сила озарила нежной
Лапушкой кошачьей,
Чья улыбка умиляла
Тролля д`убовость лесисто.
На кузнечиках кататься,
Ветры бури оседлавший,
Со всей эпохальной дури
Карнавального Ахына.
Но не может высотою
Точка мира устояться,
Она будет кочеврягой.
Точно лунною корягой,
Тени тигра подыгравши,
Из кустов слепился образ,
Что всего лишь взгляда облик -
Отклик на начал сплетенья
Ранних отпечатков мыслей.
Он в уме слагал былины,
В них Вселенные свершались,
Поднимались океаны,
И дельфины песней плыли,
За оврагом упом`янув
Знойных мимов отраженья,
Собиравших по крупицам
То, что вовсе перегнало
Мысль времён в десятилетья.
Ляппянтайоннен в сторожке
Дожидался табурета:
Семитайную посылку.
Разве вы не знали ране:
Табуреты под запретом.
Заменить должны их сгустки
Маны, сотканной из молний,
Мягких солнечных Пролётков:
Птах семейства воробьиных.
Эти птицы знают сено,
Осень их — сезон исканий,
Их леса из кедра с дубом.
Их пора всегда и всюду
Чуть развоплотить скрепленья,
Чтоб пройти сквозь сыр из мира,
Моцарелле приспособлен,
Но варягам уподоблен.
Чу! Избушка знает дело,
Если окрылится сутью.
Тропка устлана камнями,
Ведь идти чтоб - знанье нужно.
Пусть тогда смарагды станут
Не сморчкам изнанкой схожи,
А волнистым птицам южным,
Атраскелвы не видавших,
И не зривших на Фисуутннен,
Где за Землями Гиэллы
Матароклус Тяроляйнен
Загребает мшисто льдины,
Ветром к берегу сбирая.
В небесах повисли тучи,
Бури полночь в сок сжинают,
Жук их высосал из пальца
Заземление Луною.
Ведь Гиэлла-ярловица,
Точно вереск скал покатых.
Деревянный Тяроляйнен
Ей приходится садовник.
А в саду есть плод Всезнанья,
Там растёт орех приятный,
Есть цветок изнанки мира
И кустишки каламбуров.
Мимолётнее сумбуров
Может быть скорее ровно.
Постоянное движенье
Есть скольжение энергий.
И Ёквилло ждёт в кибитке,
Чтобы ехать дальше в небо,
Но излучина у речки
Всё блестит не унимаясь,
Вопрошая у Ёквилло:
Точно ход затеять хочешь?
Ведь назад не ходят тропы,
Если перейдёшь — познаешь
Всемирское удивленье,
Но понравится оно ли?
Если вновь вернуться жаждешь,
Зришь лишь тени — длани мира.
Те, что ране удивляли,
Строят башни на обмане.
Но вокруг искон такое,
Что вообще у солнца днишко.
Солнце — вышнее светило,
В нём для нас сокрыта сила,
Точно силу ту явило
Мастерство сно-озарений.
Да! - кивнул в ответ Ёквилло.
Я идущий вечно странник
За твоею бородою.
Ляппянтайоннен умаслен,
Улыбается и видит:
Всё как будто Бесконечность
С нарисованной звездою.
В том лесу есть мухоморы.
В том лесу волчанник стынет
Красной ягодкой-весною.
Лазурит там носят люди
За приплечными мешками,
Там их россыпей паренье
Прямо в воздухе пылинкой.
Прямо в воздухе кострами,
Озаряясь в самом сердце -
Панорамный мореход Хо
У брегов седой Ундеги,
Что озёр всех чарост`ее.
Там надел Ёквилло крылья
И тогда его взмахнуло,
Воспарило, разминуло
За приземистый колп`анец.
Вмиг увидел эти дали,
Проявившись зеркалами
Искажения разл`ились.
Угол — их определенье,
От истоков ответвленье.
Он вокруг разрадужился,
И шагнул в Вершины Тоги.
Стал Ёквилло Заглянувшим,
Ляппянтайненном взращённым,
Точно острие — сознанье.
А вещественности - разум.
Йоналды Ахын — в стремленье.
Это каждый с детства знает.
Его принцип есть решенье
Рун театра гвалтов юрких.
Снизошло повествованье
На былинного героя.
Йоналды Ахын — призванье
Потрезвонить головою.
Зреет посреди полянки
Внеземная голубика,
Понимает — это дыры
В Зазеркалье голосятся.
Там совой Ахын порхает,
Там пастух пройоналдырил
Остров Фьюнненваайялопаас
А на деле — станешь глазом.
Так Ёквилло сразу понял,
Что к чему.
Взял — и наделся.
Дым Ёквилло крылья вылил
Из дуплистых плеч гор`истых.
Истин славных осмыслённей,
Прерываниям волнистым,
Что потоком источают
Хмелеводство шмелевистей
Сладких устьиц листозвонных
Лавродубых эвкалиптов,
Кедров. Или можжевельник
На причале `юдоль скрасил,
Чтобы был Ёквилло сносней,
И ерша себе не мерил
На косички мышек-ушек,
А разглаживал рукою
Глаз межзвёздных океанов
Веретёна удалений
В Ничего из Ниоткуда,
Ни для Как. А быть ли может
Эта сфера восприятий?
Весь вниманье — осенённый
Луч плетёт свои узоры,
Как научен он, бывало,
Прошлым облачных деяний,
Ибо мир чего коснулся -
Отпечатался навеки,
Оживил сторон влиянье,
И взаимоподобленье.
Но частями — значит криво,
Шаткий шар из тонких граней,
Бесконечный многогранник,
Отказавшийся от чисел.
Зрит Ёквилло — лун моренье
Катит волны, а ракушки
Отражаются клешн`ями
Розоватых крабьих глазок.
И у моря неба млека
Восседал на мшистом камне,
Точно пне осоловелом,
Сам Елдыз вовне повсюду.
Он светился облаками,
Глаз его цветы сверкали
За спирали ягод мира.
Фильтаньолла светоч носит,
Её руки тонко пляшут.
Она видит, как восходы
Уплывают кораблями.
То драккарами за ветром,
То лишь кноррами на суше
Эти ветви метко знают
Коридоры изменений.
 В крынках рук Елдыз мерещит
Непонятную безбрежность,
Никаковость в никудатость,
Она крутится, как улей
Сладких пчёл, слегка стеснённых
Бортником овеществленья,
Ходом самопроявленья,
Что горит незримо, ясно!
Вылезает дух из леса
В шляпке алого заката,
На его полозьях взгляды.
Их Еквилло собирает
По ветвям рогов оленьих
По пескам заморских песен,
Среди скал коврово-мшистых,
Омываемых купелью
Эоярви вод зеркальных,
Вод лучистых, заозёрных,
Наполняемых брегами
Родников отныне юных,
Чьи цветы — лазурь кубышки,
Чьи снега в Онегу впали,
По спирали за Лапландским
Прошептательным лесочком:
Болотн`ящаяся кочка
Трав земного косогора,
Где его открылся взору
Вяз коряжистый, вселистный,
Упирающий макушкой
За небесные преграды.
На седьмом, однако ж, небе
Колосятся переплеши,
Вяз зелёный, точно леший,
Но громадней волкопадов.
 Имя древа неизвестно.
В кроне орликом взирая
Сел властительный и тихий
Кояндыр Айыыкутхайнен.
Взор его планетой пахнет,
Нос его - совиной стати.
Шепчет тайные заклятья
На дорунных триязицех,
Посох пальцами пронизан.
И искрится, и играет
На сучках и нитях выпи
Пыль из звёздности галактик,
Пыль сияния большого.
То Ёквилло не придумал,
То — всё ведал, всё увидел.
Говорил ему брадато
Хрипотцой уставши в гласе,
Кратко вкрадчивом и милом,
Волхвовствами осенённом:
«Здесь — привычные стихии,
Что лицом отныне с нами.
Время вне имён настало
Выйдя выведать Искомость.
Но их ярость — сила мира,
Ей проникнись, точно парус,
Ей пронизан будь, Ёквилло,
Древа булочка с изюмом,
Тайны крынка из-под сыра.
Заиграй на лирах, струнах,
Полунайденных в истоках,
Полувывернутых вдоволь,
Чтобы только показаться,
Дабы в юдоль естествиться.
Пропаришь ли, буревестник,
Над волнами Эоярви?
И тогда — тебя накроет
Вневсевечность, успокоит.
Небывалою порою
Единения настанут.
Может быть, ты — просто ключик,
Форма зеркала начала
Без конца существований?
Не родившись — мир не умер
Кувырком вне форм и смыслов.
Переправа есть скрепленье
Отречений отрицанья.
Непроявленности  ж небыль
Есть всего лишь разновидность
Явности, собою данной». -
Так сказан Айыыкутхайнен,
Не снимая капюшона,
Так провозгласил громами
Кояндыр, ума лишённый.
Танцевал он морем света,
Ноги встрепенулись лесом,
Стали пологом черники,
Распластавшейся кустами,
Растянувшейся бурьяном.
Свежестью дышали травы,
Дива голоса уснули,
Отразившись звонким эхом
И скитаясь, вверх несомой,
Белкой `облака в Прилунье.
Развернулся вкруг Ёквилло,
Широко бока расставив,
Чтобы зрить стихии очи,
Чтобы хитростью столкнуться,
Отразить кусочек леса,
Рощицу не дальше неба,
Рисовать на тучах солнце.
Шар вращается, пылая.
Тёплый танец — танец жизни,
Завершения эпохи
Сном возобновленья лета.
И тогда проник за ветер,
И тогда стал легче мошки,
Легче семечка ветрами,
Улетающими вдоволь
За сплошные горизонты.
Этот воздух — составленье
Переплетшихся потоков,
Без оков и от истоков
Проникает дуновенье
В зорь нордических изгибы.
Воссиял он шаром меха,
Белых радуг сочетаний,
Улетая, глас оставил,
Глаз ещё сложил к началам.
Родниками лун с причала
Уплывал корабль Огэн.
Его днище ошаманил,
На варгане песней рея,
Коломкыз Айун Пыктывтав.
Разомкнулись ночи очи,
Развернувшись жаром солнца.
Танец дикий прыгал томно
Кояндыр на ласке лета.
Его стройные куплеты
Заплелись за косы жизней,
Их ветвей переплетенья
Тайноявленных метёлок,
Хвостоклюйных перепёлок,
Рыжих курочек носатых. 
Молоко явил Пыктывтав,
Освятив им темя масла.
Оно тлело за лучинкой
Хондроватенькой сторожки,
Где старушка моет камни,
Чает них Иное увидеть,
Выведав в три долгих  жизни,
Да ещё тридцаток новых,
Чтоб, сполна явившись миру
В сторонах сугубо тонких,
Прикоснувшись к току жизни,
Стать тем лучиком, чьи перья -
Тучи в`олны пред рассветом.
Надо льдистыми морями,
Веет свежестью с краями
Изо гнутых дуновений.
Дух тогда земли коснулся,
Зорь раскрывшись чистой формой,
Кристаллической основой
Идеалов счетоводов.
И Земля есть год из года
Чисел правильных ровнее.
Сеточка их суть сложила,
А планета - токи мыслей,
Их чело созвездий светом
Книг хозяев летописных,
То ли истинных, то ль истых,
Чтит заклятие другое:
Нет ни сотен счетоводов,
Нет ни истин упоённых
Обессмысливанием смыслов,
Поисков себе лишь клеток,
Формой логики одетых.
Знал Ёлдыз: здесь пристань мысли,
Здесь — её овеществленье
В дивное изобретенье,
Но оно само собою
Строит только искаженье
Издали первоосновы.
Не старинно и не ново,
Крайне ночью распевуче.
Разгоняет дым и тучи
Лейками ассоциаций
Ускользающий от формы.
Змеем путь его виётся,
Не тернист, но очень гладок,
Его выемки и втулки
На коре взрастали в Силе,
Потому себя явили.
Их Ёлдыз взывает к миру,
И ему стихии жилок
Открывает направленьем
Коянды Айыыкутхайнен,
Шляпу вывернув в кальсоны.
Видишь — нет, Ничто — белее.
Ослепительное тьмою
Столкновенье перехода.
Равновесия водица
 Пролезает кораблями.
Раз взмахнул - и призрак моря
Отразился, будто компас,
Нас ведущий в земли — дали.
Дальше самых звёзд сокрытых
На изнанку уплываем.
И тогда сомкнут спирали
Хохотливости шерстистой,
Ведь проведав — отрицаешь,
То, что кажется собою.
Очевидность тает мелом,
Свечка сходит высью в пламень,
Его суть пришла казаться.
И тогда на стыке горных,
Столь условных, но исконных
Поисков ручьёв из мира
Понимание вплывает.
Так зовёт, сверкает, манит
Йоналды, скреплённый волей,
Что в Ахыне воплотился.
 Ты вовне Ахын весь носишь,
Чтоб понять — стихии ложны,
Нет их сложности курьёзной,
Нет их единенья в свете.
Ведь взаимоотрицанья
Проявлений оснований -
Вот единственное Нечто,
Воплощённая Таковость.
Спой, скорей, наоборотом,
Ртом раздуй торнадо мира,
Ты, сомкнув, скорей разуешь,
Обуяв себя морями,
Вынырнув за океаны,
Бражниц выпорхнув очами,
Треугольчато смеркаясь,
Ты посеребри воротца.
И к тебе придёт-прискачет
Разных образов вращаясь,
Караван. Как будто в кружке
Дух заваривает чёрный,
Очень чёрный чай Всезнанья,
Ставший отраженьем чистым.
И тогда слились гармоний
Линий чистые напевы.
Уж эклеры королевы
Жвалисто понадкусали.
О, Ёквилло ищет снова!
Может, держит за ладони,
Точно посох, только шарик,
Чистая неодолимость,
Перенеопределимость,
Что повисла между всеми?
Между всеми. Друг, ты в теме?
Счастье в корне - это Нечто!
То ли просто Беконечность
Чрез ничтовость проявилась?
Пой, Ёквилло, горло драя,
Грая вороном пернатым,
Пой Ёквилло за воротца!
А с обратной их сторонки
Созерцает танец тени,
Расцветастой, как бутоны
Гористых жуков смешливых.
Да и сам Ёквилло смехом
Гр`уди склоны наполняет,
Ветром эха угоняет
Косогорки неболазов.
Полосатый, точно радуг
Постоянство отражений
В нескончаемом исходе
За предел, который рядом,
Коего, по правде честной,
Чуть совсем не существует,
Потому он есть, конечно.
Что искал, то породилось
Завершеньем начинаний
И взошло в такие звёзды,
Что не знали смысла Яви.
Ведь подобное не нужно
Понимать, а только чуять.
Расплывался гребнем речек,
Ручейков руками вился
В голосах овеществленья
Всех бесплотностей миражных,
На глазах своих витражных
Он мозаикой чуд`ился.
Переливы начинаний
Снизошли в такое время,
Где ещё он не помыслил,
Что искать ему пристало.
С той естестенностью смыслов
Возлежит Существованье.
Стал Ёквилло той корою,
Из которой гриб вылазит,
Стал он ягодой под солнцем,
Сладкой патокой покоя,
И постиг себя в эпохах,
Равно как и в предстоящем.
Но покуда был в прошедшем,
Не изведал расстояний
Безграничных на былинке.
В будущем иной он формы,
Не познавший проявился,
Что, конечно, не Ёквилло,
А сомнамбула ныряний.
В новых граней вихри, ветры,
Бурей штормы чувств иллюзий,
Что вершат людские жизни,
Порождая столкновенья.
Их проходит куст у моря,
Их гуляет ёж заморский,
Буревестник океана
Горло грает тоже снами,
Всё ничем в тот миг явилось,
Чудятся забавы, страхи,
Перевёртыши и крылья,
Корешки и духи леса,
Гнёзд дома, закаты века,
В их сплошном мноогообразье
Выражается отсутствий
Недосказанность. И кролик,
Выводящий за пределы.
Проживал чужие жизни,
Может и свои — кто знает?
Проявлял на свет идеи,
Что всегда вокруг витали,
Всё что будет - существует,
Всё что было — повторится,
Дланью прошлого границу,
Как страницу рассекает
Среброрёбрами ладошек.
Он — бобёр и рек паренье,
Новых он планет найдитель,
Превозмог чрез оживитель
Мозг слоисто наизнанку:
Сущность без себя самее.
Всех возможностей истоки -
В том, что ввек не проявилось.
Гор ухрябистых,  ручьистых
Протекает знойно лето,
В каждой точке — спал Ёквилло,
Всех былиночек коснулся,
Позевнул и обернулся,
Чтоб позвать идти стоп`ами
За вихрястыми троп`ами,
Вито ль, прямо ль растянулись?
Понял он — не существует
Мирозданья отрицанья,
Ведь покуда всё в природе
Никогда не начиналось,
То оно и есть — исконность.
А когда Непроявленье
Есть само Существованье
Чрез отсутсвие отсутствий,
То проявленность есть явность
Выдумки людских сказаний.
Всё — суть бесконечность формы
Минимальных изменений,
В отрицанье уходящих
Без любых условно зримых
Коридоров столкновений,
Что лишь кажутся, коль видишь
Всё из двух определённых,
Диких сказок воскрешённых
На сравненьях отделений.
Но напротив у любого
Изначального везенья
Показались, точно волны,
Покивали гребешкими,
Дабы слиться в танце поля,
Колосистости узоров.
А Ёквилло ведал тайны,
Их главнейшая — смыканье
От начал и до познанья,
Где уж знать не остаётся.
И тогда всегда по новой,
Есть лишь блики выражений
Мироздания большого,
Что в ушко иглы пролезет.
Если вместо кувырками
Унесённого смещенья
Встать на гребне перехода
От явления к явленью,
То тотчас ядро познаешь,
И, хотя оно снаружи
Кажется, пока не знаешь,
Чем касанье то чревато,
Тотчас же внутри отыщешь
То же самое, ведь в мире
Вещи все неразделимы.
И, сполна испив нектара,
Что дарует плод познанья,
Ты в забвении без граней
Существом вселиким станешь -
То же самое, что вовсе
Не иметь лица и прошлых
Совершений сознаванья.
Так Ёквилло похихикал,
И пошёл лесной тропинкой,
Знает он, что дышит Вечность
В глубину зениц раскрытых.
И ничто не нужно в общем.
Вот историю такую
Вам поведал про Ёквилло,
Песнь испел хождений древних,
Древа дедушкины сказы,
Так что верьте, коль хотите.
Коль хотите — не поверьте.
То же самое всё будет.
То, что Йоналды прозв`анно,
Да Ахыном уточнённо
И Ёквилло воплощённо
Разницы никак не знает.
Мудро дед Елдыз икает,
Странствуя своей дорогой.
Быть или не быть — не выбор.
А не быть и быть — вот правда.
Сел Ёквилло на дельфина.
Почему бы не поплавать,
Если мириады жизней
Его Вечностью бутонят?