Три Голема

              .         I.


В Праге с древних пор евреи
Среди чехов мирно жили,
Торговали – богатели,
Чехам пользу приносили.

Но в шестнадцатом столетье
Наступили испытанья:
Прагу немцы захватили,
Юдофобские созданья.

Начались тогда поборы,
Начались тогда погромы…
Холокост ещё не скоро,
Но жрецы его знакомы…

Не было конца печалям
Горьким у сынов Сиона,
Но раввина Махараля
Мир не зря считал учёным,

Каббалистом, астрономом,
Знаменитым звездочётом,
И, как нынче, за кордоном
Принимаем был с почётом.

Был он за свободу слова,
Мысли, духа человека
(Нет, не впустим мы такого
Из шестнадцатого века!).

Чтоб спасти бедняг-семитов,
Махараль слепил из глины
Очень крупных габаритов
Грубой формы исполина.

Схож был с получеловеком,
Полуглыбой многотонной,
Изваянием-калекой,
Жизни полностью лишённым.

И он назван был раввином
«Голем» – сделанный из грязи
На иврите – иль из глины
(Чем не имечко для мрази?!).

И к Господней вящей славе,
Написал раввин два слога –
Лишь четыре буквы «ЯХВЕ»
На бумажке – имя Бога.

И вложил он ту бумажку
В рот открытый исполину,
Как вздохнул тот Голем тяжко
И сказал: «Я твой!» раввину.

И сказал раввин колоссу:
«Будь евреям ты защита!
По «еврейскому вопросу»
Враз найдёшь антисемита!

Племя античеловеков
Ты сметай, как грязь, с дороги,
Но евреев мир и чехов
Пусть в любви живёт и в Боге!»

И ходил по Праге голым,
Как сперва Адам в Эдеме,
Правоохранитель Голем
(Но, а это не по теме!).

По еврейскому закону
Равви каждую субботу,
Как и каждый сын Сиона,
Выполнять не мог работу.

Он красивую рубашку
Надевал ловчее франта
И заветную бумажку
Забирал из уст гиганта,

И не думал он о звёздах
(И мышление – работа!),
Ровно сутки длился отдых –
Ночь и целая суббота.

Но ошибку злобный кто-то
Сделать вынудил бедняжку:
Удаляясь на субботу,
Он забыл забрать бумажку!..

И когда очнулся Голем,
Он, лишённый руководства,
Но в любом желанье волен,
Впал в сплошное сумасбродство.

Стал крушить дома и храмы,
И народные собранья,
И творить людские драмы,
И любые злодеянья.

Махараль тогда примчался,
Грех – работу – совершая:
До ужасных уст добрался,
Их бумажки той лишая.

Тот раввином, слава Богу,
Отключён был, словно робот,
И отправлен в синагогу,
На чердак – там слышен ропот.

В тридцать три встаёт он года
Раз, во всех творя тревогу,
Бродит, озирая город,
И уходит в синагогу… 
 

              .         II.

 
Триста лет проходят с лишним,
В рабстве ждёт рабочих масса
Не общенья со Всевышним,
А побед ученья Маркса.

Маркс, конечно, был евреем,
Но в крещении младенцем,
Перестал быть Мардохеем,
Стал он Карлом Марксом, немцем.

Рай отринул он и Бога,
Мир труда – его отчизна,
И для тех, кто жил убого,
Создал Призрак Коммунизма.

И за ним пошли на битвы
Всюду жертвы капитала,
Не слова поя молитвы,
А Интернационала…

Этот марш могучей силы
И поныне незабвенен,
Услыхав его, в России
В мир явился мальчик Ленин.

Он был чуточку евреем,
Говорят, каким-то боком,
То-то красным Моисеем
Стал вождём он и пророком.

Дар такой уж дан евреям
(Как они, мы не пророчим):
То, что мы сейчас имеем,
Троцкий видел, между прочим.

Вырос Ленин, стал марксистом,
Тюрьмы, ссылка… жил в изгнанье,
Господам капиталистам
Он готовил отрицанье –

Всё по Гегелю… Возглавил
Он республику Советов,
Мир труда его восславил,
Древки водрузив рассветов.

Позже был врагом он ранен,
Обагрил ученье кровью,
Хоть и крепок был, как камень,
Не вернуться уж здоровью.

Ленин голема из стали,
Не терпя с рожденья грязи,
Попросил отлить, и Сталин
Из болванки вышел в князи.

Был безжизнен он, хоть новый,
И, чтоб оживить бедняжку,
Ленин идолу стальному
Тайно сунул в рот бумажку.

На бумажке той немецких
Было лишь четыре буквы:
«MARX», что для людей советских
Были знаки, а не звуки.

Сталин вдруг зашевелился,
Стал железным человеком,
Сразу должности добился –
Вождь назвал его генсеком.

«Эта должность, – думал Ленин, –
Ничего для нас не значит»,
Но стальным своим мышленьем
Идол всё считал иначе.

Выполнял он порученья
Ильича всегда на славу,
Критикуя отклоненья
Влево там, в ЦК, иль вправо.

Лишь Ильич к Инессе снова
Уезжал на чая чашку,
Изо рта слуги стального
Вынимал свою бумажку.

И молчал опять, как прежде,
Обездвижившийся идол,
Знал Ильич, что тот Надежде
Чаепития не выдал.

Но Инессу дорогую
Погубила вдруг хвороба,
Стал Ильич, о ней тоскуя,
Ближе к собственному гробу.

Он не верил в благо рая,
В двери ада нараспашку,
Лишь жалел, что, умирая,
Он не смог забрать бумажку

Изо рта слуги стального…
По губам того – улыбка:
Взял бумажку – видит слово
«MARX»… – Здесь явная ошибка!

В ней моей преграда славе! –
Карандаш он взял чернильный,
Слово «MARX» им переправил
Он на «МРАК»… видать, могильный…

В рот он вновь бумажку сунул
И, топча Страну Советов,
Жутким красным мраком дунул,
Начал в нём губить поэтов.

Ибо говорят поэты
Только голосом народа,
В нём всегда сиянье света
И бескрайняя свобода.

А потом уничтоженью
Предал, дьявольски неистов,
Тех, кого ценил так Ленин –
Настоящих коммунистов.

Ввёл кровавые законы,
Погибал от них трудяга –
Не один, а миллионы
В ледяном аду ГУЛАГа.

И пришёл немецкий Голем,
Наш его перепугался,
Но народ, хоть горем болен,
Победил – как лев, сражался.

Но опять нас стал сквозь сито
Смерти сеять Голем чёрный,
Но случайно нас Никита
Спас, придворный шут проворный.

Он сумел взасос притворно,
Словно закурив взатяжку,
Поцелуем благотворно
Злую вытащить бумажку

У чудовища из пасти,
Ничего о ней не зная,
Но оно лишилось власти
И  свалилось издыхая.

В жизни так бывает, в сказке,
Что иной властитель адский
Гибнет, встретив без опаски,
Чей-то поцелуй дурацкий.

А, быть может, глупым не был
Наш Никита? Так бывает,
Что нам для спасенья небо,
Как бы дурней посылает!..


              .         III.


Все волхвы от небосвода
Знают (разве что не Глоба!),
Раз один в тридцать три года
Сталин в ночь встаёт из гроба.

Голем, оспою покрытый
(Не портретный, а как в жизни),
Он быстрей сметает плиты,
Чем стальные механизмы.

В Мавзолей войти боится
Как воришка в каталажку:
Что, как Ленин изловчится –
Вырвет у него бумажку!..

Держит крепко он листочек
Гниловатыми зубами,
Площадь Красную он топчет,
Как копытами, стопами.

Он шагает по Арбату,
Банки частные считает,
Поклоняющихся злату,
Понял, нынче почитают.

И усвоил он внезапно:
Край Советский – в катаклизме,
И теперь Россия – Запад,
Наконец, в капитализме.

Коммунизм теперь не в моде,
Коммунистов не боятся,
И над ним в тупом народе
Можно смело изгаляться.

И не надо притворяться,
Что ты светоч коммунизма,
Надо лишь обогащаться,
Не стесняясь прозаизма.

Только был он недоволен
«Демократией для вида»:
Каждый власть порочить волен,
Коль на жизнь кипит обида!..

Что за митинги марксистов,
Анархистов на Манежной?
Что за сборища сексистов
С гонореей неизбежной?!.

По-английски хватить ботать:
Не язык, а слов осадок!..
Надо Голема сработать,
Чтоб навёл во всём порядок!

Подошёл он вновь к могиле,
Топнул, правда, слабовато
И велел нечистой силе
Голема отлить из злата.

Ибо должен этот Голем
Жить в приятных пережитках:
Всяким золотом доволен –
В ассигнациях и в слитках.

И когда отлит был Голем,
Золотое чудо века,
Был покрыт он тонким слоем –
Слоем как бы человека.

И ему товарищ Сталин
Пожелал добра и власти:
Власть с добром (со златом!) в сплаве –
Нержавеющее счастье!

Был тот Голем не калека,
А блистательный уродец,
Злато в коже человека,
С виду странный инородец.

Он прекрасным всем казался,
Потому что из-под кожи
Запах злата прорывался,
Ставший вдруг всего дороже.

И он выглядел не глупым,
Потому что был он хитрым,
Он умел пойти по трупам,
По сердцам пойти открытым,

Стал давить людей ненужных,
То есть бедняков болезных,
И творить людей наружных,
Золотым нутром полезных.

Стал выкачивать он злато
Из России в виде газа,
И от пристального взгляда
В нос ужались оба глаза:

То ли яблоко на ветке,
То ли бомба шевелится?
Не залезли ль под салфетки
На столе друзья-убийцы?

Трудно властью быть немножко,
Воевать, но не воюя,
И, как будто понарошку,
Убивать людей вживую!

Наш народ внутри дубовый,
Но он добр и ждёт с надеждой
Что чудесный Голем новый,
К нам придёт, добрей, чем прежний!..


20-22 апреля 2022 г.
Москва Люб.